Когда отцветает камелия - Александра Альва

было дышать.

– Говори! – зарычал Юкио и поднёс к глазам Итиро острые белые когти.

– Я скажу, скажу всё! Вот, я заполучил жетон человека из бюро за сведения о нашем святилище. – Он изловчился и достал из рукава свою драгоценность. – Я правда сожалею об этом поступке!

– Сожалеешь?

Юкио отступил на шаг, позволяя оммёдзи сделать вдох, опустил взгляд на медный жетон и рассмеялся, сначала тихо, почти беззвучно, но вскоре смех стал резким и звонким. У Итиро волосы на затылке встали дыбом, и он пополз назад, утопая руками в подтаявшем снеге и грязи.

– Ты сожалеешь, что убил почти всех служителей Яматомори ради этой безделушки? – Только что расплывавшиеся в болезненном смехе губы Юкио искривились, и могущественная аура божества, наполненная ненавистью, устремилась в сторону оммёдзи. – Каннуси Кимура, Цубаки, остальные мико…

– Убил? Но я… не хотел никого убивать, – прошептал Итиро, поднеся к лицу покрытый грязью жетон. – Я думал, что всего лишь отомщу за своё изгнание и сбегу, а силы ками хватит, чтобы защитить святилище от ронинов. Я даже не назвал им настоящий синтай!

– Я никогда тебя не прощу, Итиро Нобу.

Юкио провёл рукой в воздухе, и на его ладони появилась лисья маска, наполовину белая, наполовину покрытая голубыми языками пламени. Такие артефакты обычно служили лишь украшением для кицунэ, но иногда их использовали во время битвы, чтобы увеличить магические силы или защитить лицо от кровавых брызг.

Сегодня Юкио уже убил достаточно людей и много раз прикасался к мёртвым телам: скверна поражала его изнутри и забирала энергию, но он хотел завершить месть, выплеснуть свою ярость и боль.

Скрыв лицо под маской, хозяин святилища опустился рядом с оммёдзи и вонзил когти тому в грудь.

– Кх… пощадите!

– Ты умрёшь, а останки твои я сожгу в лисьем огне, чтобы душа ещё долго не могла найти дорогу к кругу перерождений. Ты будешь вечно скитаться во тьме!

Юкио вырвал когти из тела предателя, снова принял свой истинный звериный облик и сомкнул пасть на хрупкой шее оммёдзи. Пылающие кицунэби собрались вокруг хозяина и подожгли тело Итиро Нобу голубым пламенем.

Метель закончилась. Первый снег, в мгновение ока укрывший белизной поля и крыши лачуг, так же быстро растаял, возвращая миру тёмные тона осени. На пустынной дороге стоял белый лис с пятью хвостами, извивавшимися подобно флагам на ветру. Рядом с его левой лапой, покрытой кровавыми брызгами, лежал серебристый прах, почти незаметный на фоне чёрной земли.

Кицунэ поднял голову и взглянул в сторону леса – здесь ощущалась слабая аура священного места, а значит, совсем недалеко находилось небольшое святилище Инари, которое можно было использовать для перемещения.

Юкио нарушил правила Посланников: убил людей, коснулся скверны, пропустил ежегодный ритуал юкими-саке и теперь слышал внутренний зов богини, которому не мог противиться. Он должен принять наказание.

* * *

Осенние ветры сменились снегопадами.

Реки, покрытые льдом, вскоре оттаяли, и первый дождь увлажнил землю, давая жизнь зелёной траве.

В горах зацветали деревья персика. Наступал месяц яёй139.

Спустившись по каменной лестнице, ведущей через коридор алых торий, Юкио свернул на еле заметную тропинку между зарослями дикого кустарника и медленно побрёл в глубь леса. Ветви клёнов уже покрылись молодой листвой, в траве стрекотали насекомые, и отовсюду доносился сладковатый аромат цветов.

Добравшись до небольшой поляны, укрытой со всех сторон разросшимися кронами деревьев, хозяин святилища остановился около единственного куста камелии. Опавшие алые бутоны рассыпались по земле, напоминая отрубленные головы, но Юкио картина показалась завораживающей.

Он ещё долго стоял в тишине, прислушиваясь к шёпоту леса и пытаясь вспомнить, как же звучал её голос.

Минула целая зима с тех пор, как он оставил здесь Цубаки и посадил на её могиле камелию, которую акамэ так любила рисовать. Теперь многое изменилось. Богиня Инари прокляла Юкио, и он был вынужден влачить своё существование в изгнании: его не лишили звания божества, но он потерял власть, уважение среди Посланников и часть магических сил. Когда-то белоснежные волосы и хвосты кицунэ приобрели оттенок сажи, а его лицо теперь всегда скрывала лисья маска.

Слухи распространились быстро, и святилище постепенно начало приходить в упадок: никто не желал возносить молитвы в месте, где совсем недавно погибли почти все служители. В Яматомори к началу года остались работать лишь младший сын каннуси Кимуры, несколько мико из бедных семей и Кэтору.

Юкио выдохнул и подошёл ещё ближе к камелии, на которой оставался лишь один цветок. От тоски защемило сердце, и он протянул руку к бутону, касаясь чёрными когтями алых лепестков. Ему так хотелось, чтобы его акамэ оказалась сейчас здесь, но не существовало на свете силы, воскрешающей мёртвых, пересёкших границу Ёми.

И всё же он мечтал сделать хоть что-то для Цубаки.

– Я всегда буду ждать тебя. Обещай, что вернёшься, – прошептал Юкио и, сорвав последний цветок камелии, спрятал его в рукаве.

Чуть позже, переодевшись простым путником и скрыв хвосты и уши иллюзией, Юкио-но ками отправился в ближайший буддийский храм140, чтобы возжечь благовония для бабушки Цубаки.

Обычно божества не враждовали между собой, но и не навещали друг друга без особой надобности, поэтому хозяин святилища впервые ступал на землю богини милосердия Каннон.

Ещё в Лесу сотни духов он пообещал акамэ помочь несчастной душе её бабушки упокоиться с миром, но так и не смог выполнить обещанное при жизни Цубаки. Теперь же он прогуливался по храму в одиночестве и надеялся, что возлюбленная не слишком злилась из-за его забывчивости.

Прихожане и служители удивлённо поглядывали на Юкио: всё же он наведался в Хасэдэра141 в маске кицунэ и подозрительной тёмной одежде, но ками не замечал чужого внимания и уверенно шёл через сад к статуе богини.

Оказавшись в главном зале, он отбросил гордость и возжёг благовония для давно умершей неизвестной женщины, воспитавшей маленькую акамэ, и для самой Цубаки, пожелав, чтобы она переродилась вновь и прожила счастливую жизнь.

Фигура богини, перед которой парили клубы терпкого дыма, молчала и смотрела снисходительно, ведь была всего лишь слитком золота, но Юкио хотелось верить, что настоящая Каннон услышала его просьбу.

Ближе к вечеру хозяин святилища взял лошадь и отправился в деревню Ханаби, которая была расположена на самой границе префектуры. Он больше не мог пользоваться расположением Инари, и потому быстрое перемещение между ториями для него оказалось под запретом. И всё же Юкио хотел хотя бы раз побывать в родном доме Цубаки.

Добравшись до деревни, он повёл лошадь шагом по главной дороге, которая больше напоминала вспаханную борозду – такая же узкая и ухабистая; по обе стороны стояли