Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

зови.

Где встретишь ты её

Не знаешь наперёд,

Темны пути любви,

Темны пути любви.

Неслышен её шаг,

Неведомы черты,

Таинственен язык…

Но вот пришла любовь,

Её узнаешь ты,

Узнаешь в тот же миг.

Простые слова, плавный мотив, почти мурлыканье и та же благородная печаль, что в балладах, но больше чувств, которые просачиваются в душу. Тиква не сразу поняла, что песня закончилась, едва успев начаться.

— Так мало?

— А зачем больше? Это не история, а грусть, настроение, напутствие всем тем, кто ждёт любовь.

— Но… это так необычно.

Катя понимала. Баллады начинались с описания место действия, потом знакомство с героями, развитие событий… Она же предложила совсем другое. Невольно её взгляд поймал дедушка Тиквы и, покачав головой, он произнёс:

— Сеньора, вы разбередили моё старое сердце. Не знаю, усну ли теперь.

Больше Катя не пела. Ни к чему бередить сердце ни старому еврею, ни его внучке, скользящей по волнам на корабле в опасном путешествии навстречу жениху, которого ни разу не видела. Два юных голубка, волнующихся и связанных друг с другом по воле родителей и интересов семьи.

Отчего-то вспомнились деревенские девушки, которые норовили отдать свою девственность сеньору. Наверное, они не только ради монетки лезли в постель к нему. Что делать двум девственникам вместе, если весь их опыт заключается в проповедях отца Жюля и наблюдении жизни животных. В таком случае сеньор приобретал статус не совсем мужчины, а того, кто профессионально лишает девственности и дарит первый опыт. Житейская необходимость, с которой смирились отцы, женихи, священник. Катя потёрла виски, чтобы принять сосредоточенный вид и саркастически не улыбнуться, так как дала Берту прозвище дефлоратор.

Катерина училась играть под руководством Тиквы, выучила то, что пела девушка, но больше ничего не переводила. Слишком сильное воздействие на здешних людей оказывают песни будущего, даже адаптированные под позднее средневековье.

Ночи становились ощутимо холодными, но Катя не уходила в трюм. Достала второе одеяло и, кутаясь до носа, продолжала спать наверху. Бывало, море волновалось, стенки палатки отсыревали, но под усиливающимся ветром всё быстро сохло.

Последнее время ей казалось, что она всю жизнь жила на корабле, а будущее, замок, Берт — всё это сон. Она перестала спрашивать, когда они доберутся до места, принимая волны, брызги, охотящихся рыб возле корабля за нечто постоянное в своей жизни. Не заинтересовалась рассказом Гильбэ об Александрийском маяке, макушка которого должна была упираться в небо. Он сожалел, что такое грандиозное сооружение ему не довелось увидеть целиком, а только остатки после землетрясения и сетовал на жадность местных правителей, которые переплавляли бронзовые пластины, отражающие свет, в монеты. Но Александрийскую бухту затапливало и восстановление маяка было бессмысленным, так как к нему уже не подобраться для обслуживания.

— Завтра подойдём к Яффе и высадим наших пассажиров, — небрежно в один из однообразных дней бросил Гильбэ, вырывая Катю из бездумного состояния. Оно было таким сладким, вневременным, затягивающим и словно бы пыталось что-то подсказать или открыть важную истину, но она недостаточно углублялась в приятный транс и никак не могла уловить даруемое ей откровение.

— Что? Яффа? Они же хотели в Иерусалим.

— Наймут ослов и за пару дней доберутся.

— Ах, да… так что же, мы уже близки к нашей цели? — всё ещё не до конца осознавая, что вскоре предстоит самая сложная часть пути. Состояние рассеянной беспечности оказалось не только сладким, но и цепким. Оно нехотя отпускало разум Кати на свободу, чтобы та приняла приближающуюся действительность.

— Ну, — улыбнулся Гильбэ, — настолько, что можно уже задумываться о том, что мы будем делать в ожидании вашего возвращения с сеньором. У вас ещё есть неделя, чтобы дать мне все необходимые указания.

— Неделя! Да, хорошо, конечно.

На следующий день Катерина попрощалась с семьёй Селига. Его жена низко поклонилась, дочь тоже, Тиква всплакнула. По возрасту Кате была ближе мать Тиквы, но женщина вела себя молчаливо и за время пути не проронила ни слова.

— Сеньора, — торжественно обратился к ней Селиг, — я уже не один раз бывал в Иерусалиме, но ни разу мой путь в благословенные земли не был столь лёгок, как с вами. Я слышал, что вы отправляетесь в Эдессу. Там живёт сын дяди со стороны жены младшего брата моей Мальки. Возьмите письмо для него, воспользуйтесь им в случае каких-то проблем. Фадей человек маленький, но многое может, потому что у него полно родственников. Он предоставит вам жильё, найдёт подходящего вам переговорщика. Для этого не каждый сгодится.

— Благодарю вас, уважаемый Селиг! Не знаю, воспользуюсь ли вашим щедрым предложением, но с этим письмом мне спокойнее, — вежливо поблагодарила Катя.

В Яффе было суетно, ветрено и пыльно. Не желая там оставаться, она дала команду отправляться дальше. Голова грязная уже больше месяца и ещё одна неделя ей ничем не повредит, поэтому нет смысла искать место для отдыха там, где разудалый ветер норовит доставить неудобства ищущим покоя и чистоты путешественникам.

До Латакии добрались за шесть дней. Когда-то до дрожи в коленях было страшно войти на корабль, теперь же Катя боялась сойти на берег. Это не просто перемещение с корабля на сушу, это следующий шаг в неизвестность, которая страшит. Где нынче её уверенность, что всё получится? Где силы, чтобы преодолеть предстоящий путь? Ничего нет в наличии, но она улыбнулась, сделала шаг, другой, неловко пошатнулась из-за того, что земля не желала привычно раскачиваться как корабль, и пошла. Пока что поискать место для приведения себя в порядок, но вскоре она точно так же будет ступать шаг за шагом туда, где страшно.

Основные паломнические дороги курировали рыцарские ордена. Орден госпитальеров берёт своё начало с первого госпиталя в Иерусалиме для добравшихся до святых земель паломников. Орден тамплиеров безвозмездно долгие годы охранял на дорогах Западной Европы идущих по ним пилигримов. Король Франции Людовик, о котором речь в романе, обратил на них внимание и стал первым спонсором этого ордена, подивившись самоотверженности рыцарей и их бедности. (Помним, да? Герб: два рыцаря на одной лошади!) Вскоре паломничество приобрело такой масштаб, что подключились торговые города. Отличилась Венеция. Цех владельцев кораблей обеспечивал суда, на которые плотненько усаживали паломников и отправляли в путь. Условия перевозки были таковы, что за месяц путешествия погибала пятая часть пассажиров. Часто в море грабили, но поток не иссякал. Не очень понимаю схемы наживы на паломниках, но за этот бизнес боролись.

Глава 6

Латакия. Сеньор Фернандо

Повсюду песочные оттенки: под ногами, по сторонам и вдали. Только цвета неба и