Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

Политические амбиции Ходорковского лишь убедили их в верности такого решения.

— Можно сказать, что все деньги в Сппуог принадлежали Путину, — заявил Андрей Панников. — Но все гораздо сложнее: если рынок находится в лояльных руках, это дает возможность контролировать цены. Что, в свою очередь, гарантирует, что прибыли не пойдут на поддержку финансового терроризма.

Панников одним из первых начал работать через финансовые системы Запада. В восьмидесятые годы он изучал офшорное финансирование в Академии внешней торговли, и в тот период КГБ начинал готовиться к новой фазе противостояния с Западом.

Изобретенная КГБ система торговли по заниженным ценам теперь, очевидно, была реанимирована Путиным и широко использовалась в обход обычной государственной отчетности, при которой траты на разведку, выборы, правовую систему и политику одобряются парламентом. Вместо этого создавались резервные фонды, а отсутствие прозрачности и отчетности играло на руку авторитарному правлению и служило восстановлению геополитической мощи России.

Жан Гучков вырос в парижской общине потомков русских аристократов. Из того же круга происходил другой представитель женевской группы финансистов Серж де Пален, высокий сутулый человек с кустистыми бровями и высоким лбом. Он тоже долгое время довольно близко общался с Путиным.

— Де Пален — один из ближайших друзей Путина. Он родом из аристократической русский семьи, — сказал его женевский партнер.

После бегства из России в 1917 году Гучковы и де Палены оказались в закрытой диаспоре Парижа. Их объединяла тоска по потерянной империи, преданность русской культуре и православной церкви. По большей части эмигранты жили в Париже очень скромно, а потомки великих князей часто работали таксистами и официантами. В диаспоре процветали интриги, заговоры, действовали двойные агенты. Одни открыто выступали против большевиков и пытались организовывать оппозиционные ячейки за границей, другие становились информаторами и доносили Советам на соотечественников. Для вербовки агентов советские спецслужбы внедрялись в диаспору эмигрантов, в первую очередь в оппозиционные движения, а завербованные получали деньги, в которых остро нуждались. Для некоторых такая работа оставалась связью с Российской империей, в которую они по-прежнему верили независимо от того, кто находится у власти.

По словам старшего офицера российской внешней разведки в отставке, Серж де Пален и сын князя Александр Трубецкой оказались среди тех почитателей империи, которых в восьмидесятые годы завербовал КГБ. Они стали частью сети, руководимой Игорем Щеголевым, который при Путине занял пост министра связи. На тот момент он работал под прикрытием корреспондента ТАСС в Париже. Во времена контрабанды находящихся под эмбарго технологий Трубецкой служил в фирме Thompson, выпускавшей полупроводники и микроэлектронику. Советская агентура осаждала фирму с незапамятных времен. Де Пален в это время курсировал между Москвой и Парижем — он работал на французскую компанию, поставлявшую оборудование советским нефтеперерабатывающим заводам. Фирму относили к категории «дружественных», через которые, вероятно, финансировались операции советского влияния. В 1981 году де Пален разыграл великолепную партию, женившись на дочери главы компании «Фиат» Маргерите Аньелли, и сразу стал вице-президентом, отвечающим за международные отношения. Он и дальше частенько наведывался в Москву, дружески общался с партийными боссами и иностранными банкирами, которые поддерживали советский режим. «Фиат» всегда был ключевым партнером Кремля: по словам двух бывших посредников из КГБ, через «дружественные фирмы» компания поставляла Советам технологии двойного назначения. Гучков же работал в Москве и отвечал за группу французских банков, финансировавших советскую нефтяную промышленность. Оба они были частью агентурной сети советского режима.

Де Пален впервые встретился с Владимиром Путиным в ноябре 1991 года, когда последний был вице-мэром Санкт-Петербурга. Де Пален организовывал возвращение в Россию наследника российского престола Великого князя Владимира Кирилловича. Через русскую диаспору в Париже он уже познакомился с Анатолием Собчаком, а с Путиным у них был мимолетный контакт. Де Пален «выделил» Путина. Еще один адепт Российской империи Константин Малофеев вспоминал:

— Он сказал: «Этот парень думает так же, как и мы».

Оба они видели Россию мощной державой и были шокированы развалом страны и хаосом после августовского путча. В каждый свой приезд в Париж Путин встречался с Паленом, семья Собчака тоже поддерживала с ним теплые отношения.

Когда Путин стал президентом, де Пален сразу поддержал его. Накануне первой встречи с французским коллегой Жаком Шираком Путин обратился к де Палену за советом. Они обедали в приватном зале парижского ресторана, и де Пален заявил ему, что тот должен править тридцать лет, как Екатерина Великая, и что это единственный способ восстановить порядок и вернуть России глобальную мощь.

Гучков и де Пален стали ключевыми фигурами в среде белоэмигрантов, которые помогали Путину продвигать идею возрождения империи. Путин заинтересовался трудами и философией русских эмигрантов, писавших об уникальном пути России как евразийской империи, о ее предназначении противостоять Западу. Он был занят поисками новой национальной идентичности и думал о том, как связать ее с дореволюционным имперским прошлым. Казалось, мысли философов произвели на него глубокое впечатление. И Гучков, и де Пален совершенно искренне поддержали Путина, когда он, став президентом, решил ограничить власть олигархов эпохи Ельцина, и одобрили идею построения новой системы, основанной на лояльных Кремлю людях.

— Если вы имеете дело со стратегическим сектором, вы являетесь частью государства, — сказал женевский партнер. — Нефть, газ, телекоммуникации — это все по определению стратегические секторы. Если вы в этом секторе, вы служите. Вы не можете быть независимыми от государства.

Приближенный к Гучкову человек сказал, что «у Путина есть сакральная миссия по спасению страны». Сам же де Пален во время нашей встречи в его заставленном книгами женевском офисе утверждал, что Путин — это ключ к возрождению России:

— Он остановил развал страны и начал восстановление новой России. Это должна учитывать Америка, которая не хочет многополярного мира. Им не нужна сильная Россия. — И добавил, что «приватизации девяностых были варварством».

Гучкова и де Палена, казалось, не смущало то, что люди Путина из КГБ применяли варварские методы и попирали закон, когда брали экономику под контроль. Они были убеждены, что такое пренебрежение законами Кремлем является частью исторической миссии по восстановлению мощи России в противовес Западу.

— Воровали все, — сказал женевский партнер. — Но затем пришел Путин и сказал: «А теперь хватит. Теперь Россия станет величайшей силой двадцать первого столетия. Вы получили много российских ресурсов, теперь пришло время их вернуть». Насколько я понимаю, с точки зрения закона все могло быть сделано иначе. Но у Путина не было времени. Он выбрал кратчайший путь. Может быть, Ходорковский пострадал, но Путин делал то, что должен был делать. Патриотизм был важнее.

Казалось, их не заботило и то, что люди Путина тоже воровали, причем в более значительных масштабах, особенно когда взлетели цены на нефть. Главной