Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

слушателей грустноватый настрой и возвышая печаль.

— Что это вы, сеньора, будто сожалеете о своей любви? — насмешливо спросил Гильбэ, заслужив злой взгляд Рутгера.

— Это же просто песня, — ей казалось, что Гильбэ спит, а оказалось, внимательно слушал. — Она не обо мне, а о даме, которой суждено выйти за родовитого сеньора, а она влюблена в другого.

— Что за глупости, любовь! Скажете тоже, — засмеялся рыцарь.

— А вы что же, никогда не были влюблены?

— Да много раз! — при этом он сделал неприличный жест, понятный всем, кроме Катерины.

— Заткнись, Гильбэ, пока я не выбил тебе зубы.

— Ты?! Мне? — взъерепенился Гильбэ, но чуть отсаживаясь дальше от капитана Рутгера, а Катя, чтобы не дать развиться конфликту, спросила:

— Неужели у вас никогда не болело вот тут от того, — она приложила руки к груди, — что чувства переполняли вас? Ни за что не поверю, что вы не встретили девы, от одного взгляда которой хотелось бы совершать подвиги.

— Нет, сеньора, я не подвержен таким глупостям, — почти серьёзно ответил ей Гильбэ и, несмотря на некоторую доли насмешливости, в голосе чувствовалось сожаление.

— Тогда эта песня для вас. Почувствуйте силу чужой любви, — немного зло, даже дерзко, будто отвечая всем мужчинам разом в лице этого рыцаря, пропустившим или не оценившим посылаемые им знаки любви девушками.

Она развернулась всем корпусом в сторону Гильбэ и, сильно ударив по струнам, запела намного громче, безотрывно смотря ему прямо в глаза. Конечно, это было позёрство, и Катя собиралась впечатлить рыцаря на полную катушку, используя любое давление:

Когда любовь сильна — ей нет преград!

Она не оробеет, не отступит,

Пусть умоляют, пусть грозят,

Пусть горы злата ей сулят

Её никто не сломит и не купит!

Нет!

Катя разорвала безмятежный воздух своим резким, отрывистым, напористым пением. К такому здесь не привыкли, а она пела из «Благочестивой Марты». За время пути удалось адаптировать к французскому пока только две песни. Одну мягкую и спокойную, а вторая с первого дня на корабле испепеляла ей сердце, поскольку поддерживала её порыв преодолевать трудности. Она не собиралась её исполнять для кого — то, но вот завелась, раскипелась, словно чайник, а теперь выплёскивала силу эмоций на ни в чём особо не повинного Гильбэ.

Все на корабле замерли, поражённые силой прозвучавших слов, а она поднялась и, сделав шаг в сторону вскочившего рыцаря и поражённо на неё уставившегося, агрессивно продолжила:

Любовь, она мечтанье и расчёт,

Любовь, она безумие и разум!

Любовь непрошенной войдёт Туда, куда закрыт ей вход Любовь не подчиняется приказам!

Нет!

Ещё один шаг в его сторону, чтобы глаза в глаза, чтобы он прочувствовал ярость и боль всех влюблённых, которым чинят препятствия! Чтобы никогда не смел насмехаться над этим чувством.

Любовь, сверкнув как молния в ночи,

Крушит хитросплетения Фортуны Звучи же гимн любви, звучи!

Катерина выкрикнула эти слова, будто призывая небо в свидетели — и в подтверждении её намерения сквозь облака очень красиво пробились лучики солнышка, а она, уже отступая, намного тише, закончила:

Но могут зазвенеть мечи

Когда звенеть не в силах больше струны![26]

Немного запыхавшись и скрывая это, Катя старательно вдыхала воздух через нос, отчего её тонкие ноздри раздувались, придавая ей страстный вид.

Гильбэ смотрел на неё как кролик на удава. Она отступила, отпуская его из своей власти — и увидела взгляды других воинов, гребцов, Рутгера. Это было поле большеглазых кроликов, заворожённых её игрой. Бери любого и используй в своих целях, никто не пикнет. Она немного смутилась. Такого эффекта она не ожидала.

— Теперь я понимаю, почему сеньор бросил всё к вашим ногам, мадам, — прохрипел Гилбэ и склонился перед нею.

Неловко ответив ему наклоном головы и робкой улыбкой, Катя вернулась к себе, сделав вид, что занята настройкой инструмента.

Команду отпустило не сразу. Кто — то вздохнул так, как будто всё это время не дышал, кто-то тёр глаза и смотрел на солнце, видя какие-то знаки, а кто-то всё повторял:

— Вот это да! Это ж надо! Силища какая! Я умер и возродился.

— Не болтай.

— У меня тоже вот здесь всё перебаламутилось и как перед битвой заныло! — поддерживали с соседней скамьи.

Катя выложилась и теперь жалела о своей вспышке. В самый раз кому-нибудь крикнуть сейчас: «Ведьма!» — и выбросить её за борт. Она прислушивалась, но ничего опасного для себя не услышала.

«Ну, слава Богу!» — решила она и дала себе слово больше так не рисковать. Засиделась она в замке, потом бесконечное напряжение, и это путешествие в неизвестность… Не ожидала, что музыка и воображение столь коварно выведет её на эмоции.

Гильбэ до конца дня сидел, о чём-то задумавшись, устремив взгляд вдаль. Что он видел? Не корабельный же борт? Видно, было что — то в его жизни, что он недооценил и упустил. Впрочем, многие сидели молча, погрузившись в себя. Настроения шутить, болтать ни о чём не было.

Рутгер тоже сидел, вытянув ноги и прикрыв глаза. Он с отчётливой ясностью видел сейчас облик прекрасной девы из своей юности, что поклялась любить его вечно и молиться за него, пока она жива.

Он был так молод, совсем ещё мальчишка, которому родители устроили подходящий брак. Нищий, но сын сеньора, а Адель — дочь лучшего кузнеца гильдии. Ему даже в голову не пришло сопротивляться отцу, хотя его сердце сладко трепетало от одного только взгляда на неё. Унизительно было думать о браке сеньора с дочерью кузнеца, ещё унизительнее было знать, что кузнец богаче сеньора, а его сына считает нищим щенком. Адель, узнав о том, что Рутгер безропотно женится по выбору отца, сбежала в монастырь и осталась там навсегда. Он всего лишь один раз был там и то случайно. Увидел её и обиделся, что она досталась Богу невинной, а могла бы быть с ним, хотя бы раз… а она ему поклялась любить… По щеке Рутгера скатилась слезинка. Может, ветром выбило, может, душа разболелась. Ангел показала ему, за что страдает он всю жизнь. Нельзя обманывать любовь, ведь она может навсегда уйти из жизни не оценившего её дары.

Путешествие продолжалось. Катя привыкла жить на корабле. Гильбе заходил в порт примерно раз в неделю, частенько только для того, чтобы дать отдых сеньоре.

— Мадам, мы приближаемся к Тунису. Я слышал, что король Сицилии Рожер