Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

— Что будет, если ты не довезешь товар до Него? — допытывался Голеску. — К примеру, спрячешь где-нибудь и продашь сама?

— Зачем? — отозвалась Амонет.

— Чтобы разбогатеть! — воскликнул Голеску, начиная жалеть, что так сильно накачал ее шампанским. — Чтобы не жить в нищете и несчастии!

Амонет снова расхохоталась — словно трескающийся лед.

— Деньги ничего не меняют, — сказала она. — Ни для меня, ни для тебя.

— А где он живет, этот твой метафорический Черт? — спросил Голеску. — В Бухаресте? В Кронштадте?[41] Хочешь, я поговорю с ним от твоего имени, а? Немножко припугну? Подниму вопрос о пересмотре условий контракта? Я это умею, моя сладкая. Почему бы мне не поговорить с ним как мужчине с мужчиной?

Это вызвало у Амонет такой взрыв жуткого смеха, что она даже уронила коробку.

— И почему бы нам с тобой не извлечь настоящую выгоду из талантов нашего драгоценного крошки Эмиля? — продолжал Голеску. — Какие-нибудь фокусы с цифрами, а? И можно открыть побочное производство любовных напитков, средств от облысения. Мне тут одна птичка напела, что так можно заработать целое состояние, — добавил он с хитрой ухмылкой.

Смех Амонет оборвался. Верхняя губа поднялась, обнажив зубы.

— Я тебе сказала — нет. Эмиль — тайна.

— И от кого же, мадам, мы его прячем? — поинтересовался Голеску.

Амонет только покачала головой. Потом пошарила в пыли, отыскала коробку и вытащила из нее последние конфетки.

— Он найдет, — пробормотала она, ни к кому не обращаясь. — И заберет его у меня. Несправедливо. Его нашла я. Жалкий недоумок — рыщет под холмами. Высматривает ведьмины круги. Поверил в сказки! А надо было все это время искать в лечебницах! Враг говорит: вот, смотрите, мадам, у нас есть маленький гений, который считает себя упырем. И я его увидела — и сразу узнала: большие глаза, большая голова, и я поняла, чья кровь течет в его жилах. Священный грааль Эгея, но нашла его я. С какой стати мне его отдавать? Если уж кто-то и может отыскать лазейку, так это он…

«Опять эти чертовы метафоры», — подумал Голеску.

— Кто такой Эгей? — спросил он, — Это настоящее имя твоего Черта?

— Ха! Он, конечно, спит и видит… меньшее из двух дьяволов… — Дальше она залопотала что-то невразумительное.

Хотя нет — прислушавшись, Голеску уловил слоги, которые шипели и скользили, слагаясь в слова неведомого наречия.

«Еще чуть-чуть — и она просто свалится!» — осенило Голеску.

— Пойдем, моя прелестница, уже поздно, — проворковал он своим самым соблазнительным голосом. — Пора в постельку.

Он притянул Амонет поближе, на ощупь выискивая ходы в ее одежде.

И вдруг оказалось, что он лежит на спине, а над ним парит призрак. Пламенные очи и клыки, черная тень — то ли плащ, то ли крылья, смертоносные когти, занесенные для удара. Он еще успел услышать пронзительный вопль, а потом раздался взрыв, и бархатная чернота разлетелась искрами.

* * *

Открыв глаза, Голеску увидел предрассветную мглу, тусклую синеву, уже лишенную звезд. Он сел, морщась от боли. Одежда вымокла от росы, в голове гудело, и он никак не мог сфокусировать взгляд.

От остывшего кострища поднималась тонкая струйка дыма. Эмиль смирно сидел на том же месте, что и ночью. Он глядел на восток и тихонько скулил, лицо у него застыло от ужаса.

— О Господи и все Твои ангелочки, — простонал Голеску, ощупывая голову. — А что ночью-то было, а?

Эмиль не ответил. Голеску покопался в сумеречных закоулках памяти, которая, учитывая контузию, была не в лучшем состоянии. Он заключил, что попытка соблазнения в целом удалась. Впрочем, как наглядно показывала шишка на лбу, что-то все-таки пошло не так, однако…

Эмиль заплакал, заламывая руки.

— Да что с тобой? — раздраженно спросил Голеску, перекатываясь на живот и поднимаясь на четвереньки.

— Солнце, — хныкал Эмиль, не отрывая взгляда от зарева на горизонте.

— А ты нынче без защитного костюма, да? — проворчал Голеску, осторожно вставая. Он скривился и схватился за голову. — Скажи мне, миниатюрный бессмертный, улыбнулась ли мне удача прошлой ночью? И имеешь ли ты представление, куда подевалась наша черная мадам?

Эмиль только всхлипнул и закрыл лицо руками.

— Ладно, ладно, идем, я положу тебя в твой уютный теплый гробик, — сказал Голеску, отряхивая одежду. — Пошли!

Эмиль торопливо подбежал к нему. Голеску открыл дверь повозки, и бедняга, бросившись внутрь, мгновенно исчез в ящике под койкой Амонет. Дверцу он захлопнул за собой с грохотом. Груда тряпья на койке шевельнулась. Амонет рывком села и уставилась на Голеску.

Взгляды их встретились. «Она тоже не помнит, что было ночью!» — подумал Голеску, и его охватило такое ликование, что мозг забился, словно сердце.

— С вашего позволения, мадам, — произнес он лишь с легкой тенью сожаления. — Я просто укладывал крошку Эмиля в постельку. Вы оставили его на улице, и он сидел там всю ночь.

Он поднял руку, чтобы снять шляпу, но ее не оказалось на месте.

— Вон! — приказала Амонет.

— Сию секунду, мадам, — ответил Голеску и ретировался со всем достоинством, на которое только был способен.

Он закрыл дверь и заметил свою шляпу — она висела на терновом кусту в добрых десяти футах от места, где Голеску лежал.

— Да, должно быть, славно провели время, — сказал он себе, начиная ухмыляться. — Ах, Барбу, старый ты греховодник!

И хотя голова у него болела так, словно намеревалась вот-вот треснуть, он улыбался все время, пока собирал хворост и разводил костер.

* * *

Во время ярмарок на перекрестках больших дорог и в дни почитания святых они ставили свои черные повозки рядом с пестрыми. Амонет предсказывала будущее. Задняя кибитка понемногу снова наполнялась краденым товаром, так что Голеску спал на скатанных коврах и гобеленах, а святые с икон пристально наблюдали за его сном. Вид у них был перепуганный.

О той ночи у костра Амонет не заговаривала. И тем не менее Голеску воображал, будто ее обращение с ним изменилось, отчего самомнение его росло: он замечал странное беспокойство в ее глазах, замешательство, которое в человеке менее суровом сошло бы за смущение.

— Она мечтает обо мне, — заявил он однажды вечером Эмилю, поправляя костер. — На что спорим? Она жаждет меня, но гордость не позволяет ей сдаться!

Эмиль ничего не ответил — лишь глядел, как закипает вода для его вечерней картошки.

Из повозки показалась Амонет. Она подошла к Голеску и швырнула ему клочок бумаги.

— Завтра приезжаем в Кронштадт, — сказала она. — Пойдете в город. Купите все по списку.

— А где прикажете все это искать? — заныл Голеску, изучая бумагу. — В алхимической лаборатории? Про половину я вообще не знаю, что это такое. Кроме, конечно… — Он посмотрел на Амонет снизу вверх, пытаясь скрыть улыбку. — Шоколаду желаете? А какого? Со сливочной помадкой? С коньяком? Грильяж?

— Нет, — ответила Амонет, поворачиваясь к нему спиной. — Мне нужна плитка простого горького шоколада. Найдите кондитера, договоритесь, чтобы продал из своих запасов.

— Хе-хе-хе, — со значением произнес Голеску, но Амонет не обратила на него внимания.

* * *

Хотя Кронштадт был крупным городком, разросшимся за пределы стен средневековой крепости, Голеску понадобилось три ходки в три разные лавки, чтобы раздобыть из списка все кроме шоколада. Да и за шоколадом он охотился битый час, и ему понадобилось все имеющееся коварство и терпение, чтобы уговорить помощника кондитера продать ему плитку простого горького.

— Можно подумать, я военную тайну выпытывал, — ворчал себе под нос Голеску, плетясь прочь с ароматной плиткой весом полфунта, завернутой в вощеную бумажку. — Пфуй! Голеску, непростительное расточительство тратить талант на подобные глупости! Кто ты такой, мальчик на побегушках, что ли?

Вернувшись в лагерь за городом, он не получил ничего похожего на благодарность, которую ожидал. Амонет выхватила у него из рук сумку и тут же начала в ней рыться, а он стоял рядом, переминаясь на натруженных ногах. Амонет вытащила шоколад и уставилась на него. Она еле заметно дрожала, и ноздри ее раздувались. Голеску подумал, что от этого она стала до странности похожа на лошадь.

— Я так понимаю, ужина вы мне не приготовили? — поинтересовался он.

Амонет вздрогнула и повернулась к нему с таким выражением лица, словно он попросил у нее жареного младенца под соусом из каперсов.[42]

— Нет! Возвращайтесь в Кронштадт. Купите себе что-нибудь в трактире. И вообще заночуйте там. Я не хочу видеть вас два дня, понятно? Возвращайтесь на третий день на рассвете.

— Ясно, — оскорбленно буркнул Голеску. — Но в таком случае я должен забрать свои вещи и сбережения, не так ли? Не то что я вам не доверяю, конечно, но…