Пляска в степи - Виктория Богачева

ни о чем не рассказала мужу, который, самое малое, Чеславу бы убил, а самое худшее — из дружины бы прогнал. И ходить Звенислава не боялась, зная воительницу позади. Поворачивалась спиной и безмятежно позволяла подсаживать себя на лошадь и придерживать поводья, и подсоблять слезать на землю. Никого не любила Чеслава уже много, много зим. Но теперь, поглядывая на молодую княгиню, воительница чувствовала, как по груди медленно растекается тепло. Пройдя сквозь сени и выйдя на крыльцо, она уловила едва слышное кряхтение и возню из дальней клети. Поплотнее запахнув тёплый овчинный кожух, воительница обернулась: тусклый свет пробивался наружу сквозь неплотно прикрытую дверь. Чеслава решительно зашагала в ту сторону, намереваясь выяснить, кто шумит. Она удивилась, хоть и не подала виду, когда столкнулась в клети с отроком Гораздом. В тусклом свете жировика, задрав рубаху и безрукавку, он безуспешно пытался сменить себе повязку, насквозь пропитавшуюся кровью на левом боку. Подле него на земляном полу валялся снятый воинский пояс да такой же овчинный кожух. А поверх них — ворох скомканных, испачканных в грязи повязок. Завидев Чеславу, взъерошенный, изругавшийся отрок попятился и порывисто одернул вниз одежу, что задрал к груди. Несколько мгновений они смотрели друг на друга: он — исподлобья, она — с едва уловимой насмешкой, пока воительница, наконец, не спросила, указав рукой на его бок. — Откуда? Горазд, разумеется, промолчал. Не мудрено. — Давай подсоблю, сам до утра провозишься. — Благодарствую, — выдохнул он и облизал сухие губы, словно решался. Он вновь задрал теплую рубаху с безрукавкой и повернулся лицом к тусклому свету жировика, чтобы Чеславе было сподручнее с ним возиться. Она присела на корточки и принялась бережными, но уверенными движениями распарывать повязку узким, небольшим ножом, который всегда носила с собой в голенище сапога. Горазд только вздохнул, судорожно втянув носом воздух. Когда воительница подняла взгляд, то заметила легкий румянец у него на щеках. Грубо зашитая, рана выглядела нездоровой. Стежки неровной длины шли в раскос и кое-где стягивали кожу сильнее и грубее, чем нужно. Немудрено, что кровит. А коли заживет, то шрам на половину бока останется. Еще и уродливый. — Ее перешивали, — Горазд понял и верно истолковал ее молчание. — Первый раз совсем криво зашили. Он вновь вздохнул. Было с чего! — Ну, третий раз уже негоже. Так и порвать все можно, — негромко проворчала Чеслава и потянулась за чистыми тряпицами. Где же оказался отрок Горазд, что никто не смог его толком залатать? И кто ту рану ему нанес?.. Привычными движениями она наложила повязку, хорошенько затянув. Отряхнув руки о штаны на бедрах, резко встала, и оказалось, что они с отроком ровнехонько одного роста, а ведь была Чеслава высокой девкой. — Князь ведает? Поспешно мотнул головой. Ну, еще бы. — Ну и зря. Случись что, понадобишься ему, а в полную силу биться не сдюжишь. Она-то отрока не выдаст. Коли рожоного ума нет… — Сдюжу, — поправив рубаху и безрукавку, он поднял с земли воинский пояс. — Дозором же стою. Чеслава не стала ничего говорить, потому что при всей своей браваде и показном упрямстве отрок Горазд не мог не понимать, что врет самому себе. — Благодарю, что подсобила, — опомнившись, он поклонился ей. — Одному уж больно несподручно с повязкой возиться. Воительнице понравился его открытый, честный взгляд. Он смотрел ей прямо в глаза и не бегал по лицу, перескакивая с глаза — повязки — на шрам, разделявший ее нижнюю губу пополам. — Ты бы попросил кого, — сказала она, хотя обычно не лезла в чужие дела. — Ты же дружен был с отроком… как его звать, запамятовала… Вышата! Пущай он с повязкой подсобит! А вот нынче Горазд замялся. Дрогнул, опустил взгляд, принявшись рассматривать землю под своими сапогами. Но сказал только: — Права ты. Попрошу. Одарив напоследок его долгим, изучающим взглядом, Чеслава молча развернулась и вышла из теплой клети на студеный ночной воздух. * Кромка — это мир сновидений, где обитали духи-кромешники. Что то среднее между миром нынешним, и миром потусторонним. Уйти за кромку к Богам — значит умереть * Кали́нов мост — мост через реку Смородину в русских сказках и былинах, соединяющий мир живых и мир мёртвых. * Сморо́дина (от др. — рус. смо́род «смрад, сильный, неприятный, удушливый запах») — река в восточнославянских волшебных сказках, былинах и заговорах. Отделяет мир живых от мира мёртвых, аналог древнегреческого Стикса; преграда, которую предстоит преодолеть человеку или его душе по пути на «тот свет». * Явь, правь и навь — трёхчастное деление мира в славянском язычестве. «Правь» — мир светлых богов, божественный закон. «Навь» — обитель тёмных божеств, подземный мир, не только загробный мир, но и альтернативная вселенная, существующая по другим законам. «Явь» — явный, земной мир, мир людей.

Кметь с косой I. Часть 2

Всю следующую седмицу ничего не происходило. Послушная воле мужа, княгиня не выходила из своих горниц, занималась привычными женскими делами: выпрядала нити, ткала на кросне* тканину*, вышивала на рубахах обережные узоры. Две маленьких княжны от нее не отходили. Как решил, князь отправил за воеводой Брячиславом в Белоозеро сотника Стемида с малой дружиной, наказав привезти того живым. Пока вестей от них не было. Гридни и бояре выходили несколько раз на ловиту, правда, все без князя. Ярослав с ними не ездил и потому почестей от поимки кабанчика да оленя не получал, хотя и поднимали непременно на каждом пиру за князя первый тост. Воевода Крут на подворье считай и вовсе не показывался. Верно, решил, что не явится, пока ведунью не сыщет. Коли так, то напрасно. Эдак можно и до следующей весны не поймать. Но такому гордецу даже князь не указ. Чеслава же маялась и тосковала. Княгиня — в горницах, от безделья и взвыть недолго. От скуки взялась отроку Горазду рану врачевать. Тот ведь заупрямился, показывать лекарю в тереме отказался. Страшился, что лекарь князю расскажет, и отправят отрока в избу к мамке, на полатях отлеживаться. И было бы это правильно, с какой стороны ни посмотри! Но уж за спиной Горазда Чеслава про него говорить не станет, вот и решила сама подсобить. Она, конечно, знахаркой не было — отвел Перун! Но кой-чего все же в травках смыслила. Хватит и ее скудных умений, чтобы целебный отвар запарить да повязку как следует наложить. А то на рану глядеть поначалу страшно было. Как будто холщовый мешок зашивали, а не живого человека! В ту седмицу приехали на Ладогу на торг норманны. Великие мастера по