Знаменитые авантюристы XVIII века - Автор неизвестен Биографии и мемуары

— Так предъявите же это письмо, — посоветовал ему Казанова, — может быть, оно поможет вам лучше всякого паспорта.

Монах так и сделал. Но едва лишь досмотрщик прочел подпись рекомендующего лица, Скильясе, — им овладело негодование.

— Как, — закричал он, — вы осмеливаетесь являться в Мадрид с рекомендациею от Скильясе!

При этом имени на лицах всех служащих, даже всех солдат, выразилось совершенно непостижимое для Казановы раздражение. Из последовавшего объяснения выяснилось, что этот Скильясе был предметом всеобщей ненависти для каждого кастильца, что его, наверное, народ разорвал бы на клочья, если бы за него не вступился сам король. Казанова пустил в ход все свое красноречие, кое-как, с величайшим трудом, отстоял бедного монаха и провел его вместе с собою в город. Плохо досталось бы бедняге без заступничества нашего героя.

Казанова поселился в гостинице. Двери всех номеров в гостиницах Мадрида отличались одною необычною особенностью. У них был очень основательный замок, но не внутри, а снаружи, так что постоялец не имел возможности запереться у себя в номере. Казанова полюбопытствовал осведомиться, что это обозначает, и ему тотчас объяснили, что такое устройство замков принято в интересах святейшей инквизиции, которая должна была обеспечить за собою совершенно свободный вход повсюду, куда ей надлежало сделать визит.

— Да что же нужно вашей проклятой инквизиции… — зашумел Казанова.

— Ради Бога, сеньор, — перебил его хозяин, — не кричите таких вещей во весь голос, иначе мы оба с вами сгинем как мухи!

— Однако, — понизил тон Казанова, — что же, в самом деле, может интересовать святую инквизицию в моем поведении?

— Как что? Да все! Ей любопытно знать, не кушаете ли вы скоромное в постные дни, не собираются ли у вас кавалеры вместе с дамами и не ведут ли они себя как супруги, не будучи таковыми на самом деле, и т. д. Святая инквизиция, сеньор, неустанно бодрствует над нами, ради нашего спасения!

Очень досаждал Казанове повсюду в Испании и доныне еще не выведшийся обычай коленопреклонения перед Святыми Дарами. Патер, неся их по городу, например для напутствия умирающего, звонил в колокольчик, и все, кто встречал на пути Св. Дары, должен был становиться при их появлении на колени прямо на землю, невзирая на состояние почвы. Ехавшие должны были выходить из экипажей. Теперь этот обычай соблюдается лишь по доброй воле благочестивыми людьми, прежде он был обязателен для всех без изъятия, подобно тому, как, например, обязательно обнажение головы в Москве, перед Спасскими воротами Кремля.

Во время таможенного досмотра у городских ворот у Казановы отобрали «Илиаду» на греческом языке и Горация; книги показались подозрительными. Через три дня их возвратили. Сверх того один из досмотрщиков попросил у него понюхать табачку. Казанова обязательно протянул ему свою табакерку. Чиновник, заглянув в нее, тотчас выхватил табакерку из рук Казановы и высыпал из нее табак на землю.

— Сеньор, — сказал он строгим тоном, — этот табак запрещен в Испании.

В то время табачная монополия составляла специально королевскую статью дохода, и потому чужой табак строго преследовался таможнями. Вследствие этого развивалась страшная контрабанда: знатоки и любители ни во что не ставили местный нюхательный табак и были готовы платить какие угодно деньги за иностранный, особенно за превосходный французский табак.

Казанова имел рекомендательное письмо к графу Аранде. Это был весьма энергичный министр, сумевший очистить Испанию от иезуитов. Это создало ему гораздо больше врагов, нежели друзей, но он не обращал никакого внимания ни на тех ни на других. Казанову он принял довольно холодно и прежде всего неприятно огорошил его вопросом: зачем, собственно, он пожаловал в Испанию?

Казанова ответил в общих фразах о поучительности странствий, добавив, впрочем, несколько слов о надеждах насчет применения в Испании своих скромных талантов.

— Вы не имеете ни малейшей надобности в моем покровительстве, чтобы спокойно жить в Испании, — отрезал Аранда. — Сообразуйтесь с законами и полицейскими постановлениями, и никто вас не тронет. Что же касается до применения ваших талантов, то обратитесь к вашему посланнику, он выдвинет вас и поможет вам устроиться.

Казанова выяснил свое исключительное положение по отношению к своему правительству, которое отнимало у него надежду на представительство посланника.

— Если так, — возразил Аранда, — то вам не удастся устроиться при дворе, потому что король, разумеется, обратится за сведениями о вашей личности к тому же посланнику. Тогда вам остается только жить здесь и развлекаться.

После того Казанова побывал у неаполитанского посланника, у разных испанских тузов, и все они сказали ему то же самое, что и Аранда. Наконец, по совету герцога Лосада, он решил лично познакомиться с венецианским посланником; тот мог рекомендовать его на свой страх, не упоминая о его приключениях. Казанова написал своему старому другу Дандоло, чтобы тот прислал ему рекомендательное письмо к венецианскому послу Мочениго. Затем он явился к секретарю посольства Содерини. Последний принял его хорошо, но ничего не мог посоветовать, кроме того, чтобы Казанова написал письмо к послу; герой наш так и сделал.

На другой же день к Казанове явился чрезвычайно красивый молодой человек, граф Мануччи, личный секретарь Мочениго. Старый венецианец имел склонность к выбору себе таких миловидных секретарей. Казанова живо поладил с этим Адонисом, и тот обещал ему свое могучее покровительство. Для первой встречи с послом у них было условлено, что Казанова сделает визит Мануччи, а тот пригласит к себе на это время и Мочениго. Встреча состоялась. Посол был очень милостив, но выразил глубокое сожаление, что не может открыто принять у себя Казанову, из боязни нажить себе врагов в Венеции.

Казанова предупредил его о том, что ждет рекомендательных писем из Венеции, и Мочениго успокоил его, что если такие письма будут им получены, то он смело берется представить Казанову королю. Он всегда мог оправдать свое поведение тем, что мотивы вражды инквизиции к Казанове ему неизвестны.

В первые же дни своего пребывания в Мадриде Казанова свел знакомство с известным художником Менгсом — немецким Рафаэлем. Он уже шесть лет состоял придворным художником, получал хорошее вознаграждение, жил открыто, принимал друзей и любил пображничать с ними.

Пока за него хлопотали друзья, Казанова, верный своему коренному правилу — жить в свое удовольствие, развлекался как умел. Он посещал театры, бои быков, публичные балы. Случалось, что в самый разгар спектакля сторож отворял дверь и громко кричал: «Dios!» (т. е. Бог). Это значит, что мимо театра проходит патер со Святыми Дарами. Тогда актеры и публика падали на колени и в театре царило безмолвие до тех пор, пока раздавался звон колокольчика, с которым всегда ходят в этих случаях испанские патеры.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});