Северная война и шведское нашествие на Россию - Евгений Тарле

Опасения Синявского были напрасны. Гольц поспешил "по подольским границям" к Константинову.[456]

До начала марта Петр и Шереметев делали все от них зависящее, чтобы предупредить замышлявшийся в Запорожье переход на сторону шведов. Шереметев из Сорочинец пересылал письма через Даниила Апостола к запорожским полковникам, которым "писал от себя лист с обнадеживанием" царской милости и награды.[457] Но надежды на мирное улажение возникшего в руководящих кругах Запорожья опасного движения быстро таяли.

Уже 9 марта царь приказал Шереметеву стать на дороге от Переволочной "ради предостерегания запорожцев между тех мест, где шведы стоят". Но как ни спешил Шереметев, он опоздал. 16 марта он прибыл в Голтву, но был задержан разливом рек, и запорожцы успели уже перейти к шведам. Неприятельское войско стояло в Решетиловке. К Шереметеву приходили запорожцы, не пожелавшие идти за изменником кошевым «Костей» Гордиенко. Они уверяли, что изменившие казаки «нетверды» и одни пойдут на свои рыбные ловли, а другие будут сидеть "в домах своих". Говорили они также, что Крымская орда "во всем отказала" изменникам. Шереметев ободрился и послал воззвание к запорожцам "с обнадеживанием милости", "чтоб они… на Мазепины и кошевого воровские замыслы не смотрели". Посулы чередовались с угрозами тем, кто пойдет за изменниками. Шереметев просил царя о посылке подкреплений. Шведы стягивали свои силы к югу, бросая один за другим на произвол судьбы занятые ими города и села. 14 марта Шереметев узнал, что неприятель ушел из Гадяча и даже не успел в полной мере сжечь город, так как русские партизаны ("наша партия") поспешили напасть на уходивших шведов, которые принуждены были кинуть часть своего багажа.[458]

16 марта 1709 г. приехали в Голтву запорожские казаки — Василии Микифоров с тремя товарищами — и привезли недобрые новости: оказалось, что 11 марта явился из Сечи в Переволочную сам кошевой и привел одну тысячу человек конницы и пехоты. К нему присоединился Нестулей с пятьюстами человек конницы и прибыли также двое уполномоченных от Мазепы. Экстренно собралась рада в Переволочной. На раде были зачитаны кошевым "прелестные письма" от Мазепы. Мазепа уверял, что царь желает весь народ малороссийский за реку Волгу загнать. Агитация удалась: "И по многим разговорам на той раде по прелестям кошевого и мазепиным письмам, также и за дачею денег от кошевого запорожцам скудным людям тайно, многие почали кричать, чтобы быть с мазепину сторону. И онойде полковник Нестулей и все запорожское войско, как конница, так и пехота, превратилась на изменничью сторону". Это событие требовало, конечно, серьезнейшего внимания со стороны Петра, потому что в верности Нестулея и царь и Шереметев были убеждены.[459]

Во второй половине марта 1709 г. измена части запорожцев и прежде всего, конечно, руководящей, правящей казацкой верхушки уже быстро превращалась в очевидный факт, который становилось невозможным оспаривать: "А здесь гораздо от тех изменников большой огонь разгораетца (sic. — Е. Т.), который надобно заранее гасить",[460] — так писал Петру генерал Карл Ренне 30 марта 1709 г.

Запорожцы вольно гуляли по низовьям Днепра, терроризуя и грабя нещадно городки и деревни, не примкнувшие к шведам. Несколько тысяч вооруженных запорожцев окончательно пошло за шведской армией, хотя Карл XII и не пожелал включить их в число регулярных частей шведского войска.

До середины марта 1709 г. не только еще не было запорожцев в шведском лагере в Великих Будищах, где была королевская ставка, или в Лютенках, или в Бурках, или в Опошне и в других деревнях и местечках, где стояла шведская армия в это время, но даже и "о запоросцах никаких ведомостей" пока не было.[461] Даже и в апреле, когда в политическом отношении дело в Запорожье уж совсем выяснилось и запорожцы стали на сторону Мазепы, все-таки у них еще не было оснований немедленно расположиться у шведского лагеря: ведь всю весну если с провиантом у шведов было "не без нужды", то "фуражу ничего нет и для лошадей секут солому и тое едною соломою лошадей кормят". Где же тут было запорожцам надеяться, что хватит корма для нескольких тысяч их лошадей, когда падали от бескормицы сотнями лошади шведов?

Только в мае, когда русские войска стали вплотную теснить запорожские поселки и «плавни», и особенно после взятия и разгрома самой Сечи, запорожцам пришлось в массе искать «укрытия» и спасения в шведском лагере, уже не разбирая, будет ли корм для лошадей или не будет.

В марте (1709 г.) Карл XII и Мазепа имели свою главную квартиру в Великих Будищах. Шведская армия расположена была частью в Лютенках, частью в Бурках, частью в Опошне и еще не все ушли из Гадяча. Обмороженных ("ознобленных") и больных было много, но они все были нужны для пополнения сильно поредевших кадров.

Три волоха из нерегулярной волошской части шведской армии 9 июня 1709 г. бежали из шведского лагеря к русским и рассказывали, что запорожцев у Карла "тысяч семь", но многие из них «утекают» к Миргородскому полковнику (Даниилу Апостолу) в Голтву. "А провиантом в швецском войске зело скудно и шведские волоша все хотят отъехать до войск ею царского величества, — да неможно, изыскивают способного времяни и будут отъезжать, хотя по малому числу".

Нас не должна удивлять разноголосица в показаниях источников о числе запорожцев в осаждавшей Полтаву шведской армии: после полного разорения Сечи полковником Яковлевым запорожцы лишились оседлости, и те, кто успел спастись, и те, кто бродил до того по Гетманщине, время от времени наведываясь в Сечь, волей-неволей должны были спасаться, убегая к шведской армии, стоявшей под Полтавой.

При всей пестроте и ненадежности цифровых показаний пленных или лазутчиков, или дезертиров из шведского лагеря можно все-таки усмотреть, что еще в марте и в первую половину апреля запорожцев из Сечи в войске Карла было значительно меньше, чем в мае и особенно в июне. С одной стороны, как сказано, взятие и полное разорение Сечи сделало для уцелевших запорожцев шведский лагерь единственным прибежищем, оставшимся для них. А, с другой стороны, шведское войско, осевшее впервые (после ухода из Гадяча) сколько-нибудь прочно около Полтавы, стало гораздо ближе географически к Запорожью, чем до той поры было. Когда Мазепа и генерал Гамильтон с шестью пехотными и четырьмя конными полками стояли в селе Жуках, а генерал Крейц в Ремеровке с десятью конными полками, а граф Пипер в Старых Сенжарах с тремя пехотными полками, то немудрено, что сбежавшихся под эту защиту запорожцев к середине июня уже насчитывали не четыре, а до семи тысяч человек.[462]

2

В течение всего февраля до Петра доходили недобрые слухи о том, что делается в Сечи. Скоропадский определенно советовал сменить поскорее кошевого, более чем подозрительного «Костю» Гордиенко. Но царь считал более осторожным не раздражать Сечь прямым вмешательством и нарушением выборных порядков на Запорожье. "И то гетман (Скоропадский — Е. Т.) советует, чтобы переменить кошевого. И то зело добро, и всегда мы то говорили, что надобно. И как оное зделать, того способу искать надлежит, которое, мню, чрез бы Миргороцкого и денги (курсив мой — Е. Т.) могло статца…", — писал Петр из Воронежа Меншикову 21 февраля 1709 г. Он надеялся, что Даниил Апостол увещаниями и подарками сможет создать против Гордиенко оппозицию в Сечи и низвергнуть его. Вообще Петр до последней минуты не терял надежды "смотреть и учинить запорожцев добром по самой крайней возможности; буде же оные явно себя покажут противными и добром сладить будет невозможно, то делать с оными яко с ызменники". Уже в марте все иллюзии рассеялись. Запорожцы поддались «улещиваньям» Мазепы, фантастическим слухам о близком выступлении Турции, о помощи, которую им будто бы готов оказать крымский хан, о непреоборимой силе шведского короля и совершили свой гибельный шаг.

С начала марта 1709 г. Петр уже совершенно уверен в «воровстве» кошевого Гордиенко и измене в Запорожье и настоятельно требует от Шереметева и Меншикова самых скорых и решительных мер. "Запорожцы, а паче дьявол кошевой, уже явной вор", — пишет царь 4 марта Меншикову.[463]

А спустя четыре дня идет грозное распоряжение Шереметеву о том, чтобы не допустить запорожцев до соединения со шведами: "а ежели допустите и по сему не учините, тогда собою принуждены будите платить".[464]

В течение всего марта и апреля запорожцы серьезно озабочивают Петра. "А наипаче тщитца каналию запорожскую и сообщникоф ix iскоренять", — этот мотив господствует в переписке Петра того времени.[465]

Тревожные слухи об успехах пропаганды мазенияца запорожского кошевого «Кости» Гордиенко все усиливались. "Однако ж хотя кошевой вор сколко может к неприятелской стороне казаков склоняет, токмо болшая часть оных желают быть против неприятеля, для чего уже от нас несколько знатных людей туда послано, дабы вора кошевого опровергнуть… Кошевой вор пишет уневерсалы за Днепр в Чигирин, прельщая к мазепиной стороне", — пишет Григорий Долгорукий Меншикову 16 марта 1709 г. и посылает тотчас Галагана (раскаявшегося мазепинца) в Чигирин, чтобы "от всех шатостей стеречь Заднепровскую сторону".[466]