Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс

рода имперский метроном: он задавал ритм, под который должны были плясать его подданные. Удовлетворив жажду информации, император, он же граф фон Фалькенштейн, покинул Брюссель, словно вор в ночи, одетый в темную шинель и в компании лишь одного слуги.

Все его реформы были направлены на модернизацию необъятной империи Габсбургов и подготовку ее к XIX веку. Для этого Иосиф II считал необходимым внедрить на своих территориях Gleichschaltung[352] – единую администрацию. Однако в Южных Нидерландах его реформы встретили резким «нет».

За время своего правления Мария Терезия создала для Южных Нидерландов важный экономический стимул: снизила местные пошлины и построила каналы и дороги, чтобы облегчить перевозку товаров. Провинции с их льняной, хлопчатобумажной и шерстяной промышленностью были в числе самых процветающих регионов Европы. Но стекольная, бумажная, лакокрасочная и оружейная промышленность, а также сахарный и соляной заводы все эти годы приносили в казну Габсбургов немалые суммы. Прибыль 6,7 миллиона флоринов даже позволила Южным Нидерландам войти в четверку самых важных завоеванных регионов для Габсбургов. Шарль-Жозеф де Линь называл вторую половину XVIII столетия «Vague d’or[353] Нижних земель».

При всем этом эрцгерцогиня никогда не интересовалась Южными Нидерландами и лишь однажды удосужилась посетить эти провинции, в частности Гент, где 27 апреля 1744 года состоялась ее торжественная инаугурация в качестве графини Фламандской. В ратуше Гента и сегодня висит портрет, на котором она позирует в кружевном платье, специально сшитом для нее гентскими девочками-сиротами из школы Rode Lijvekens.

Тем не менее Южные Нидерланды при Марии Терезии не доставляли никаких проблем: «Это самый благополучный регион, к тому же он приносит достаточно денег. Этот народ известен тем, что придерживается своих старинных, доходящих до абсурда предрассудков. Если они ведут себя послушно и лояльно и приносят больше, чем наши обедневшие и недовольные немецкие территории, то чего еще можно от них требовать?»

Канцлер фон Кауниц тоже считал Южные Нидерланды процветающим и не слишком проблемным регионом: «Бельгийцы живут по собственным законам, имеют собственность и личные свободы, платят скромные налоги, которые сами на себя налагают, следуют свободной конституции». Это, конечно, было весьма оптимистическое описание, потому что бедняков и преступников в Южных Нидерландах было не меньше, чем в других странах Европы. С конца XVII века разбойники собирались в банды и грабили дома и дилижансы. Так, например, была известна банда Яна де Лихте, в 1747 году совершавшая в окрестностях Гераардсбергена многочисленные кражи со взломом и убийства.

Этот «самый благополучный регион», насчитывавший около двух с половиной миллионов жителей – самый густонаселенный в Европе, – ежегодно приносил достаточно доходов, чтобы Вена была счастлива и не трогала его. Но в XVIII веке этот регион пребывал в спячке. С самого конца XVI века в политических, экономических и социальных структурах этих провинций почти ничего не изменилось. Историк Роберт Палмер описывал Южные Нидерланды как «музей позднесредневековых гильдий» и даже как «Беотию Европы» – в честь древнегреческого народа, который афиняне считали архетипичным.

В Южных Нидерландах, как и практически везде, господствовали дворянство и духовенство, державшиеся за вековые привилегии, податные права и местные законы. Иными словами, серьезные перемены, которые пожелал привнести Иосиф II, не приняли первое и второе сословия: все должно оставаться как прежде. Когда в 1763 году Леопольд Моцарт в путешествии по Нижним землям посетил Лёвен, он словно оказался в музее под открытым небом: «[Лёвен – это] место, где женщины носят пальто с дешевыми шляпами, а простолюдины ходят в кломпах[354]». Кроме того, отец Вольфганга Моцарта счел, что Лёвенская ратуша красива только из-за того, что «очень старая».

Один лишь Брюссель с населением около 70 тысяч по милости Карла Лотарингского заслужил одобрение Леопольда, напомнив ему Вену «с прекрасными домами и длинными широкими улицами». Город был огромен, по европейским меркам того времени, но все еще недотягивал до мировых столиц, таких как Париж или Лондон. Во всяком случае по сравнению с периодом до прихода Карла Лотарингского, когда философ Вольтер прожил в Брюсселе несколько лет. В 1739 году Вольтер, по его словам, оказался enfin fond de Barbaria – потерян в варварской глуши. Своим друзьям он писал, что в Брюсселе почти нечем заняться, «кроме небольших вечеринок, которые я устраиваю в честь мадам дю Шатле… Брюссель – огарок свечи рассудка… дьявол, который управляет моей жизнью, послал меня в Брюссель, и знайте, что в Брюсселе живут одни фламандцы». Вольтер считал очевидным, что Южные Нидерланды – дно культурного забвения, где «до сих пор не знают о Ньютоне, даже в Лёвенском университете».

В Южных Нидерландах религия имела огромное влияние, а католическая церковь занимала главенствующее положение; два столетия ультракатолического правления испанских Габсбургов сделали население глубоко религиозным. Один историк XIX века даже называл жителей Южных Нидерландов «испанцами Севера». Контрреформация, великая реконкиста католической церкви в XVI веке, привела к тому, что церковь железной хваткой вцепилась в общество. Это можно прочесть и в цифрах. В 1780 году из двух миллионов жителей на религиозной службе состояли 17 350 человек, то есть каждый 115-й был в той или иной степени связан с католической церковью.

Иосифу II, однако, не было дела до католической церкви, пребывающей под властью папы римского. Император желал рационально централизовать управление в своей империи и, как и в случае с Эдиктом о веротерпимости, сразу после смерти матери начал решительно наступать католикам на пятки. В 1784 году монарх ввел в юридическую практику гражданский брак, отняв у церкви исключительность права на институт брака. Проповеди отныне подвергались государственной цензуре, епископы должны были подчиняться императору, а не папе, количество ярмарок, шествий и карнавалов резко сократилось. Приходские священники на местах поначалу не обращали внимания на реформы, но когда император издал указ о том, что покойников не полагается хоронить в церквях, а кладбища должны находиться за пределами городских стен, до духовенства Южных Нидерландов постепенно начало доходить, что Иосиф II – человек с четкой позицией, если не сказать миссией. 1 января 1787 года император сбросил на Южные Нидерланды новую политическую бомбу, объявив, что собирается реформировать административно-правовой аппарат в этих провинциях. Кстати, нельзя сказать, что император случайно начинал важные реформы именно под новый год: для Иосифа II это был такой же рабочий день, как и все остальные, и в любом случае его наполняли служебные обязанности: «Послы, министры иностранных дел, советники, камергеры, офицеры, секретари и, наконец, все двуногие, не имеющие ливреи, в течение двух часов приходят поцеловать мне руку».

Десять провинций отныне были разделены на девять имперских округов (Kreisen), во главе которых встали имперские интенданты, назначаемые непосредственно императором. Каждому интенданту подчинялись 12 комиссаров, отвечающих