Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

— Лошадь.

— Да нет, это просто большая собака, — отозвался Голеску, снимая перед хозяином шляпу. — Доброе утро, любезный господин! Позвольте…

Однако тут и он услышал топот копыт. И покрылся испариной, но лишь улыбнулся пошире и продолжил:

— …представиться: доктор Милон Кретулеску из Министерства сельского хозяйства. Я…

Лошадь галопом проскакала по дороге, миновав поворот, но стоило сердцу Голеску снова забиться в привычном ритме, как топот на мгновение стих, а затем начал приближаться.

— …послан, чтобы выразить волю самого князя Александру, который…

— Эй!

— Прошу прощения, минуточку, — проговорил Голеску, оборачиваясь.

Он увидел, как из-за склоненных ветвей, отбрасывающих тень на подъездную дорожку, показался давешний птицевод Буздуган.

— Доктор Кретулеску! — прокричал он, подгоняя лошадь, — У вас еще осталось это снадобье?

— Простите?

— Ну это, которое… — Буздуган заметил другого птицевода и понизил голос: — Которое делает золотые яйца!

— А! — Голеску развернулся так, чтобы хозяину все было видно, и заговорил громче, — Вам нужна «Золотая Игрек-Формула»? Волшебный эликсир, разработанный в Министерстве сельского хозяйства его высочества с целью улучшить птицеводческую продукцию?

— Тсс! Да, она! Я заплачу…

— Говорите, золотые яйца? — закричал Голеску.

— Чего-чего? — Хозяин вытянул шею из-за ворот.

— А не твое собачье дело! — рявкнул Буздуган.

— Но, дорогой мой господин, «Золотую Игрек-Формулу» разрабатывали на благо всем, — сказал Голеску, еще не понимая, что происходит, но твердо решив разыграть свой козырь. — Если этот добрый господин желает воспользоваться преимуществами, которые дают выдающиеся свойства этого средства, я не вправе ему отказать…

— Даю сотню марок за все, что есть у вас в сумке! — завопил Буздуган.

— А что у него в сумке? — сурово спросил хозяин, открывая ворота и выходя.

— «Золотая Игрек-Формула»! — провозгласил Голеску, выхватывая саквояж из вялых рук Эмиля и распахивая его. Он вытащил пузырек на солнечный свет. — Взгляните!

— А что там про золотые яйца? — спросил хозяин, приближаясь.

— Ничего! — отрезал Буздуган. — Двести, доктор. Я не шучу. Прошу вас.

— Этот достойный господин прибегнул к гиперболе, — объяснил Голеску хозяину, — Золотые яйца? Ну что вы, у меня и в мыслях не было заявлять, будто «Золотая Игрек-Формула» оказывает такое воздействие. Вы приняли бы меня за шарлатана! Это всего-навсего самая лучшая и самая современная пищевая добавка для птиц…

— Тогда хочу бутылку, — сказал хозяин.

Буздуган скрипнул зубами.

— Я беру остальные! — заявил он.

— Полегче! — отозвался хозяин. — Средство-то, наверное, хорошее, да? А ты все себе хочешь заграбастать? Может, я две захочу купить!

— Господа, господа, не нужно ссориться, — вмешался Голеску. — У меня тут достаточно «Золотой Игрек-Формулы». Прошу вас, мой добрый Буздуган, раз уж вы удовлетворенный покупатель, не соблаговолите ли рассказать нам, какие немедленные и впечатляющие результаты применения «Золотой Игрек-Формулы» вы заметили в своем птицеводческом хозяйстве?

— Ладно, — неохотно согласился Буздуган. — Громадные яйца, желтые, как золото. А петухи, как выпили, пришли в такую охоту, что сегодня все курицы сидели на яйцах, похожих на горки золота. Двести пятьдесят за сумку, а? Что скажете, доктор?

* * *

Обратно на поляну Голеску сам тащил саквояж, поскольку по сравнению с утром он заметно потяжелел. Но, несмотря на увесистую ношу, Голеску шагал непривычно быстро, волоча Эмиля за собой. Когда они вернулись к повозке, он зашвырнул Эмиля внутрь, взобрался сам и закрыл за собой дверь. И тут же начал раздеваться, прервавшись лишь затем, чтобы разок заглянуть в саквояж и приободриться. Но почему-то даже то обстоятельство, что саквояж был полон звонких монет, не заставило его улыбнуться.

— Что случилось-то? — спросил он, скидывая фрак. — Я продал этому человеку два пузырька желтой краски. Никакой не волшебный эликсир!

Эмиль стоял столбом, совершенно безучастный в своем маскировочном костюме, пока Голеску не протянул руку и не сорвал с него очки.

— Я говорю, мы продали ему поддельное лекарство! — воскликнул он. — Так?

Эмиль заморгал.

— Нет, — ответил он. — Средство, чтобы получались гигантские цыплята.

— Да нет, дубина ты стоеросовая, это мы только так говорили! — простонал Голеску, стаскивая полосатые брюки. Он скрутил их вместе с фраком и отшвырнул в сторону. — Мы врали, ты что, не понял?

— Нет, — отозвался Эмиль.

В его бесстрастном тоне было что-то такое, отчего Голеску застыл, не успев натянуть домотканые штаны. Он испытующе воззрился на Эмиля.

— Ты что, не понимаешь, когда врут? — спросил Голеску. — Может, и не понимаешь. И при этом ты гений из гениев, правда? А пока снадобье варилось в корыте, я заснул. Гм… гм-гм…

Он застегнул штаны, надел рубаху и долго молчал, не сводя взгляда с бледного лица Эмиля.

— Скажи-ка мне, прелестное дитя, — произнес он наконец, — Добавлял ли ты что-нибудь в корыто, пока я спал?

— Да, — сказал Эмиль.

— А что?

В ответ Эмиль разразился длинным перечнем ингредиентов, в основном каких-то химикалий, по крайней мере, Голеску так решил. Он нетерпеливо поднял руку.

— Хватит, хватит! До ближайшей лавки три часа ходьбы. Где ты все это достал?

— Там, — проговорил Эмиль, указывая на саркофаг из папье-маше. — Кое-что я взял из земли. А кое-что получилось из листьев.

Голеску немедленно бросился к саркофагу и открыл его. С виду он был пуст, но Голеску нащупал второе дно. Подковырнув картонку, он обнаружил ящик со множеством перегородок, в котором стояли пузырьки, баночки и мешочки со всевозможными веществами. От них слегка пахло специями.

— Ага, — произнес Голеску, закрывая саркофаг.

Он отодвинул его в сторону и, прищурившись, пристально посмотрел на Эмиля. Пошагав немного по повозке, он сел на койку.

— А откуда ты знаешь, — проговорил он несколько ниже своего обычного рева, — из чего состоит снадобье, чтобы получались гигантские цыплята?

Эмиль поднял на него кроличьи глаза. Голеску заметил в них странное выражение. Неужели… насмешка?!

— Знаю, и все, — ответил Эмиль, и в его ровном тоне тоже вполне могла быть насмешка.

— Как знаешь, сколько зерен в кувшине?

— Да.

Голеску потер ладони — медленно.

— Ах, мой золотой малыш, — пропел он. — О мой яхонтовый, мой сахарный, мой талисманчик! — Тут его осенило. — Скажи-ка мне, моя прелесть, — продолжал он. — Ты несколько раз упомянул о каком-то Черном Зелье. Можешь сказать дядюшке Барбу, что это такое, душенька?

— Я делаю ей Черное Зелье каждый месяц, — отозвался Эмиль.

— Правда? — усмехнулся Голеску. — Это чтобы не было детишек? Нет-нет, любовь ее не интересует. Пока. А что происходит, когда она выпивает Черное Зелье, мой зайчик?

— Она не умирает, — сказал Эмиль с легчайшей ноткой печали.

Голеску откинулся назад, словно его толкнули.

— О все святые и ангелы небесные! — пробормотал он.

Некоторое время мысли жужжали в его голове, словно рой потревоженных пчел. Наконец он достаточно овладел собой, чтобы спросить:

— А сколько лет мадам Амонет?

— Много, — ответил Эмиль.

— Очень?

— Очень.

— А тебе сколько лет?

— Не знаю.

— Понятно. — Голеску не шевелился и все глядел на Эмиля. — Вот потому-то она и не хочет привлекать к тебе внимания. Ты ее философский камень, ее источник живой воды. Да? Но если дело в этом… — Вздрогнув, он поднялся. — Нет, это безумие. Ты, Голеску, слишком много времени провел на сцене. Наверное, она просто чем-то больна, в этом-то и дело, и ей нужно лекарство, чтобы поддерживать здоровье. Ух! Остается надеяться, что это незаразно. Она больна, малютка Эмил?

— Нет, — сказал Эмиль.

— Нет? Ладно. Голеску, друг мой, не забывай, что беседуешь с идиотом.

Однако воображение его никак не унималось, пока он заметал следы куриной аферы и потом весь тот долгий день до самого вечера. Несколько раз до него доносился топот копыт: кто-то скакал мимо — может быть, искал доктора Кретулеску?

Когда на землю опустились первые сумеречные тени, Голеску выбрался наружу и разжег костер. Сидя у огня, он услышал, как по дороге едет повозка, а минуту спустя — треск веток, который означал, что повозка свернула и направляется на поляну. Голеску изобразил на лице гримасу, которая, как он надеялся, должна была сойти за невинность, собачью преданность и терпение, и быстренько повернул над костром сковороду с колбасой и хлебом.

— С возвращением, моя королева! — крикнул он, едва завидев Амонет. — Видите? Я не только не сбежал с Эмилем в картежный притон, но и приготовил вам славный ужин. Садитесь перекусите. Я займусь лошадьми.