Когда осенние печали. Часть 3. - Эвелина Пиженко

— Выходит — та самая.

— Знаешь, какая интересная история, Миша… Мне же наказание тогда не только за опоздание влепили… Ротный к себе сразу вызвал… думал, что я пьяный пришёл. А я — трезвый… Ну, он, чтобы кураж не пропадал, прицепился к внешнему виду. А у меня вместо пуговки только нитки торчат… Да я и не помнил, где я её потерял. Думал, может, по дороге отвалилась, я же назад как спринтер мчался. Дождь лупит, а я лечу, дороги не вижу…

— Мать её хотела выбросить. Но бабушка спрятала, а потом отдала мне.

— Выходит, ты её хранил?.. — положив пуговицу в центр ладони, Александр изо всех сил сжал кисть и снова посмотрел на сына. — Почему ты её хранил?.. Миша?..

— Честно? — тот слегка улыбнулся уголком губ — улыбка получилась грустной.

— Честно.

— Если честно, то не знаю. Просто хранил… — в душе понимая, что именно хотел услышать в ответ Александр, Миша, тем не менее, не смог соврать. — Раньше она в спичечном коробке лежала, а недавно Злата мне под неё вот такой сундучок выделила. Говорит, это семейная реликвия.

— Может, она и права… — Морозов тоже слегка усмехнулся. — Мне тогда командир сказал — месяц за опоздание, месяц за пуговицу… Кто знает, найди я Алю на месяц раньше, как сложилась бы наша жизнь…

— Лучше об этом не думать, — Михаил вновь открыл сундучок. — Если вы не против, то пусть она так и остаётся у меня, в качестве семейной реликвии.

— Конечно, я не против, — подержав ещё несколько секунд, Александр явно нехотя водрузил пуговицу на место. — И ты прав. Лучше не думать. Хотя с твоей мамой мне нужно было бы увидеться в первую очередь. Я ведь эти три недели только и думал, как правильно поступить. Я же совершенно не знаю, как живёт она… как живёшь ты. Знать правду самому — это одно. Но обрушить эту правду на других… а нужна ли она — им?.. Так ведь можно и чужую жизнь сломать.

— Ну, вот и я все эти годы думал как–то так… — Мясников положил сундучок в ящик и, задвинув его, снова присел напротив.

— Зря ты не пришёл ко мне раньше!

— Не знаю, Александр Иванович… — Михаил медленно покачал головой. — Честно — не знаю. Зря или не зря… У вас была своя жизнь, своя семья. Так же, как и у моих родителей. Они уже давно разошлись, но… Я ведь не сирота. Да и всю правду я узнал не так давно. Вначале мне была озвучена совсем другая версия.

— Понятно… А я уже почти собрался, ну, после того, как Аня мне всё рассказала… Только не знал, как лучше поступить — сначала поговорить с Алей… ну, то есть, с твоей мамой… Или сразу — с тобой. А позавчера Димка к тебе неожиданно в гости попал…

— Да, мы неплохо посидели… — вспомнив позапрошлую ночь, Миша невольно рассмеялся и почесал затылок. — Я сроду песен не пел, и то подтягивал!

— Это они могут… — имея в виду сына и невестку, Александр охотно кивнул. — Так вот вчера он пришёл ко мне с вот такими глазами… — пальцы обеих рук изобразили две окружности. — И начал рассказывать, как мы с тобой похожи, и особенно — про родимое пятно… Вот здесь… — Морозов пальцем показал себе на грудь. — У тебя правда есть тут родимое пятно?!

— Правда… — Михаил был в рубашке, поэтому расстегнуть несколько пуговиц не составило труда. — Вот…

— Ну, это просто фантастика… — не сводя глаз с Михаила, Александр взялся за полу своей рубашки. — А здесь — видишь?!

— Действительно фантастика… — Миша с сомнением покачал головой. — Как будто ксерокс поработал.

— Это наше Морозовское родовое пятно! Димка его сразу срисовал! Тут уж мне некуда стало деваться. Да и Наташа заметила… просто промолчала из деликатности. Ну, а Димка… тот сразу версию выдвинул, что мы с тобой близкие родственники, просто не знаем об этом. Пришлось открывать все карты.

— Ну, и как?.. — застёгиваясь, Миша бросил на Морозова осторожный взгляд. — Как Дима воспринял новость?

— Как–как… — Александр пожал плечами. — Нормально воспринял… До сих пор, по–моему, в шоке. Да ты не переживай, Миш… Димка — парень хороший. И Аня у меня хорошая. А меня ты прости…

— Вас–то за что?

— Если б я знал, за что… Вроде и вины–то нет… А третью неделю виноватым хожу. Перед тобой, перед мамой твоей… Перед Аней. Но знаешь, что я хочу тебе сказать, Миша… — Александр поднял на Михаила полный теплоты взгляд. — Я рад… Рад, что у меня есть ещё один сын. Хороший, умный… Понимаю, что глупо с моей стороны ждать чего–то в ответ… Отец ведь не тот, кто родил, а тот, кто на руки брал, на плечах носил… кто вырастил, на ноги помог встать. Но для меня–то ты всё равно теперь — сын… И я рад. Ты уж прости мне эту радость, Миша. Прости…

* * *

Казалось, что не хватит и десяти лет, чтобы переговорить всё, что оказалось на душе. И давнее прошлое, и не совсем давнее, и семейные тайны и премудрости — всё, что уложилось в жёсткие временные рамки, было вытащено на свет. Михаил даже не ожидал, что Морозов так расчувствуется. Он и сам расчувствовался к концу вечера, и уже не скрывая рассказывал Александру, как воспользовался ситуацией с Лапиным, чтобы вызвать его на допрос и выудить как можно больше информации. Злате пришлось чуть ли не силой загонять отца и сына за стол — только оказавшись на пропитанной вкусными ароматами кухне Миша понял, насколько он голоден.

Александр хотел от ужина отказаться, но Злата сделала такое возмущённое лицо, что он был вынужден согласиться остаться ещё ненадолго. Перед тем, как сесть за стол, он вышел в прихожую и набрал номер Анны.

— Ане звонил, чтобы не волновалась, — поговорив с женой, Морозов вернулся в кухню и смущённо развёл руками. — Я по гостям как–то один никогда не ходил, а тут вот пришлось…

— В следующий раз приходите вдвоём, — Злата гостеприимно улыбнулась. — Или вообще — все вместе.

— Нет–нет… — Александр невольно рассмеялся. — Теперь только вы — к нам.

— На Колыму… — Миша со стуком водрузил на стол бутылку коньяка.

— Я за рулём… — Морозов снова развёл руками — теперь уже весело–виновато. — Так что мне не наливайте.

— Ну, и мне не наливайте… — Михаил протянул бутылку Злате и кивнул на холодильник. — Пусть стоит, ждёт своего часа.

…Мужчины о чём–то снова разговаривали, когда Злате показалось, что в двери поворачивается ключ… В ту же секунду послышалось собачье поскуливание — Берта уже встречала кого–то в прихожей. Выбежав из кухни, Злата удивлённо застыла: воспользовавшись своими ключами от квартиры, Александра Семёновна собственной персоной стояла на пороге и отряхивала снег с недорогого стёганого пальто, отороченного по краю капюшона дешёвым мехом «под песца». Времена, когда Аля носила норковые и соболиные шубки, из–под распахнутой полы которых проглядывали драгоценные ожерелья, давно канули в лету, как и сами меха и драгоценности.