Это мучительное пламя - Ксения Мартьянова

к минимуму. В её жизни не должно быть стресса. Это может сильно навредить ребенку.

– Не волнуйся, Шон, я обязательно за этим прослежу.

Грег накрыл её руку своей ладонью – как-то необычно, по-собственнически – и, мельком взглянув на метавшего молнии Дарена, Эбби поняла, зачем.

– В этот период происходят очень сильные изменения психически-эмоционального состояния матери, особенно в случае с Эбби, поэтому некоторое время я хочу за ними понаблюдать. – Между тем продолжал Шон. – Будете приходить на прием раз в неделю и, если всё будет нормально, вскоре вернемся к обычному режиму. Далее достаточно будет отмечаться раз в месяц.

Рози въехала в палату с небольшой тележкой, и доктор Тревор окинул взглядом обоих мужчин.

– Давайте выйдем и позволим Рози взять у Эбигейл кровь.

– Я буду снаружи, – тихо пообещал Грег, а затем коснулся прохладными губами её лба. Когда он выпустил её ладонь, Эбби подняла глаза, наверное, желая снова встретиться с дурманящими синими глазами, но Дарена в палате уже не было.

Когда все вышли, Рози прикрыла дверь и подкатила тележку к самой койке.

Эту процедуру Эбби делала уже много раз, но всё равно, как в первый, одинаково боялась и самого процесса и результата, который он принесет. Рози об этом знала.

– Не волнуйся, – мягко сказала она, – простой анализ, безо всякой причины. – Эбби кивнула, а затем перевернула руку, позволяя девушке протереть её раствором. – Думаю, тебе придется остаться здесь до утра. Нужно будет взять кровь повторно, чтобы проверить уровень кортизола. Заодно и отдохнешь.

Она не успела ответить. Игла оголилась и, зажмурившись, Эбби как можно сильнее прикусила губу.

* * *

Дарен вышел из палаты, ощущая, как от разрастающейся внутри злости неконтролируемо чешутся руки. И происходило это, по всей видимости, не только с ним. Грег, всё это время молча идущий впереди, вдруг резко остановился и, развернувшись, со всего размаху обрушил кулак Дарену в челюсть. Он покачнулся – скорее от неожиданности, нежели от боли – глаза на мгновение потеряли ориентир, но быстро восстановились, заставляя заработать другие инстинкты. Вкус крови на губах вынудил его Зверя рассвирепеть и, издав гневный рык, тот нанес ответный удар. В этой схватке сцепились два неистово яростных хищника. Два диких волка, сражающихся за главенство в стае и отстаивающие право быть единственным законным защитником своей самки. Еще один удар обрушился Дарену в нос, и его кулак рефлекторно отлетел Грегу в левый глаз.

– Эй! Прекратите! Хватит! – Несколько санитаров держали обоих под руки, не позволяя приблизиться друг к другу снова. – Это больница, а не ринг!

Они оба подсознательно вырывались из хватки, ощущая непреодолимое желание продолжить то, что начали.

– Да, она ждет твоего ребенка, – разъяренно выплюнул Грег, подтверждая мысль, за которую Дарен цеплялся всё это время, – но если ты приблизишься к ней хотя бы на шаг, я убью тебя!

– Это не тебе решать, – сквозь зубы прошипел он, став от его слов лишь увереннее. – Я имею полное право быть рядом с ней!

– Ты должен был быть рядом с ней, когда она в тебе нуждалась! Когда будучи в таком положении проходила через всё сама!

– Я ничего не знал о её положении!

– А что, если бы знал, а?? – Внезапно заорал Грег. – Тогда бы ты её не бросил?? Тогда бы ты её пожалел?!

– Не смей меня судить!! – Зарычал Дарен, сделав попытку вырваться; санитары кое-как удержали его на месте. – Не смей строить чертовы догадки, не зная всей правды!!

– Что эта правда изменила бы?! Подняла бы тебя в её глазах?! – Грег стоял спокойно, но парни продолжали его держать. – Разве есть такая причина, которая могла бы оправдать то, что ты сделал??

– У меня не было выбора!

– Выбор есть всегда!

– У меня его не было!! Не было, черт подери!! Он не дал мне его, понимаешь?! Не дал!! А я просто не мог рисковать её жизнью, потому что умер бы, если бы этот сукин-сын до неё добрался!!

В холле мгновенно образовалась тишина. Грег молча стоял, наверное, даже и не собираясь ничего отвечать, а Дарен осознавал, что, поддавшись эмоциям, проявил слабость и сказал лишнего. Инстинктивно повернув голову, он замер, встретившись с мучительно любимыми васильковыми глазами. Облокачиваясь о дверной проем, Эбби цеплялась за дерево пальцами, словно изо всех сил пыталась не скатиться по нему вниз. Он видел, как подкашиваются её ноги, видел, как мечется взгляд, и с какой болью дается каждый новый вдох.

Но что он мог сказать ей? Что? Снова солгать? Прикрыть одной ложью другую?

Он не мог рассказать правду. Не мог. Ублюдок убьет её, стоит ему лишь попытаться всё ей объяснить. Стоит лишь попытаться, и он заставит его смотреть, как медленно и мучительно умирает та, без которой он больше не представлял своей жизни. А сейчас эта женщина – самая лучшая, самая невероятная на земле женщина – носила его ребенка. Его малыша. Внутри неё рос и развивался маленький человечек, в жилах которого текла его кровь. Теперь он должен был быть ещё осторожнее. Вдвойне. Ведь теперь ему нужно было защищать их обоих. Две жизни, которые могут оборваться, сделай он хотя бы один неверный шаг.

Почувствовав, как санитары осторожно отошли, Дарен сжал зубы и отвел в сторону глаза. Преодолевая сильнейшую, рвущую на куски боль, он развернулся и медленно направился к выходу. Когда он на мгновение прикрыл глаза, то понял, что холодная сталь, наконец, дала трещину. По его щеке, безжалостно прожигая кожу, катилась одинокая соленая слеза.

* * *

Эрин. Милая, маленькая Эрин.

Прошло уже так много лет, но забыть эти янтарные, наполненные вечным блеском, глаза, так и не удалось. Он не смог выкинуть из памяти её солнечную улыбку и звонкий по-детски наивный смех. Не смог выкинуть из памяти ту, что дала ему смысл к жизни. Подарила новые мечты и стремления. Заставила хотеть дышать.

Его детство было счастливым. У него было всё, о чем только можно было пожелать, но чувство, что всего этого мало, день за днем одолевало его всё сильнее. О том, что Лиам не был его родным отцом, он узнал случайно, но зато, наконец, осознал, почему до сих пор ощущал себя таким. Неполноценным. Мальчик, которого с самого детства любили настолько сильно, должен был сказать, что ему всё равно. Что «отец» – этот тот, кто воспитал, а не тот, чья кровь течет в жилах. Но вместо того, чтобы понять, он озлобился. На мать, на отчима – называть его отцом больше не поворачивался язык – на весь чертов