Дама с букетом гвоздик - Арчибальд Джозеф Кронин

бороться с восторгом и замешательством, воцарившимися в его сердце. И не мог постичь, что за внезапная одержимость овладела им по какому-то странному стечению обстоятельств. Он был практичным человеком, смотрел на мир твердо и взвешенно. Держался как можно дальше от глупостей, сопровождающих нечаянное любовное увлечение. И все же он был не в силах усмирить учащенное биение сердца. Как не мог отделаться от мысли, что встреча с этой прелестной девушкой, над которой висела тень неизвестной трагедии, предначертана ему не чем иным, как самой судьбой.

Примерно полчаса длилось молчание. Незнакомка сидела неподвижно, подперев щеку ладонью и упорно глядя в книгу, которую она в какой-то момент достала из своего чемодана.

Неожиданно дверь купе открылась, и кондуктор, вышагивавший по продуваемому сквозняками проходу, просунул голову в образовавшийся проем.

– Следующая остановка – Лахен, – певуче объявил он. – Пожалуйста, приготовьте паспорта. Не забудьте. Паспорта должны быть предъявлены в Лахене.

И он тут же удалился.

Меррид мог бы поклясться, что заметил, как пальцы девушки, державшие книгу, внезапно застыли. На самом деле вся она вдруг словно оцепенела.

Поезд постепенно снижал скорость. Проскрипели тормоза, и в то же мгновение незнакомка опустила книгу и взялась за ручку своего чемодана. Меррид подумал, что она хочет положить багаж на полку.

– Вам помочь? – спросил он.

– Большое спасибо, – ответила она едва слышно. – Но я схожу здесь, в Лахене.

Пока она говорила, в окне показалась длинная станция, серая и безлюдная. Поезд резко вздрогнул и остановился. Девушка мгновенно встала. Кажется, ей потребовалось напрячь для этого все силы. Бледная, как снег, она крепко ухватила свой чемодан, послала Мерриду и его сестре мимолетный прощальный взгляд и вышла на платформу. А потом исчезла из виду, ее торопливо шагающая фигурка затерялась в пелене падающего снега.

– А она не очень-то приветливая, скажи? – воскликнула Конни.

Льюис медленно покачал головой:

– Дело не в этом, Конни. Она чем-то ужасно, до смерти напугана. – (Конни изумленно открыла рот.) – В любом случае она спешила. Смотри, оставила свою книгу.

И правда – на сиденье лежала забытая книга, которую читала незнакомка. Прежде чем Конни успела что-то сделать, Меррид взял томик. Это был немецкий роман Генриха Манна. Льюис открыл книгу. И снова его сердце забилось быстрее. На форзаце было написано:

Сильвии Аллвин

от Карла

И ниже:

Гастхоф[42] «Хоне», Кригеральп.

Уставившись на эту надпись, сквозь туман нахлынувших чувств Меррид услышал приближающиеся шаги. Он инстинктивно закрыл книгу и опустил ее в карман. Как только он это сделал, вошли два офицера австрийской полиции. Они тщательно обследовали взглядами купе. Затем уделили пристальное внимание паспортам, которые им протянул Льюис. Старший из офицеров спросил на немецком:

– Вы здесь одни?

– Да, конечно, – спокойно ответил Льюис.

Полицейский изучающим взглядом посмотрел ему в лицо, после чего, удовлетворенный, отрывисто поклонился и покинул купе в сопровождении своего напарника.

– Чего они хотели? – с любопытством поинтересовалась Конни.

– Да так, ничего, – ответил Льюис, снова устраиваясь в своем углу. – Обычные формальности.

Но за его напускным безразличием скрывалось, нарастая, сильное и не вызывающее сомнений чувство. Когда поезд тронулся, под мерный стук колес в голове Льюиса, повторяясь снова и снова, зазвучали, как молитва, слова – настойчивые, дразнящие, призывные. Сначала имя: Сильвия Аллвин – какое красивое имя! А следом эти странные, незнакомые названия: «Гастхоф „Хоне“, Кригеральп».

Глава 2

Отель «Бристоль», обращенный фасадом на Рингштрассе, находился в минуте ходьбы от Оперы, и его статус лучшего во всей Вене безошибочно определялся по галунам швейцара.

Было шесть часов вечера. Прошло три дня с утреннего эпизода в местном поезде, остановившемся на станции Зельдкирхе. Держа спину прямо, Меррид сидел на краешке дивана в очаровательном номере люкс, который выбрала для них Конни, и угрюмо пытался сосредоточиться на чтении континентального издания «Диспатча». Он был один. В высоком зеркале с позолоченной рамой отражалась его напряженная и неподвижная фигура с длинными руками и ногами. Глубокая складка между бровями, тонкие, строгие черты – лицо человека, всю жизнь стремившегося к достижению физического идеала.

Многие годы Льюис Меррид тяжело трудился, закаляя свою плоть, чтобы она выдержала все испытания. Наследник огромной судоходной компании, он тем не менее не нуждался в настояниях отца, чтобы войти в дело еще юнцом и самым непосредственным образом освоить законы судовождения, как и законы жизни. Он, как говорится, на корму из клюза[43] вылез. Спал на открытом воздухе, висел на салинге[44] под дующим во всю мощь и неистово поющим в снастях норд-остом. Он научился соблюдать кодекс спартанцев.

Теперь, в свои тридцать, всецело управляя «Судоходной компанией Меррида» после смерти отца, случившейся три года назад, он походил скорее на помощника капитана, чем на успешного бизнесмена, коим являлся. Женщины играли в его жизни незначительную роль. Нельзя сказать, что он был стеснительным, неуклюжим или неотесанным. Просто казалось, что он нечувствителен к чарам светских девиц, и это вызывало жгучее раздражение у их матерей.

Но здесь, во время путешествия по Европе, в которое он пустился больше ради Конни, чем для себя, произошло невозможное – внезапно, необъяснимо. Случайная мимолетная встреча. Девушка, которую он не знал, никогда не видел прежде и никогда не увидит в будущем. Тем не менее в его душе вспыхнула искра – белая, сияющая. Даже сейчас, когда он притворялся, что изучает «Диспатч», лицо этой девушки преследовало его, не оставляя в покое.

Так он сидел, злясь на самого себя, борясь с непрошеными мыслями, когда дверь в номер отворилась. Сначала донесся предупреждающий взрыв смеха, потом вошли Конни и Стив Леннард. От них веяло довольством людей, посетивших и еще намеренных посетить различные места развлечений и увеселений.

– Взгляните на человека, приехавшего в Вену! – воскликнул Стив, показывая на Меррида. – Да что с тобой такое, Льюис? Почему ты безвылазно сидишь в этом номере? Ты же все на свете пропустишь.

– Мы были на Каленберге, – жизнерадостно сообщила Конни. – Вид оттуда чудесный! А потом Стив отвел меня в изумительное кафе, где подают шоколад и пирожные. Ничего вкуснее я в жизни не пробовала…

– Она отличилась, – подхватил Стив. – Съела шесть штук. Или семь? С сожалением заявляю тебе, Льюис, что твоя сестра просто бесстыдница. Если бы я не уволок ее оттуда силой, она бы все еще торчала в том кафе. Что-то в ней есть такое, непонятное: общение с ней сотрясает до основания всю мою тонкую душевную организацию, и все же с шестилетнего возраста и по сию пору я время от времени покупаю ей разную вкуснятину и украшения.

– Это