Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

были остаться в живых. Исчезая бесследно, они могли бы снова бороться с врагами, снова жить и работать для своего дела. Мрачное чувство не примешивалось бы к сознанию восстановленного человеческого достоинства.

Массовые революционные движения, где люди нередко восстают друг против друга в силу простого недоразумения, где народ убивает своих собственных детей, в то время как его враги из безопасного убежища наблюдают за их гибелью, в предлагаемом способе борьбы заменялись рядом отдельных, но всегда бьющих прямо в цель политических убийств. Террористическая революция предполагает казнить только тех, кто действительно виновен в совершающемся зле, и поэтому представляет собой самую справедливую из всех форм революции. Это борьба силы с силой, равного с равным, борьба геройства против гнета, знания и науки — против штыков и виселиц. Цари и деспоты, угнетающие народ, уже не смогут жить спокойно в своих раззолоченных палатах.

«Народная воля» выдвигала ультиматум: созыв Учредительного собрания на основе всеобщего избирательного права — тогда она прекращает борьбу, занимаясь только пропагандой и агитацией. Власть не собиралась идти ни на какие уступки. Оставался только путь продолжения насилия…

Вопросы социальной справедливости с давних пор глубоко волновали меня. Я много думал об этом и во время моего хождения в народ, и в эмиграции, и во время многолетнего заточения в политических темницах прежнего режима. К сожалению, обстоятельства не позволили мне оформить эти размышления в виде серьезной специальной книги, но основные идеи все же удалось опубликовать в нескольких небольших работах. Так к чему же я пришел?

Например, вопросы революций и эволюции общественного развития. В качестве обоснования всех социалистических учений мы видим о основном жалобы на крайнюю обременительность современного труда человека, на то, что у трудящихся насильно отбирается некоторая прибавочная стоимость в виде государственных налогов и податей, в виде ренты землевладельцев и прибыли капиталистов. Чтобы исправить эту несправедливость, анархисты предлагали низвержение государства, коммунисты — уничтожение всякой частной собственности, а социалисты — только недвижимой, вместе с орудиями производства. Но все эти перемены мало изменят положение трудящихся, если иметь в виду последующее развитие общества.

В марксистской литературе прекрасно разработан весь процесс изъятия капиталов из рук рабочих. Но совершенно не ясно, на что же идет эта изъятая часть продуктов.

Легко показать, что ее нельзя всю проесть. Не идет она и на предметы роскоши, которые принято расписывать в красках.

Поясню на примере. Положим, что мне довольно восьмисот граммов сахара в месяц, а я вдруг решу съедать в два раза больше. И этот сахар кто-то где-то должен для меня ежегодно воспроизводить. Значит, я этим отягощу общий труд современного мне человечества на время производства лишнего сахара.

А так ли с предметами роскоши? Ясно, что бриллиантовое ожерелье на шее дамы сильно отличается от вышеупомянутого сахара. Оно не изнашивается, совсем не потребляется, а потому и его годичная потребительная стоимость близка к нулю. Никакому труженику не придется тратить свой труд на его ежегодное возобновление, как это происходит при потреблении сахара. Поэтому покупка драгоценностей богатыми людьми друг у друга является не растратой поступающей к ним прибавочной стоимости, а лишь передачей права на распоряжение ею в пределах их же собственного класса, что совершенно безразлично для трудящихся масс.

Почти вся громадная прибавочная стоимость, поступавшая от рабочих и земледельцев в распоряжение имущих классов в продолжение почти двух веков, сделала жизнь нашего поколения более удобной, чем раньше. Это новые города, дороги, мосты, каналы, здания, телефон, телеграф и прочее. А собираемое капиталистами в настоящее время почти целиком пойдет на улучшение жизни будущих поколений.

Хозяин предприятия прежде всего стремится обеспечить сбыт производимых его рабочими товаров. А сбыт требует спроса. Но кто же больше всего спрашивает самые обычные, наиболее распространенные товары? Да те же самые сотни миллионов трудящегося человечества. И утверждение, будто капитализм стремится низвести уровень потребления трудящегося населения до пределов полуголодного состояния, противоречит действительности. Ведь в таком состоянии уменьшился бы спрос на товары, что было бы гибельно для самого капиталистического строя.

Марксистская экономическая школа давно установила это, но, к сожалению, не дала ясного представления о ничтожности той доли капиталистических доходов, которая идет на личную жизнь капиталистов. А потому у большинства ее последователей сложилось преувеличенное представление о значительной выгодности передачи орудий труда в распоряжение государства или рабочих. Между тем материальной выгоды совсем не будет, поскольку в этом случае хозяев учреждений придется не упразднить, а заменить выборными директорами-распорядителями, которые тоже, конечно, не будут питаться одним воздухом, а лично менее заинтересованы в успешном ходе дел.

Я читал «Капитал» К. Маркса еще в эмиграции. Идо тех пор я много читал по политической экономии — и Адама Смита, и Давида Рикардо, и Джона Стюарта Милля, — но ясно чувствовал, что все они ходят вокруг чего-то основного, но не в состоянии его сформулировать. И вот, столкнувшись с наглядным выражением Маркса, что «товар есть откристаллизировавшийся полезный труд», я понял, что только с этого момента политическая экономия стала действительно