Дымовое древо - Джонсон Денис

Когда вернулась с рынка жена, почувствовала она, что витает в доме облако смерти. Муж отказался перемолвиться с нею хотя бы словом. Свернул вдвое молитвенный коврик и не захотел её на него пускать. В молчании опустился на колени перед едой, которую она приготовила, а когда еда остыла и уже не годилась в пищу, поднялся и ушёл из дома.

Много дней ждала жена его возвращения, стоя на берегу реки, так же, как и тогда, когда он служил в солдатах. В один прекрасный день одолело её отчаяние, и отвела она ребёнка домой к соседям, обняла и поцеловала его напоследок, а потом побежала к реке – да и утопилась.

Молва об её смерти дошла до мужа в деревне ниже по реке. Поражение растопило лёд, сковавший ему сердце. Вернулся он домой, чтобы присмотреть за сыном. Как-то вечером, когда сел он у циновки сына и зажёг масляный светильник, его тень упала на стену у дверей. Сыночек его захлопал в ладошки, закивал тени головой и сказал: «Доброй ночи, папа!» Мигом тогда понял муж, что́ он наделал. В ту же ночь, когда сын уснул, построил он алтарь у реки и стоял рядом с ним на коленях много часов, извещая предков о том, как глубоко сожалеет о своей ошибке. А прямо перед рассветом принёс спящего сына на берег, и вместе последовали они за его верной женой в воды смерти.

Старушка изложила сказку без какого-либо выражения или видимого участия. От услышанного у Шкипа защемило сердце. Ребёнок и мать, оставленные одни. Мужчина и женщина, которые недопоняли друг друга, тень, ставшая ребёнку отцом. Река, которая смыла воспоминания о них…

Он спустился в долину, по самой середине которой тёк широкий, но мелководный ручей, и в этот раз его застиг-таки ливень. Пошёл сквозь потоки воды, укрывшись чёрным зонтиком. Под шквальным ливнем ручей вспенился. После стремительно покатил бурые и вздувшиеся воды с мутными барашками дальше. Шкип же снова вышел на плоскость, устланную рисовыми чеками, которые преобладали на большей части ландшафта вокруг Каокуена.

Миновал жилые постройки – не крестьянские шалаши, а вполне капитальные небольшие домики с садиками перед фасадом, за которыми над семейными склепами тянулись рядами прямоугольные надгробия под полунавесами, словно под огромными каменными шлемами с забралом. Тут и там вдоль дороги люди жгли отсыревшие мусорные кучи, и те курились дымками, обманчиво напоминающими Шкипу об осенних ароматах из детства.

Старушка добавила к сказке эпилог:

– После их прискорбной гибели небо пролилось дождём среди гор. Река, в которой утопилась вся семья, разлилась, воды её разгневались, разбушевались, волны стали швырять от берега к берегу даже самые большие камни, и её яростный рёв никогда уже не стихал. Даже в сухой сезон, когда воды катятся спокойно, сама река всё равно ревёт. Зачерпни с её дна горсть песка, подержи в кулаке – песок издаст громкий шум. Брось песок в горшок, набери в горшок воды – через минуту вода вскипит.

Когда он добрался до виллы, перед ней стоял чёрный «шевик», а в гостиной на диване возлежал дядя, тогда как подле него на полу лежал пёс, который в последнее время приблудился к дому. Полковник снял руку с собачьей головы, помахал Шкипу и сказал:

– Твоя кушетка меня скоро совсем переварит. – Шкип помог ему выпрямиться. – Вот этими вот подушками. – Он казался раскрасневшимся, но из-под румянца проглядывала бледность. – Твоими шёлковыми подушками.

Нгуен Хао занимал плетёный стул рядом с низким чёрным журнальным столиком. При том, что столик стоял почти вплотную к дивану, шофёру каким-то образом удавалось казаться сидящим где-то вдалеке; Хао ничего не сказал, только кивнул головой и улыбнулся.

– Сколько времени? – спросил полковник.

– Почти час дня. Хотите есть? И да, к слову – добро пожаловать.

Шкипу было сказано ожидать полковника где-то после сезона дождей, но на этом всё. Причём сказано было, вообще говоря, самим же полковником.

– Я заказал кофе, – сообщил полковник.

Пёс с каким-то вулканическим, экстатически-музыкальным ворчанием набросился на собственные гениталии.

– Завёл себе собаку, как я погляжу.

– Это пёс господина Тхо. Думаю, когда-нибудь мы его съедим.

В ванной комнате на первом этаже послышался смыв унитаза. Оттуда вышел Джимми Шторм в чистом камуфляже. Оправляя подол рубашки, уставился на мастурбирующее животное.

– По-моему, твой пёс весьма любвеобилен.

– Мой пёс? Я думал, это ваш.

Шторм засмеялся, сел на диван и ласково проговорил:

– Ах ты дармоед, ах ты блоховоз беспутный!

Почесал собаке голову, а затем понюхал собственные пальцы.

– А чего это вы не прилетели на вертолёте? – спросил Шкип. От вида Джимми Шторма тон вопроса вышел грубоватым.

– Вертолёт мне больше не принадлежит.

– О как! И чей же он теперь?

– Он по-прежнему принадлежит нашим союзникам, но они подыскали ему лучшее применение. А ещё мы сворачиваем ПЗ – теперь официально.

– Я-то думал, всё это происходило ещё пару месяцев назад.

– Боги движутся медленно, но никогда не прекращают движение. С начала сентября – больше никакого Каофука.

– Очень жаль.

– Превратности войны, – вздохнул полковник. – Так или иначе, сегодня я бы не стал лететь вертолётом. Я к тебе с неофициальным визитом. Так, заехал проведать по-родственному.

– Тхо может принести вам пиво. Вообще как насчёт выпивки?

– Он уже варит кофе. Давай поговорим на ясную голову. Мне бы хотелось провернуть одно дельце.

– Что ж, ладно. Я здесь не ради бесплатных плюшек. – Это присловье иногда употребляла мать, и оно казалось ему каким-то дурацким.

– Перечитал ли ты внимательно статью Диммера?

– Ту, что про двойных агентов? Так точно, сэр.

Шторм простонал:

– Господи Иисусе!

– Что такое?

– Да читал я эту ерунду.

– И что же?

– Ничего. К нашим задачам она неприменима.

– Сержант…

– Слушайте, господин полковник, если вы хотите подстрелить деву Марию из «манлихера» Ли Харви Освальда, так я вас подстрахую.

– Ты утверждаешь, что мы не связаны строгой инструкцией.

– Ага. Приспосабливайся и импровизируй!

– Шкип? Что скажешь?

– Я поведу машину, на которой мы смоемся с места преступления.

– Мы же не стреляем по Пресвятой Деве.

– Мне надо ждать, пока вы всё расскажете? Или лучше спросить напрямую?

– Мы собрались здесь, чтобы обсудить один гипотетический сценарий.

– И это не операция по убийству.

– Нет. Боже упаси!

– Что-то из серии операции по введению противника в заблуждение?

– Так, значит, ты помнишь нашу прошлую беседу о такого рода вещах? Нашу гипотетическую беседу.

– Вы говорили про двойного агента. Про некоего гипотетического двойного агента.

Вошёл господин Тхо с подносом, на котором стояли чашки и два чайника, и налил американцам кофе, а Нгуену Хао – чаю. Удаляясь, он выпроводил из комнаты пса, легонько поддав ему боковой стороной ноги.

Полковник помешал кофе ложечкой.

– Что это за фигню туда подсыпали?

– Вы про порошок? Это молочный порошок.

– Хм-м… порошок?

– Ну да. Молочный.

– Господи, он никак не растворяется. Из чего он состоит? Из глины?

– Его привёз Хао. Полагаю, по просьбе госпожи Зю.

– Господи Иисусе. На вкус как немытая подмышка.

– Похоже, он лежал на полке годами, – сказал Шторм. – Вроде как незаметно прицепился к поезду прогресса.

– Инженеры могли бы насыпать из этого вещества прочную дамбу. Она могла бы перекрыть могучую реку… Ладно. Вернёмся к нашей военной хитрости. К операции.

– К двойному агенту. К гипотетическому двойному агенту.

– Его статус сменился.

– Насколько многое вы можете мне рассказать?

– Он перебежчик. Давненько уже топтался у нас на пороге. Но когда наступил Тет, кинулся головой вперёд к нам в распростёртые объятия. Он наш. Если мы его используем, то и для длительных миссий, и в краткосрочной перспективе. Так что это дельце может и дальше оставаться нашим семейным предприятием. Нужна ли тебе какая-нибудь ещё информация?