Дама с букетом гвоздик - Арчибальд Джозеф Кронин

выбрала пластинку из альбома, лежащего рядом с ней, и запустила аппарат. В напряженную, гнетущую атмосферу столовой влились тягучие, вибрирующие звуки траурного марша Шопена.

– Прелесть! – Руди улыбнулась Льюису. – Ведь правда прелесть? Это мое любимое произведение.

Пока она говорила, Эдлер вскочил:

– Знаете ведь, что я не выношу эту проклятую пластинку! Если будете и дальше ставить ее, то в один прекрасный день обнаружите, что она разбита! – Он в гневе повернулся к выходу и бросил Сильвии через плечо: – Я пошел в свою мастерскую. Найдешь меня там, когда закончишь. – И вылетел из комнаты.

Наступила тишина, ибо фрейлейн Руди сняла пластинку с патефона.

Льюис наклонился к ней.

– Поставьте снова, – сказал он мягко. – Мне тоже нравится это произведение.

– Правда? – Ее бледное лицо просияло. Она завела патефон, и марш доиграл до конца.

Льюис видел, что Сильвия, похоже, не в состоянии доесть свой ужин. Наконец она положила вилку и начала подниматься. Это был момент, которого он долго ждал. Как только она встала, Меррид тоже вскочил из-за стола. Вышел следом за Сильвией из столовой и догнал ее в узком коридоре, который извивался позади лестниц, ведя к боковому входу в здание.

– Мисс Аллвин, – сказал Льюис, – мне хотелось бы с вами поговорить.

Когда он произнес ее имя, Сильвия резко обернулась и оказалась с ним лицом к лицу. Она прижалась к стене, задышала быстро, с надрывом:

– Почему вы меня преследуете?

– Не бойтесь. Я хочу вам помочь.

– Я не желаю вашей помощи. Почему вы заговорили со мной в поезде? Почему приехали сюда?

– Вы в беде, я это вижу. Я это знаю.

Он произнес это тихим, успокаивающим тоном, но, когда она отвечала, голос ее дрожал от едва сдерживаемых рыданий:

– У вас нет права вмешиваться в мою жизнь, совершенно никакого права. Если вы хотите помочь мне, как утверждаете, пожалуйста, уезжайте отсюда. Уезжайте завтра же утром.

Льюис угрюмо покачал головой:

– Я не уеду, пока не улажу ваши проблемы. Это работа, к которой я, похоже, готовился всю свою жизнь. И я хотел бы прояснить множество вопросов, прежде чем уеду. Первый из них – Карл. Кто он?

Сильвия устремила на него твердый взгляд. Намеренно сделала глубокий вдох. И сказала:

– Карл – хороший парень, лучший в мире. Мы с ним обручены и поженимся.

Льюис уставился на нее, не сразу поняв, что говорит собеседница. Она словно нанесла ему удар между глаз.

– Пожалуйста, уезжайте, – повторила она тем же настойчивым шепотом. – Это все, о чем я вас прошу. Больше вы ничего не сможете для меня сделать.

А потом, прежде чем он успел ответить, Сильвия проскользнула по коридору к боковой двери и исчезла.

Льюис застыл на мгновение, изучая ничем не примечательную поверхность двери, за которой скрылась Сильвия. Он подавил лихорадочный порыв броситься за ней, развернулся и медленно поднялся по лестнице в свой номер.

«Карл – ее жених», – билась в голове мучительная мысль.

Стоя посреди комнаты и предаваясь горьким раздумьям, он обратил внимание на свой чемодан – с ним что-то было не так. Наклонился, быстро проверил содержимое. Ничего не пропало, но чемодан явно подвергся методичному обыску.

Меррид выпрямился, оглядел комнату, подняв над головой свечу, чтобы осветить самые темные уголки. В этот момент его силуэт был отчетливо виден с улицы через окно. И вдруг стекло вздрогнуло, раздался отдаленный звук выстрела. Мимо уха Льюиса со свистом пролетела пуля и вонзилась в стену позади него.

Упасть на колени и захлопнуть тяжелые ставни было делом одной секунды. Потом Меррид поднялся и тщательно запер ставни на задвижку. По его прикидкам, стреляли самое меньшее с двухсот ярдов. Хороший выстрел, мрачно подумал он. Пуля прошла мимо его головы, похоже, всего в полудюйме. Возможно, позже у него появится возможность выразить меткому стрелку свое восхищение. Но сейчас он ничего не мог сделать. Блуждать в темноте среди сугробов по незнакомой территории было бы чистым безумием.

На губах Льюиса застыла тонкая напряженная улыбка, когда он пересек комнату и выковырял ножом пулю из мягкой древесины. Он узнал модель – маузер, пуля с наконечником из мягкого металла, старого армейского образца.

Разглядывая расплющенный кусочек свинца, тяжело лежавший на его ладони, он подумал: «По крайней мере, у меня останется сувенир на память об очень приятном путешествии. Но домой я не поеду. Еще не время».

Глава 5

Наступил следующий день, прелестный и ясный. Рано проснувшись после неглубокого сна, Льюис отодвинул стул, которым временно подпер дверь, и распахнул ставни, спасшие ему жизнь прошлой ночью. Рассвет был прекрасен, как все рассветы, включая те, что Льюис видал в тропических морях: нежное полупрозрачное небо, горные пики, оперенные снегом и окрашенные в розовое лучами восходящего солнца. В такие утра сердце словно готово взлететь. Втянув в легкие пьянящий, как вино, воздух, Льюис ощутил душевный подъем. Связь между Карлом и Сильвией теперь представилась ему не такой устрашающей, не такой бесповоротной. Что-то за ней стояло – что-то, в чем еще следовало разобраться. Он побрился, помылся, смочив губку холодной водой из кувшина, надел свитер, теплые брюки и тяжелые ботинки, затем спустился к завтраку.

В столовой не было никого, кроме Генриха, его вчерашнего возницы, и миниатюрной служанки по имени Анна. К Генриху, устроившемуся за столом с чашкой кофе и половиной буханки ржаного хлеба, вернулось давешнее дружелюбие. Когда Льюис сел напротив него и Анна подала ему кофе, кучер широко улыбнулся:

– Поедете обратно со мной? – Он кивнул в сторону окна, сквозь которое были видны сани с уже запряженной лошадью.

– В другой раз, – ответил Льюис.

– Лучше бы сегодня. – Генрих гоготнул, поднося к губам чашку. – А то вдруг с горы упадете. Кости переломаете.

– Я люблю падать с гор, – откликнулся Льюис, отрезая себе ломоть хлеба. – И переломать меня не так-то просто.

Генрих снова издал булькающий звук, который у него означал смех. Но когда Льюис завел беседу, пытаясь разговорить кучера, лицо последнего снова спряталось за маской крестьянского лукавства. Если он и мог что-то рассказать, делать это он явно не собирался. Впрочем, Льюис предчувствовал, что кучер может пригодиться ему в будущем. Поднимаясь, чтобы уйти, он вложил в ладонь Генриха еще несколько монет.

– Это на случай, если вас попросят вернуться за моим трупом.

Оценив по достоинству и деньги, и остроту, Генрих покатился со смеху. А отсмеявшись, заявил:

– А вы щедрый, герр американец. Но будьте осторожны. Может, в вашей шутке больше правды, чем вы думаете.

Завтрак закончился, и Генрих ушел. Льюис решил вернуться в