Пляска в степи - Виктория Богачева

их, — купец развел руками и стал похож на кругленькую репку. — У вас свои умельцы есть, коли выковать потребно. А норманны торквесы передают от бабы к бабе внутри рода. На торг редко выставляют. — Занятно, — похвалила Чеслава. Она бы улыбнулась, да токмо улыбка делала ее еще страшнее. — А что за знахарка-то? Нашто ей торквес? — полюбопытствовал вдруг купец. — Да прибилась тут одна к городищу. Говорит, силушку он ей целительную дает. Чеслава лгала и не узнавала сама себя. Откуда только взялись эти слова, что так ладно сплетались в выдуманную историю? Она не ведала. — Брешет, мерзавка! — мужчина коротко рассмеялся, махнув рукой. — Как есть, брешет, да покарает ее хозяйка мертвых Хель! Давно мертв род, в котором бабы врачевали торквесом. Самозванка твоя знахарка! С поклоном Чеслава отошла от купца и поймала встревоженный взгляд княгини. — Что он сказал тебе? — требовательно спросила Звенислава, едва они поравнялись. — Ты как сметана бела! — Толком ничего, — отозвалась та. — Говорит, что не осталось никого из рода, где женщины умели врачевать торквесом. — Да неужто он все норманнские роды знает, — княгиня нахмурила светлые брови. Ее глаза цвета болотной зелени смотрели на Чеславу с недоверчивым прищуром. — Да и чему угодно можно научиться, коли захотеть. Мало ли откуда ей торквес достался. Может, украла! Они ушли подальше от рядов с оружием да кожей, и на Звениславу тотчас налетели две маленьких княжны. Кажется, они выпрашивали сласти — орехи да яблоки в меду. Чеслава пропустила их вперед и пошла на шаг позади, оглядываясь по сторонам. Пару раз до нее доносились встревоженные шепотки. Бабы причитали, что под осень хазары потрепали кого-то на юге. Мол, у брата жена, а у той сватья, а у той сын что-то видел. Да не видел, а слышал! И от людей, которые через третьи руки прознали… Наводили тень на плетень, как и всякий раз. Чеслава отмахнулась от царапнувшего ее изнутри беспокойства и прибавила шаг. Две княжны увели Звениславу Вышатовну далеко вперед, держась за широкий подол ее свиты. Ну, стало быть, выпросили не токмо сласти, а и иное что. На обратном пути в княжий терем за Чеславой увязалась Любава. Пока младшая сестра степенно шагала впереди подле княгини и по одному складывала в рот орешки в меду, старшая вприпрыжку едва поспевала за воительницей, и рот у нее весь был вымазан сладкой патокой. Обычно зоркие мамки не дозволяли девочкам ошиваться подле Чеславы, справедливо опасаясь, что те не наберутся от нее ничего хорошего. Но сегодня, когда они попытались сделать замечание Любаве, вмешалась княгиня, велев им замолчать, и потому довольная донельзя княжна вертелась нынче вокруг Чеславы. По правде, ее-то саму устраивало все, как было раньше. То, что детей к ней не допускали, ее не сильно печалило… — А копье тяжелое? — Да. — А меч? — Да. — А вот мой батюшка двумя руками володеет! Стало быть, так в два раза тяжелее? — Да. Короткие ответы ничуть Любаву не смущали и не отталкивали. Жизнелюбия у этой девочки хватило бы и на дюжину таких молчунов, как Чеслава. Которая, к слову, тщательно подавляла усмешку. Любопытство маленькой княжны ее даже забавляло. — А вот тетка Бережана говорит, что коли девка в портках ходит, то от нее Макошь светлая отвернется, — сказала и поглядела на Чеславу искоса, медленно догрызая медовое яблоко. — Ей виднее, верно, — она не намеревалась шутить, но Любава захихикала. Светлые, вьющиеся волосы выбились у нее из-под небрежно сброшенного с головы платка и прилипли к испачканным в меду щекам. Умаявшись скакать, она раскраснелась и высвободила верхние петельки своей свиты из завязок, распахнув пошире воротник. — Любава, застегнись немедля, застудишься! — раздался окрик позади, но девочка отмахнулась, словно и не слышала. — Вот достанется кому-нибудь невеста, отведи Макошь от такого добра! — до Чеславы донеслись рассерженные причитания. — Батюшка мне непременного самого сильного и богатого жениха найдет! — рассердившись, Любава обернулась, чтобы показать нянькам язык, и убежала вперед к княгине, пока те не опомнились. — Совсем девку разбаловали, некому и хворостиной отлупить теперь! Ну, княгинюшка наша молодая еще нахлебается с ней! Пожалеет о своей доброте! Когда под это бормотание Чеслава, наконец, добралась до княжьего подворья, она уже мыслей своих не слышала. В голове только и зудел неприятный, причитающий голос тетки Бережаны. Немудрено, что Любава всячески противилась такому воспитанию. Чеслава и сама давно взвыла, коли бы ей днями напролет за что-то выговаривали. Воительница поискала взглядом князя: надо бы рассказать о том, что услышала от купца, хотя толку от этого будет немного. Не найдя на подворье Ярослава Мстиславича, Чеслава отправилась в конюшню, но на половине пути услышала доносящиеся от ворот крики и решила вернуться. Стоявшие в дозоре гридни о чем-то громко переговаривались, размахивая руками, и кто-то велел: князя, сыщите князя! Тотчас по подворью врассыпную бросились быстроногие мальчишки из детских. Против воли Чеслава нахмурилась, огладила рукоять меча. Не стали бы по пустякам за князем посылать. Когда она подошла, молодцы уже отворяли ворота. — Что там? — спросила она у кметя, подле которого остановилась. Тот стащил с головы шапку да взъерошил на затылке мокрые от пота волосы. Выглядел он растерянно. — Сам до конца не ведаю! «А что же вы ворота тогда отворяете!», — хотела уже выругаться Чеслава, но осеклась, потому как на подворье показался первый всадник. Мальчишка в бедной, но добротной одеже, со сломанной рукой, которую он держал в лубке, сидел верхом на худой, измотанной кобыле. В тот же миг с крыльца донесся пронзительный крик Звениславы. — Желан! Братик! И она птицей слетела вниз по порожкам, и вдруг медленно осела на землю, держась за живот. Чеслава обернулась: подле первой лошади остановилась вторая, верхом на которой сидела красивущая девка в замызганном, сером платке вместо теплой свиты. За ними въехали на подворье еще несколько всадников. Боле не раздумывая, воительница побежала к княгине, без чувств распростершейся на земле.

Княжий отрок VI. Часть 1

В просторной горнице за длинным дубовым столом собралась почти дюжина человек. По бревенчатым высоким стенам плясали их причудливые тени; жировики да лучины давали тусклый, неровный свет. Растрепанный мальчишка с грязными, давно нечёсаными волосами хлебал из миски горячие щи, с отчаянной решимостью пытаясь не выдать того, как сильно он оголодал. Есть одной рукой ему было несподручно: то и дело забывался да тянулся взять хлеб второй, сломанной рукой. Пару раз чуть не опрокинул на стол кубок, задев.

Горазд глядел на него и не узнавал младшего княжича из далекого степного терема, хоть и немного времени минуло с