Дым осенних костров - Линда Летэр

Нальдерона Фрозенблейда, — громко объявил он.

Сердце Наля забилось еще сильней. Должно быть, королю стало известно о его появлении при дворе, и тот не преминул обсудить с ним… что? Быть может, увольнение с должности? В конце концов, принцу и принцессе неприятно будет видеть живое напоминание о прошлом при дворе. Как примет мать этот новый удар? Долгое бездействие из-за болезни выглядело на общем фоне совсем неприглядно. Что если Его Величество увидел в своем оружейнике и командире отряда труса, недостойного более вести воинов в бой? И как столь высокие должности может занимать обесчещенный? А чтобы снять с него общественное клеймо, необходимо признать, что оно принадлежит другой стороне, стало быть, самому принцу и будущей принцессе.

Или — сердце неприятно сократилось в груди и пропустило удар — король поверил в вину своего оружейника.

Несколько шагов к неизбежному. Мысли вихрем пронеслись в голове, заставили остановиться.

Чтобы победить на дуэли превосходящего в мастерстве противника необходимо тщательно продумать условия. До первой крови, до первого или третьего поражения, до серьезной травмы одной из сторон? В каком случае есть надежда продержаться дольше? Кетельрос превосходно тренированный воин Первого Дома. Эйверет конюший. Он брал уроки борьбы у Эйруина и других Фрозенблейдов, но достаточно ли?

Терзаемый предположениями, Наль с сожалением оглянулся на покидающих зал придворных и поспешил за слугой по прохладным полутемным коридорам. Если его лишениям суждено преумножиться, пусть это случится как можно быстрей.

Ингеральд ожидал в зале Ликов, восседая в кресле с высокой резной спинкой. Со стен твердо и бесстрастно смотрели горельефы бывших королей и королев Исналора, тайр-лордов и леди, варлордов, военачальников. Их статуи выступали из колонн, поддерживающих крестовый потолок. Белая с зеленой вышивкой туника короля струилась шелком, поблескивал простой обруч на гордой голове. Над головой его из спинки кресла темного дерева выступал крупный лик, отличающийся и одновременно похожий на все фигуры. В нем можно было угадать эльфийские черты, но принадлежали они не эльфу. Слишком круглые большие глаза с тяжелыми веками, очень высокий лоб, совершенно прямой нос без переносицы, полные жесткие губы, длинный узкий подбородок. Подобные лики смотрели из-под потолка и с капители колонн. Одни скорбели, другие были любопытны или безучастны.

— Вы звали меня, Ваше Величество. — Наль поклонился так глубоко, как позволили раны, и чуть не лишился равновесия. Когда он выпрямился, перед глазами замелькали светящиеся точки, а из груди непроизвольно вырвался вздох усилия. От жгучего стыда кончики его ушей порозовели. Он вновь обливался потом, а руки были холодны, как лед.

— Я желаю иметь с тобой крайне серьезный разговор, лорд оружейник, — невозмутимо проговорил король. — Как бы ни был он неприятен, ты должен понять его необходимость и отвечать предельно прямо.

— Я даю слово, мой король. — Наль кратко склонил голову.

Ингеральд кивнул, внимательно разглядывая оружейника.

— По чьей инициативе разорвана твоя помолвка?

Король и правда бил в самую рану.

— Леди Амаранты, Ваше Величество.

— Она объяснила причину?

— Она… полюбила принца Алуина. — Губы с трудом, словно на морозе, складывались, произнося эти слова. Выталкивать их из себя было пыткой. — Принц же давно любил ее… Ваше Величество.

— Как скоро узнал ты об этом?

— В день моего последнего возвращения из дозора. Двадцать девятого дня ардорн саэллона.

— Догадывался ли ты до того об их взаимных чувствах?

— Нет.

— И ты не пытался уговорить леди Амаранту одуматься?

Пауза.

— Нет, Ваше Величество.

— Почему?

— Решение ее было окончательным… Я понял это, видел в ее глазах. Таких слов не бросают на ветер.

— И ты смог принять это?

Он опустил глаза. Горло сжал спазм. Разве были у него альтернативы?

— Чиста ли перед ней твоя совесть? Как полагаешь, не послужило ли вашему разрыву нечто, что ты совершил или не совершил?

Ноги Наля начали слабеть. Ему стоило большого труда стоять непоколебимо прямо, как достойно перед монархом. Уши заполнил слабый гул.

— Да, мой король, — произнес он, поднимая взгляд и встречаясь с внимательными серыми глазами Ингеральда. — Я исполнял свой долг перед вами и королевством, исполнял данную вам присягу… Ради всех. Совесть моя чиста.

— А если бы леди Амаранта все же одумалась и вернулась к тебе?

Наль качнул головой.

— Я не принял бы ее.

Ингеральд долго молчал, поглаживая тонкими пальцами крупный перстень-печатку с гербом династии Лаэльнэтеров.

— Веришь ли ты в искреннюю любовь леди Амаранты к моему сыну?

Наль быстро опустил глаза. Это был еще один кинжал, тщательно поворачиваемый в сердце всякий раз, когда он пробуждался от забытья. Уши его вспыхнули.

— Я… не знаю, Ваше Величество… Я не могу судить…

— Это весьма благочестиво, однако речь сейчас идет не о досужих сплетнях, а о беспристрастной, здравой оценке, о судьбах многих.

Решаясь, Наль поднял взгляд. Он давал присягу королю. Он не может ни утаить, ни уклониться от ответа.

— Я допускаю, что на выбор леди Амаранты мог повлиять титул принца.

Король откинулся в кресле и снова помолчал.

— Семья моя в лице моего младшего сына принесла тебе тяжелые страдания, — заговорил он наконец. — Я сожалею об этом.

— Я безмерно ценю вашу открытость и ваше участие, мой король.

— Погрузившись в дела королевства, не распознал я происходящего в собственном доме. Если бы я предвидел, то строже приглядел бы за Алуином, но теперь, когда оба по доброй воле выбрали друг друга, невозможно принудить их изменить своему сердцу.

— Вы правы, Ваше Величество.

— Желаешь ли ты виры или оправдания через суд?

— Нет. Я отказываюсь от любых притязаний и желаю лишь не иметь более никаких дел, пересекающихся с королевскими. — Проговорив это, он похолодел. Фразу можно было толковать двояко. Он и сам не был уверен, какой смысл собирался в нее вложить. Должно быть, Ингеральд тоже отметил это, потому что следующий вопрос прозвучал как гром в ясный день.

— Посещала ли тебя мысль покинуть королевство?

Истерзанный мучительным разговором, Наль в исступлении сцепил перед собой руки:

— Ваше Величество, вы вольны изгнать меня, лишить должности, отправить в штрафной отряд, сделать со мной все, что пожелаете! Прошу лишь пощадить мою мать и мой род! — В сильном волнении он не заметил, как приблизился к царственному креслу. — Никто, кроме меня, не в ответе за то, что я оказался на пути у принца. Все Фрозенблейды глубоко верны вам…

— А ты? — перебил Ингеральд. — Ты верен мне?

— Вы мой король, Ваше Величество, — прошептал Наль. — Я верен вам до конца моей жизни.

— Так в чем же дело? — Показалось, или Ингеральд и впрямь слегка улыбнулся? — Так горячо говорил ты о своей матери, но подумал ли, какую утрату она