Ради жизни на земле-86 (сборник) - Михаил Ильин

Хлебнув глоток виски, занялся операцией. И вот тут-то впервые в душу закралось сомнение: а правильно ли выбран маршрут? Было известно, что эта дьявольская Зеленая Падь — скопище камней и ям. Недаром даже русские пограничники сюда не заходят, предпочитая вести наблюдение сверху. И где гарантия, что он после всех мытарств не выйдет прямо на пограничный наряд — вот я, ребята, — если еще раньше не рухнет в расщелину, где его засыплет снегом?

«Эти идиоты отсиживаются в теплой палатке и уже небось радируют, что операция развивается успешно, — усмехнулся он. — Послушать, что бы они запели, окажись на моем месте».

Но, сделав еще пару глотков, сказал сам себе: «Нечего паниковать раньше времени. Все идет прекрасно. Туго перевязанное колено почти не болит. Без отдыха можно пройти еще миль десять. А это — практически вся оставшаяся длина Зеленой Пади. Снег? Это и плохо, и хорошо. Идти тяжело, и можно нос к носу столкнуться с русскими. Зато он так тщательно засыпал лыжню, что ее и сейчас-то обнаружит только очень внимательный взгляд, а еще через десять минут будет абсолютно ровное место. Собака? Но перед выходом лыжи, палки, обувь обрабатывались специальным составом, затрудняющим работу по запаховому следу. К тому же поверх лыжни основательный слой снега». Несколько успокоившись, но не теряя бдительности, двинулся дальше.

Когда пурга делала передышку, останавливался и он. Отдохнуть и послушать тишину. В одну из таких пауз обостренный слух уловил какой-то звук вроде легкого металлического позвякивания. Затаил дыхание, осмотрелся. Взгляд не мог пробиться сквозь плотную завесу снега, а вот звук различить удалось. Он шел откуда-то из середины ущелья. Если бы это был лай собаки или человеческий голос — он знал бы, как поступить. Что могло значить легкое позвякивание? Минут пять он стоял, прислушиваясь, боясь шевельнуться и вздохнуть, но задул ветер, швыряя снежные заряды, и в монотонном гуле уже ничего нельзя было разобрать.

Он снова двинулся вперед. Его будто подстегивали кнутом. Сам того не замечая, он мчался как на гонках, падал, ушибался, тут же забывая об этом, снова бежал, замирая в минуты затишья, словно гончая в стойке, ожидая и боясь уловить тот же непонятный таинственный звук.

В одну из таких коротких передышек он почувствовал, что смертельно устал: «Еще четверть мили, и свалюсь, как загнанная лошадь». Но тут же озлился на себя: «Распустил нюни, идиот. К черту галлюцинации».

Судя по всему, он уже так далеко зашел на советскую территорию, что все пограннаряды остались в стороне.

Впереди слабо просматривался огромный валун. За ним можно было неплохо отдохнуть. Но, подойдя к валуну, даже и не шестым, а бог знает каким чувством уловил, что в окружающей обстановке что-то изменилось. На хруст снега под его лыжами будто накладывался еще какой-то звук. Или это ветер бил по камням снежными струями? Однако в следующую секунду раздался тот же глухой металлический звук, какой слышался раньше. Он увидел, как наперерез ему из снежной пелены выплыла человеческая фигура. В долю секунды понял: это — конец. Ни затаиться, ни спрятаться уже нет времени. Вот он — крайний случай! Рука сама дернулась к пистолету, но мешала лыжная палка. Отбросил ее в сторону, выхватил оружие, оттянул затвор, поднял руку с пистолетом на уровень глаз. И тут заметил собаку. На секунду замешкался. Кого бить первого? Человека или собаку? Решил — человека. Как в тире, плавно надавил на спусковой крючок. Но в то же самое мгновение, когда палец делал последнее усилие, чтобы пододвинуть гашетку к роковой черте, человек, державший на поводке собаку, отскочил в сторону, отчего прицел сбился, и тогда инстинктивно он «поторопил» выстрел — плавное давление на спусковой механизм закончилось непредвиденным рывком. Однако выстрел получился отменным: видимо, не успев сообразить, что же случилось, пограничник дернулся вперед и неестественно медленно стал ничком падать в снег.

Кто же знал, что их окажется двое? Впрочем, он знал, что наряды, как правило, ходят по трое, а не по двое, да забыл. Значит, остались еще двое? Они не отвяжутся, это уж точно. Будут преследовать и без собаки.

4

Едва поспевая за Луховицыным, Степанов злился: на себя — за то, что отставал все больше и больше, на Андрея — куда мчится, словно угорелый? Нарушитель по такому снегу далеко не уйдет. Минутой позже, минутой раньше — все равно нагонят. Но когда в стороне, где растворились в снегу Андрей и Барс, легонько хлопнул выстрел и послышалась возня, Игорь понял, что Андрей не напрасно взял этот бешеный темп. Он побежал, ожидая, что вот-вот раздастся либо властный Андреев голос, останавливающий того, кто стрелял, либо дробь автоматной очереди, но ни того, ни другого не произошло. Это сразу насторожило: неужели Андрей нарвался на засаду?

Приготовив автомат к бою, Игорь взял немного в сторону от Андреевой лыжни, но так, чтобы две проложенные им канавки и глубокий след Барса все время оставались в поле зрения. Сквозь хлопья снега он заметил человеческую фигуру. Степанову показалось, что тот приготовился стрелять в кого-то, лежащего в снегу. «В Андрея, — мелькнуло в голове, — добить хочет!..» Не раздумывая и почти не целясь, выпустил по фигуре короткую очередь. И уже потом, видя, что нарушитель удирает, заорал вслед что было мочи:

— Стой! Руки вверх! Стрелять буду! Разумеется, этот крик никого не остановил. Игорю

снова пришлось нажать на спусковой крючок. Сначала показалось, что попал. Обрадовался — и перепугался: а вдруг убил? Но тут же с досадой убедился, что, скорее всего, даже не ранил: уж очень резво улепетывал незнакомец; вскоре его белесая фигура совсем исчезла в густой снежной пелене.

— Врешь! Догоню! — шептал Игорь, с досадой отмечая, что ноги не слушаются, лыжи то разъезжаются в стороны, то наезжают одна на другую. — Андрюха сейчас бы в два счета догнал, а я…

Друга он увидел лежащим в снегу и не сразу сообразил, почему вокруг головы снег красный, а поняв, оторопел: «Неужели убит?»

Подбежал к Андрею, взял под мышки, начал приподнимать, потихоньку приговаривая:

— Потерпи немного. Я сейчас, сейчас, все будет хорошо…

Андрей застонал. Оставаться с ним или преследовать нарушителя? Эх, жаль, нет Ивана! Игорь попытался положить Андрея поудобнее, но он бессильно завалился на бок.

— Андрей! Ты слышишь меня? Андрюха!

Но сержант молчал, изредка постанывая. Степанов получше подоткнул ему с боков полушубок, поправил ноги с надетыми на них лыжами, воткнул рядом палки: если занесет, найдет это место по их концам. Не навалит же в конце концов снегу еще на полтора метра.

— Андрей, жди меня тут, я достану этого гада, — со слезами в голосе упрашивал он Луховицына, будто тот порывался броситься в погоню.

В стороне кто-то шумно вздохнул. Андрей схватился за автомат, резко повернулся — и увидел собаку, потихоньку ползущую к ним.

— Барс? А с тобой что?

Овчарка в ответ жалобно заскулила. Ее шея была густо измазана запекшейся черной кровью, в глазах стояли слезы. Барс попытался подняться на ноги — и не смог.

— Сиди здесь! Понял? Сиди и жди, я скоро…

Барс понял. Подполз к Андрею, улегся рядом, всем своим видом давая понять, что готов защищать хозяина, сколько станет сил.

— Я побежал, Андрей! — приглушенно доложил Степанов, словно сержант мог его слышать.

Пожалуй, только теперь Игорь по-настоящему удивился, какой густой валил снег: за те минуты, что он задержался возле Андрея, проделанная нарушителем лыжня изрядно «постарела».

«А ведь и совсем засыплет, — испугался Степанов. — Надо бежать».

Теперь он рациональнее расходовал силы. Шел скользящим шагом, активно помогая себе палками. И — удивительное дело — двигался вроде не спеша, а получалось быстрее.

«Нагоню, не уйдет», — билась неспокойная мысль. О том, что его самого может постигнуть участь Андрея, не думалось. Догнать, обезвредить, захватить, в крайнем случае уничтожить нарушителя — только об этом думал он сейчас. Гонка преследования длилась уже минут пятнадцать. Что он выигрывает ее, Степанов понял по бегущей перед глазами торопливой лыжне: она стала чище, свежее, хотя снегопад и не думал делать передышки.

«Ага, догоняю». Он внутренне напрягся, готовясь к драке. И в этот миг где-то далеко, отраженная многократно стенами ущелья, простучала автоматная очередь родного «Калашникова».

«Иван! — обрадовался Игорь. — То ли о себе дает знать, то ли нарушитель на него вышел».

Степанов еще не знал, какую добрую службу сослужила ему выпущенная в небо Иваном очередь. Услышав ее, нарушитель заметался. Он уже думал, что повезло — оторвался, ушел. А, выходит, оказался в кольце. Пограничники обложили его, как зверя. Сзади — погоня. Спереди — наряд. Имеет ли смысл продолжать цепляться за иллюзорную возможность спасения? Ну уложит еще одного пограничника, но всех не перебьешь. Может быть, спасение — не в бегстве, не в бессмысленном сопротивлении, а в умении верно оценить обстановку? Кто посоветует, как поступить? Сейчас он сам себе и советчик, и шеф. Повернуть назад, поднять руки? Жизнь наверняка сохранят. Он ведь профессиональный разведчик, много знает и может пригодиться. Жаль, если солдата убил. Молодой, неразумно сунулся под пулю. Впрочем, возможно, он и не убит, а только ранен. Тогда дело примет обычный, нормальный в таких случаях оборот.