Неравная игра - Кит А. Пирсон

они нравились. Вообще-то, ей любые цветы нравились, но ты наверняка это и сам знаешь.

Было бы безумием ожидать в ответ что-либо кроме тишины, и все равно меня расстраивает, когда только ее я и получаю.

— Мне столько хочется тебе сказать. Как жаль, что ты меня не слышишь.

Как будто по условному знаку, в этот самый момент из-за облака показывается солнце, согревая мне спину и отбрасывая по траве тень. Вот только тень эта слишком длинная, чтобы быть моей.

Я оборачиваюсь через плечо и прищуриваюсь в солнечных лучах на чей-то силуэт на дорожке.

И этот кто-то произносит:

— Ты удивишься, но мертвые много чего способны услышать.

Прямо как и вовремя появления Эрика Бертлза в Дорсете, мой разум вступает в конфликт с чувствами: голос слишком примечательный, чтобы принадлежать кому-то другому, вот только… Нет… Этого не может быть.

Если это мучительный сон, ощущается он слишком реальным. Разве можно во сне чувствовать тепло солнца на лице и слабый аромат свежих орхидей?

Я медленно поднимаюсь, целиком сосредотачиваясь на ноющей боли в пояснице, чтобы с ее помощью определить, не разыгрывается ли эта сцена лишь в воображении моего помутившегося рассудка — опасаться чего оснований у меня более чем достаточно.

Солнце снова исчезает за облаком, и передо мной уже не силуэт.

— Ох… Боже мой!

Сознание мое погружается в хаос, не в силах справиться с наплывом эмоций.

— Я… Как? — выдавливаю я. — Я думала…

Клемент идет по траве ко мне, я же как к месту приросла.

— Привет, пупсик.

Запоздало включаются ноги, и я буквально падаю на Клемента. Уткнувшись ему в грудь, крепко-крепко вцепляюсь в своего спасителя из страха, что он снова исчезнет.

— Ш-ш-ш. Все хорошо, — мягко произносит он.

В объятьях секунды перетекают в минуты, и в конце концов страх вытесняется радостью. Чуть отступаю назад, по-прежнему удерживая великана за поясницу.

— Я думала, что потеряла тебя, — хнычу я.

— Я же тебе говорил, помнишь? Чудеса порой случаются.

— Но… Обрыв! Как же ты…

— Это имеет значение?

— Нет, наверно… А как ты узнал, что я приду сюда?

— Да просто подумал, что рано или поздно тебе захочется посетить могилу отца, вот две недели и ошивался тут каждый день.

— Каждый день?!

— Ага.

Я снова падаю в объятья Клемента и упиваюсь его мускусным ароматом. С каждым вздохом одиночество и пустота постепенно отступают. И будущее уже не представляется таким мрачным.

— Ты в порядке? — спрашивает великан.

— Наверно. Мне очень хочется надеяться, что это не сон.

— Это не сон, пупсик.

Поднимаю на Клемента взгляд, чтобы убедиться, что он действительно не плод моего воображения. Не доверяя глазам, осторожно прикасаюсь ладонью к его лицу.

— Это и вправду ты, — бормочу я. — Ты вернулся ко мне.

Он сжимает мою руку в своей и целует меня в лоб.

— Вернулся и теперь никуда не денусь.

Я тону в его глазах, и мир вокруг становится ослепительно-ярким. Образ этого лица преследовал меня с того самого вечера в Дорсете, вот только когда я видела его в последний раз, на нем точно не было этой теплой, умиротворенной улыбки. Какое же блаженство избавиться от столь душераздирающего воспоминания!

Лицо передо мной в это самое мгновение просто само совершенство.

И тут на меня обрушивается осознание.

Продолжаю рассматривать совершенное лицо великана: ни одной царапины, ни одного синяка. Как можно упасть с такого высоченного обрыва, да на заостренные камни, и остаться без единой ссадины? Я пытаюсь отмахнуться от вопроса, однако избавиться от него не так-то просто.

И загадка словно невзначай бередит еще одно воспоминание: пейзаж за краем обрыва не из тех, что я когда-либо смогу позабыть. Я неохотно извлекаю эту картину из недр памяти и убеждаюсь в том, что и так знаю.

Я отступаю от Клемента.

— Что произошло?

— А?

— Тем вечером.

— Не понимаю, о чем ты.

Спохватываюсь, прежде чем насесть на него со следующим вопросом. Веду себя как дура — да какая разница, что я там помню, если он жив?!

— Не обращай внимания. Прости.

Великан снова улыбается и сжимает мне ладонь.

Не могу удержаться от того, чтобы не осмотреть его руку на предмет следов падения. Уйма старых шрамов, но из свежего даже заусенца нет.

Вообще говоря, возвращение Клемента должно было привести меня в исступление, и так оно и есть на самом деле, вот только все эти недавние события еще более усугубили скептицизм и подозрительность в моей любознательной натуре. И сейчас сомнения столь мучительные, что у меня закрадывается недоверие к собственным воспоминаниям. Быть может, их исказила скорбь, что изводила меня все эти дни?

Несколько секунд размышлений приводят меня к заключению, что отнюдь не смутные воспоминания омрачают мое воссоединение с Клементом. Просто во мне вновь пробуждается любопытство, и теперь уж я не успокоюсь, пока не утолю его.

— Хм… А как так получилось, что на тебе ни единой отметины?

— Наверно, просто повезло.

Теперь обуздать недоверчивость еще труднее, однако мне удается скрыть ее под озабоченным выражением лица.

— Ты лежал в больнице?

— Что я там забыл?

— Что? Ты упал с тридцати метров на острые камни! А потом как-то ухитрился проплыть по бурному морю несколько сотен метров! И это еще без учета температуры воды! Я помню, что ты говорил про свою нечувствительность к холоду, но это же не значит, что ты не подвержен переохлаждению!

— Как я уже сказал, наверно, повезло.

— А как я спросила, ты лежал в больнице?

— Да ничего со мной не случилось.

— Вижу, и именно этого не понимаю. Два человека упали с обрыва, и один из них мгновенно умер. А другой объявляется через две недели без единой царапины. Окажись ты на моем месте, разве сам не изводился бы от любопытства?

— А я думал, ты будешь рада меня видеть, — хмурится Клемент.

— Что? Господи, нет… Конечно же, я рада! Вот только…

— Так и знал, что это плохая идея, — бурчит он. — Не надо было мне сюда приходить.

— Ну конечно же, надо было! Пойми, я же в шоке, только и всего!

Я пытаюсь стряхнуть с себя путы, которые не дают целиком отдаться радостному воссоединению. И все же, как бы я ни старалась, мне никак не избавиться от ощущения, что что-то здесь не так. И Клемент улавливает мою нерешительность.

— Прости. Мне нужно идти.

И он разворачивается и шагает прочь. Столь внезапный уход вкупе с отсутствием объяснений якобы чуда лишь обостряет мое подозрение, что кое-какие обстоятельства мне неведомы.

— Подожди! — окликаю я Клемента. Он не обращает внимания.

Подхватываю все свои