Оружие возмездия - Андрей Завадский

— Ты мог бы просто уйти, не ввязываясь в бой с теми людьми в трактире, — Мелианнэ нарушила становившееся тягостным молчанием, оторвавшись от созерцания медленно догоравшего костра и взглянув на наемника, имевшего вид спокойный и безмятежный, будто и не было недавно схватки с бандитами и поспешного бегства. — Вместо этого ты рискнул, приняв вызов на бой от воинов, которые, как я понимаю, среди вас считаются почти непобедимыми.

— Как видишь, э’валле, их слава оказалась больше, нежели их истинная сила и мастерство, — пожал плечами Ратхар, взглянув на свою спутницу. — Так часто случается, когда вместо мечей дело делают страшные слухи, лишающие храбрых силы, а ловких — умения, и опутывающие даже самых отважных воинов страхом, отнимающим у них победу.

— Не думаю все же, что те воины снискали свою славу лишь только благодаря слухам, — с сомнением произнесла эльфийка. — Я полагаю, что они просто наткнулись на того, кто в своем мастерстве превзошел их неизмеримо, встретив его там, где не ожидали. — Мелианнэ бросила внимательный взгляд на своего спутника, хранившего невозмутимый вид. — И еще я думаю, что таких воинов, как ты на этой земле едва ли больше, чем пальцев на обеих руках. Но все же, скажи, почему ты решил рисковать собой ради меня?

— Я заключил договор, госпожа, — Ратхар опять пожал плечами и пошевелился, поудобнее устраиваясь на разостланном поверх травы плаще. — Я принял плату и обещал сохранить тебя в целости и сохранности до самой границы с владениями твоего народа, а слово, данное единожды, я привык держать. К тому же не в моих правилах бежать прочь, едва увидев обнаженные мечи, а что до их славы, так и я счел для себя честью сойтись в бою с теми, кто своими подвигами держит в страхе половину королевства. — В памяти наемника вновь всплыло испуганное лицо принцессы, окруженной разбойниками, но он не нашел в себе сил сказать правду. Да, им в немалой степени двигал долг, в том числе и перед самим Герардом, которому Ратхар был обязан многим, но не только это заставило наемника вступить в схватку со столь грозными противниками. Мелианнэ считала себя сильной, и была таковой на самом деле, но тогда человек видел ее страх и единственным, что он почувствовал в это мгновение, была жалость к юному и прекрасному созданию, которое не должно было встретить смерть в грязном кабаке в чужом краю. Но, высказав это вслух, Ратхар опасался оскорбить не по годам гордую эльфийку, едва ли стерпевшую бы проявление таких чувств от того, кого ее племя относило к низшим существам.

— Спасибо тебе, Ратхар, за то, что был готов выкупить мою жизнь ценой своей, — едва заметно дрогнувшим голосом произнесла эльфийка. — Я буду всегда помнить, что среди людей есть те, кому не чуждо благородство. Мои соплеменники не считают вас заслуживающими уважения, но я теперь вижу, что это далеко не так. Ты, человек, не имеющий повода любить мой народ, защищаешь меня, рискуя собой, хотя иной просто бежал бы, сохранив собственную жизнь и унеся с собой полученную плату. Я благодарна тебе за то, что ты рядом. — Мелианнэ смотрела в глаза Ратхару, и тому вдруг показалось, что глаза эльфийки заблестели, словно бы от навернувшихся слез. Спустя мгновение все пропало, но взгляд Перворожденной, ее антрацитовые глаза, подобные двум бездонным колодцам, в глубине которых бьется неистовое пламя, еще долго представали перед ним.

— Ты плохо знаешь людей, только и всего, — ответил воин, которому было неожиданно услышать столь искреннюю благодарность из уст гордой Перворожденной. — Среди моей расы тоже есть немало таких, для кого честь — не пустой звук, пусть даже им и пришлось податься в наемники, а не блистать яркими гербами на рыцарских турнирах. — Воин досадливо поморщился и махнул рукой. — Давай оставим это, э’валле. Я делаю только то, что должно, и я впредь буду охранять тебя до рубежей И’Лиара, а все прочее неважно.

— Будь по твоему, человек, хотя, право, твоя неразговорчивость не делает тебе чести, — эльфийка усмехнулась, легко и беззаботно. — С такими манерами тебе только и остается, что махать мечом.

— Махать мечом, как ты выразилась, гораздо проще, чем вести светскую беседу, — вернул усмешку Ратхар. — По крайней мере, в бою все гораздо проще, там нет ни намеков, ни лицемерья, а есть только враг, которого надо повергнуть либо погибнуть самому.

— И все же интересно, кто тебя научил так сражаться, — задумчиво произнесла Мелианнэ, в глубине души все же надеясь на ответ. — Немногие бойцы моего народа сравнятся с тобой, а мы издревле считали фехтование высоким искусством и совершенствовали его веками. Среди Перворожденных есть воины, способные в одиночку выстоять против десятка людей, будучи вооруженными одним клинком. Ты, мне кажется, смог бы превзойти их, хотя и не хотелось бы, чтоб тебе пришлось убивать моих родичей.

— Я уже отвечал на такой вопрос, э’валле, но еще раз повторю, что у меня было немало учителей, а также не единожды мне довелось проверить их науку в бою, где тоже можно кое-чему научиться. — Ратхар не спешил раскрывать свои секреты, и надеждам его спутницы пока не суждено было осуществиться. — А за свою жизнь я только и делал, что сражался, так что грешно было бы остаться плохим воином.

— Ты все пытаешься что-то скрывать, Ратхар, словно хранишь тайну, дав клятву ее никому не открывать. Что ж, не желаешь говорить — не надо, — согласилась Мелианнэ. — Нам всем есть, о чем молчать и что прятать от других, даже от тех, кого считаем своими близкими, а не то, что от случайных знакомых.

— Ты верно говоришь, нам есть, что скрывать, — Ратхар только кивнул, словно не замечая скользнувшей в голосе эльфийки обиды. Собственно, он мог возразить собеседнице, что и ее появление в Дьорвике и совместное их путешествие тоже окутаны тайной, завесу которой Мелианнэ не особо спешит перед ним приподнять, но счел это неуместным сейчас, да и попросту излишним. Не дело слуге приставать с расспросами к своему хозяину, пока неизвестность не мешает исполнять свою службу. — Но, будь уверена, мои тайны не помешают нам добраться до И’Лиара благополучно, если на то будет воля свыше.

— А я не верю ни в какую волю высших сил, — вдруг произнесла Мелианнэ. — Мой народ считает, что каждый сам творит собственную судьбу, и если он настойчив и храбр, то достигнет цели, к которой стремится. Эльфы никогда не почитали никаких богов, ведь Лес для нас — старший брат, мудрый и сильный, но не творец.

— Я тоже мало верю в богов, хотя думаю, что есть все же некие силы, которые могут нам помочь либо помешать, смотря, какое дело мы задумали. У нас, правда, давно уже не молятся богам всерьез. Говорят, после смерти каждый предстанет перед высшим судом, где будут взвешены все его грехи и добродетели, но в этой жизни небеса безразличны к нам, и каждый волен сам решить, хочет ли он в посмертии вступить в Небесные Сады, либо желает пополнить собой легионы Печальных Равнин, где, вроде бы, тоже не все так плохо, как может представиться. Правда, так думают не везде, — заметил воин. — Вот, например, в Гарде, поклоняются Солнцу, веря, что оно ведет непрерывную войну с силами зла, а каждый, кто возносит светилу свои молитвы, укрепляет его мощь в этой борьбе. Может поэтому, а может, и нет, но там сохранились еще такие понятия, как воинская честь и верность слову.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});