Северная война и шведское нашествие на Россию - Евгений Тарле

Шведы шли из Лохвицы к берегу реки Псел, через которую и переправились у села Савинцы, несмотря на громадный разлив реки, "с великой трудностью". Но как только шведы переправились, так сейчас же это отразилось на «верных» запорожцах. Нестулей, который сначала не отвечал на пригласительные письма миргородского полковника Даниила Апостола, а потом ответил, изъявив желание поступить вместе "с товариством" на царскую службу, вдруг, "незнамо для каких причин потревожившися", написал Апостолу, что получил указ от кошевого и "с товариством повернулся до Переволочной, и так все назад запорожцы с Нестулеем пошли до Кобыляк". Даниил Апостол немедля уведомил об этой подозрительной истории Шереметева и Меншикова, а сам послал к Нестулею нарочных людей с письмом, требуя объяснения, "для чего оные запорожцы" вернулись.[446]

Приверженцы Гордиенко в Запорожье сделали этот роковой для себя шаг и послали депутацию к королю Карлу XII, а затем двинули и первую подмогу: 2 тыс. человек перешли Ворсклу и напали 17 марта 1709 г. на русский отряд драгун, стоявший вблизи Кобеляк, а затем на довольно большой отряд бригадира Кэмпбела, который и разбили. Все эти дела запорожцев, от их перехода в шведский лагерь и вплоть до Полтавы, т. е. с середины марта по 27 июня 1708 г., нам известны главным образом (но не исключительно) по двум штабным летописцам Карла XII, по Адлерфельду и Нордбергу, для которых в свою очередь главным осведомителем был все тот же Мазепа, которому выгодно и даже нужно было безмерно преувеличивать волшебные подвиги удалых запорожцев. А если Мазепа случайно и не всюду лгал, то за него это делал кошевой Гордиенко, самохвал и авантюрист, которому тоже необходимо было отличиться перед новыми господами. К числу таких хвастливых военно-охотничьих фантазий относится, например, известие, что первый успех запорожцев так их приободрил, что их мигом стало уже не 2 тыс. и даже не 8, а 15! Следует заметить, что после этих первых порывов в Сечи наступила некоторая разноголосица, и хотя большинство осталось у Карла, но временно меньшинство добилось смены Гордиенко и выбрало нового кошевого. Это был не первый и не последний из внезапных переворотов в Сечи в это тревожное время.

По всей длинной линии русских войск от Белгорода к Ахтырке, к Сорочинцам, к Попонному русские передовые посты зорко несли караульную службу. Коротенькие известия, там и сям попадающиеся в документах, напоминают об этой трудной и очень оперативно проводимой службе дозорщиков и пикетов. То неприятель многократно и безуспешно отправляет партии из Котельвы к Ахтырке, которую уже к 1 февраля русские привели в доброе состояние и "крепили город со всяким поспешением".[447] То русские конники в середине февраля своими частыми нападениями заставляют шведов убраться подальше от Попонного, от Карца, от Острога и генерал Инфлант с торжеством заявляет: "Неприятельские люди разложились было близ сих мест и милостию божией чрез мои частые партии из сих мест утекают".[448] To русским удается расстрелять из пушек лазутчиков-драгун, подосланных "по указу королевскому для осматривания фортеций города Сорочинец".[449]

В Белгороде, а с начала марта в Харькове, находился Меншиков, на ответственности которого лежало наблюдение за главной массой шведской армии, постепенно сосредоточивавшейся в Опошне.[450]

27 февраля 1709 г. к русским в местечке Ахтырка явился казак Федор Животопшинский, бежавший из шведского лагеря в Опошне. Он сообщил, что ему удалось подслушать разговор поляков о том, как Мазепа жалуется на большие потери: "…посылали-де они партию, до Полтавы из местечка Опошни человек со сто назад тому будет дпей с пять. И тое партию под Полтавою московское войско всех порубило, только из той партии приехало к ним три человека. И на другой день посылали другую партию 500 человек и тех такожде под Полтавою всех до одного порубили".

Поляки передавали также, что король и Мазепа хотят идти к Полтаве со всем войском и будто бы шведы сказали: "Хотя там все погинем, а будем доставать Полтаву". Казак утверждал, что в самой Опошне стоит отряд в 8 тыс. человек шведов, поляков и волохов, конных и пеших. Но при них всего три пушки. Остальная же армия разбросана по деревням и по лесу, в полумиле и больше от Опошни. Но так как в провианте и в фураже имеют великую нужду, то посылают на поиски мили за две и за три.[451]

Два вопроса беспокоили русское командование в это время, когда становилось окончательно ясно, что шведы из Опошни пойдут прямо на Полтаву: во-первых, каково настроение в Полтаве и, во-вторых, как избавиться от явно готовящего измену и агитирующего в пользу измены кошевого Гордиенко.

25 февраля Меншиков доносит Петру о капитане Теплицком, который ездил в Полтаву и "тамошнее поведение хорошо высмотрел".

Тот же Теплицкий побывал с запорожцами (очевидно, антимазепинцами) у полковника Миргородского, на которого Меншиков возлагает очень большие, но нарочито неясно выражаемые надежды. Оказывается, что "оный полковник старается о кошевом, чтоб как мочно против наших пунктов способный промысл учинить, и надеется при помощи божий от него такого действия вскоре что дай милостивый боже".

Очевидно, речь идет о достижении безусловно необходимой цели: низвержении изменника Гордиенко и избрании в Запорожской Сечи нового кошевого.

Известия, привезенные капитаном Теплицким, показались Меншикому настолько важными, что он отправил капитана немедленно к Петру: "о чем обязательно извольте выразуметь от него, господина капитана".[452]

Но Петр, по-видимому, не очень рассчитывал на низвержение Константина Гордиенко и перемену политического настроения среди части запорожцев. Еще 25 февраля Петр послал Меншикову "подтвердительный указ" об отправлении в Каменный Затон трех пехотных полков. Эти полки должны были сосредоточиться в Киеве и затем отправиться плавнями до Каменного Затона.

Уже 2 марта Меншиков отвечает царю, что его указ выполняется. Но в своем письме Петр предлагает также "о кошевом чтоб о низверженьи его искать способу". Меншиков отвечает, что он "возможного ищет способу чрез полковника Миргородцкого, который и сам к тому радетельно тщится".[453]

Еще до конца марта 1709 г. русским военным властям, стоявшим вдалеке от главной квартиры Петра, или Шереметева, или Меншикова, приходилось разъяснять, во избежание опасной путаницы, как следует относиться к тем или иным запорожцам — как к друзьям или как к врагам: "А о запорожцах, каковы они нам явились, о том вы разумеете из писем господина генерал маеора Волконского и полковника Миргородцкого, от нас к ним писанных",[454] — сообщал 24 марта 1709 г. Меншиков из Воронежа в Голтву адъютанту Ушакову.

Взятые от шведов в конце февраля 1709 г. «языки» единогласно показывали, что шведская армия направляется к Полтаве, а пока часть стоит в Опошне. Сами же они (два шведа и "польский хлопец") были в партии из 20 человек, которые с поручиком во главе были посланы из Опошни "для искания провианту". Разведка оказалась неудачной: русские перебили всех, кроме трех взятых в плен. Одного из них взяли "мужики".[455]

Гольц, главной миссией которого, было помогать Синявскому в борьбе против шведов и Станислава Лещинского, был не в очень спокойном настроении.

Вести о переходе части запорожцев на сторолу шведов сильно смутили коронного гетмана Синявского и его войско. Синявский дважды посылал к генералу Гольцу двух своих генерал-адъютантов "прилежнейше просить" "чтобы я (Гольц) маршем своим без дальнейшего отлагательства к нему поспешил, ибо коронное войско начинает зело перебегивать и к противной партии переходить" (курсив мой — Е. Т.). Поляки узнали, что в Бердичеве был перехвачен запорожский «атаман», который: вез письма от Мазепы и от кошевого (Гордиенко) к Станиславу с известием о переходе запорожцев к Карлу. "От чего коронное войско зело потревожилося", потому что эти поляки, "чают, что приступлением (присоединением — Е. Т.) запорожцев к королю шведскому вашего царского величества прежние счастливые удачи и великие авантажи ныне всемерно разрушены суть". Поляки даже думают, что он, Гольц, послан будет не им помогать, а "покорять запорожцев". Гольц просит Петра подтвердить прежние указы о помощи коронному войску, "дабы опасные перемены упредить и коронное войско в постоянном доброжелательстве состоять", отчего царю "великая есть польза".

Опасения Синявского были напрасны. Гольц поспешил "по подольским границям" к Константинову.[456]

До начала марта Петр и Шереметев делали все от них зависящее, чтобы предупредить замышлявшийся в Запорожье переход на сторону шведов. Шереметев из Сорочинец пересылал письма через Даниила Апостола к запорожским полковникам, которым "писал от себя лист с обнадеживанием" царской милости и награды.[457] Но надежды на мирное улажение возникшего в руководящих кругах Запорожья опасного движения быстро таяли.