47 отголосков тьмы (сборник) - Виталий Вавикин

Сознание вернулось, а зрение оказалось непотерянным. Я сидел, прислонившись к шкафу. Вокруг царил полнейший бедлам: разломанные вещи, окровавленные тряпки, разбитая посуда, но это не шло ни в какое сравнение с Лив-Грет, распластавшейся на темно красной кровати. Она была абсолютно голой, ноги и руки раскинуты в разные стороны, голова неестественно повернута, язык вывалился наружу. Я поднялся, опираясь на постель, она хлюпала под моей рукой. На мне тоже не было одежды, кровь была по всему телу, лобковые волосы можно было выжимать. Что же это было? Неужели хищник вырвался наружу?! Я перевернул Лив-Грет и отскочил к шкафу – ее живот был разорван, синие кишки разбросаны по кровати. Я закрыл рот рукой, но тут же отвел ее, почувствовав вкус крови на ней. Что он наделал?! Шаг в сторону – и нога попала на кучку использованных презервативов. Реальность все дальше отходила от меня. Что здесь было?! Не было времени размышлять. Положение вещей, правила, понятия – все было нарушено. Мне нужно было убираться подальше, и, черт возьми, я знал куда!

После скрытной вылазки в душ я вернулся в комнату и аккуратно, стараясь не запачкаться, оделся, взял рюкзак, любезно не разграбленный Понтусом, и вышел в коридор. По лестнице я спускался не спеша, чтобы не вызвать подозрений. На Большого Понтуса я наткнулся только у самого выхода.

– Погуляли вы там с моей племянницей, как я слышал, – Понтус противно заржал. – Укатал девку?

– Еще как укатал, – я оскалился в ответ. – Спит. Приду – разбужу!

– Ну-ну, – он продолжал ржать, обнажая гнилые зубы.

* * *

Мы сидели на проваленном полу друг напротив друга, из разбитых губ Лисы сочилась кровь. Я почти застал ее врасплох в охотничьем домике. Она пыталась сыграть в свою любимую кавказскую рулетку, но я выхватил у нее револьвер и им же разбил ей лицо.

– Вот ты и добился чего хотел, amigo! – она смотрела, как я пересчитывал пакетики с высушенной травой. – Здесь запас на год, который ты вряд ли протянешь. Твое внутреннее зло поглотит тебя, как поглотило всех моих коллег, пытавшихся с ним играть. Этот гибрид растений нес только смерть, но правительство все равно сохранило плантацию в Беркли. Они даже не гонятся за мной – у них есть все.

– Зачем же ты бежишь? – я положил пакетики в рюкзак. Нужно будет купить прочный мешочек.

– Я не бегу от коллег, я бегу от таких, как ты. Тех, что, словно вампиры по линии крови, ищут все большие дозы этого курева.

– Так выбросила бы его!

– Тебе не понять.

– Ты сама зависишь от него, la vil falsa[37].

– Не так, как ты, я просто стараюсь выжить, чтобы вернуться в свою страну и со всем покончить. Я не даю злу выйти наружу!

– Это не зло, это скорее нежданное счастье, как выпустить джинна из бутылки.

– Скорее из шкатулки. Ну да пусть будет, как удобно тебе… бутылки… Пандоры. Кем ты был до встречи со злом?

– Хищником!

– Пусть хищником. Сомневаюсь, что ты был объектом для подражания, но был ли ты таким ублюдком, как сейчас?

– Ti simplemente la tonta[38], – я начал раскуривать наспех свернутую сигарету. – Жаль, тебе не суждено ничего понять, – затянулся полной грудью.

Лиса покачала головой, а затем закрыла лицо руками.

* * *

Сознание реальности ворвалось в мою жизнь. На этот раз все было по-другому. Я не испытал страха, увидев размозженную голову Далматовой, ее язык, высунутый через горло и болтающийся на груди. Она больше не волновала меня. Теперь все было в моих руках, точнее, в рюкзаке. Мне предстоял длинный и интересный путь рука об руку с хищником, и я всерьез подумывал о том, чтобы заглянуть в веселенькую таверну Большого Понтуса.

Конвой новой Спарты

Максим ехал по проселочной дороге, казалось бы, с каждой секундой отдаляясь от мегаполиса. На деле же все было иначе, он направлялся в Минск, одну из самых развитых мировых столиц Конфедерации. Оставалось всего пятьдесят километров, а вокруг царило убожество и запустение времен Советского Союза. Грязь, ямы, заросли травы по колено и ни одного дома на мили кругом. Максим даже думал, что заблудился, так ему не верилось в скорую встречу с технополисом. Он видел много запустевших мест во время своих путешествий по миру: безлюдные пригороды Лондона, Нью-Йорк – город-призрак, Берлин, вернувшийся в состояние весны сорок пятого года. Все эти картины угнетали его, живо напоминая о просмотренных когда-то апокалиптических кинофильмах, но Белоруссия… Здесь все было по-иному. Окраины страны представлялись агенту конвоя новой колыбелью цивилизации. Не было видно ни сожженных домов, ни брошенной техники, ни испуганных твоим появлением людей, старающихся быстрее скрыться с глаз. Была лишь природа, нетронутая, первозданная, готовая приютить своих сыновей, покинувших города и ищущих здесь покоя.

Максим с тоской смотрел на окружающую картину. Как бы хотелось и ему вот так сбежать от своей работы и жить по-эпикурейски незаметно. Тоска накатила на него вместе с огромной усталостью, в глазах зарябило, шум в ушах был просто невыносим. Раздался визг тормозов, и лицо конвоира уткнулось в подушку безопасности. С трудом борясь с бессилием, Максим открыл дверь и буквально вывалился из кабины. Он поднес руку как можно ближе к глазам – шесть минут седьмого, он опять забыл про препарат. Рука едва нашарила внутренний карман, времени на то, чтобы отпилить горлышко капсулы, не было, пришлось его откусить. Горьковатая жидкость привычно обожгла язык, теперь ждать. Пара секунд – и слабость пройдет, можно будет ехать дальше.

Пикап агента конвоя вновь двигался по просторам Белоруссии, только теперь в нем сидел другой человек. От сантиментов не осталось и следа. Максим сосредоточенно смотрел вперед, не отвлекаясь ни одной посторонней мыслью. Совершенный солдат снова в строю.

* * *

Пристав смотрел на сурового агента поисково-конвойной службы с явной опаской. Рыжеволосый юноша, наверное, впервые видел представителя легендарного подразделения. Можно представить, какие сказания ходили об этих людях по внешнему Минску. Да еще вполне может быть, что с парнем не все гладко: врожденные болезни, скрытые в роддоме за некоторую плату, или сомнительные связи в трущобах, кто знает! Максим не останавливался на таких мелочах. Будь у него время, он прочитал бы парнишку как отрытый лист, но не сейчас. Сейчас важен лишь его груз.

– Вам нужен сопровождающий? – робко спросил пристав.

– Нет необходимости.

– Хотите отдохнуть с дороги?

– Нет, я хочу забрать груз.

– Как вам будет угодно.

Юноша нажал кнопку на своем пульте, и через минуту двое огромных охранников вывели на площадку человека в серой тюремной форме. Мужчина еле передвигал ноги, следы побоев на лице и руках говорили о радушном приеме белорусских тюремщиков.

– Он вообще до места доедет? – невозмутимо спросил Максим.

– Да, конечно, – немедленно заверил пристав. – Он такое сопротивление охране оказывал, что, наверное, силен он как бык.

– Этот сопротивление оказывал? – едва заметная усмешка мелькнула в голосе конвоира.

– Да, не сомневайтесь. Они такие черти эти.

– Ладно. Давай проверим все.

– Все как есть. Порохов Кузьма Николаевич, знахарь. В розыске уже пять лет. Вот и отпечатки, и сетчатка тут.

– Грузите. – Максим дождался, пока охрана посадит знахаря в «Додж», затем пристально взглянул на рыжего, заставив сердце парня сжаться в комок, и после, не промолвив ни слова, сел в пикап.

Автомобиль конвоира быстро удалялся от терминала, а рыжий пристав еще долго стоял, не в силах уйти, и смотрел вперед, туда, где уже даже осела пыль, поднятая колесами «Доджа». Руки его дрожали, мысли путались. Пристальный взгляд окончательно выбил из колеи и без того испуганного парня. Если он вернется, если он когда-нибудь вернется, лучше молодому приставу оказаться подальше отсюда.

* * *

Мелкий дождь бил в ветровое стекло, затрудняя видимость. У Максима начали слипаться глаза – недобрый знак. Нужно немедленно принять препарат, но нельзя этого делать в присутствии груза. Знахарь молчал всю дорогу от Минска до Берлина, казалось, он впал в спячку. На лице его не было и следа паники, оно было неподвижно, за исключением тех случаев, когда его взгляд впивался в зеркало заднего вида. Встречаясь взглядом с преступником, Максим не показывал никаких эмоций, но даже под действием препарата он ощущал необъяснимую тревогу, будто невидимый охотник следит за ним и лишь ждет момента, чтобы напасть и получить свою добычу. Дополнительную глубину взгляду знахаря придавали большие черные глаза, сильно выделяющиеся на необыкновенно худом лице. Его глаза поглощали все внимание смотрящего, не позволяя сфокусироваться на любой другой черте. Преступник явно чего-то ждал, копил для чего-то силы, а для конвоира ожидание броска становилось все более тягостным.