Мудрец Арруб - Майкл Мэнсон

Песок, по мысли Арруба, давал гостю массу преимуществ. Во-первых, Конан мог прогуливаться по нему и справлять в одном из углов ящика естественные надобности; во-вторых, он был мелким и мягким, так что киммериец спал на нем, расстелив свой войлок, как на самой лучшей из постелей; в-третьих, на песке было удобно чертить руны и стирать их, обучаясь грамоте; в-четвертых, попадались среди песчинок довольно большие. величиной с конанов кулак, и этими булыжниками он мог отгонять мух, москитов и прочих летающих тварей. Наконец, в песке было удобно жечь костер из мелких щепочек, так что ночью Конан не страдал от холода в прохладном подземелье.

Устроив все описанным выше образом, старый Арруб, подобно Митре на седьмой день творения, сказал, что все выглядит прекрасно и хорошо: есть где прилечь, есть что поесть и есть где испражняться. Затем он повелел хрустальному шару, парившему у потолка, вспыхнуть поярче и приступил к первому уроку.

В последующие дни жизнь Конана не отличалась особым разнообразием: он спал, рисовал на песке знаки, показанные Аррубом, рассматривал их в книге, стараясь запомнить начертание и значение каждой руны, а в промежутках между этими занятиями ел, пил, прыгал и бегал, чтобы не застаивалась в жилах кровь, а также развлекался метанием песчинок в мух, соорудив для этой цели настоящую пращу. Вскоре у него набралась целая коллекция гибких мушиных крылышек, коими было удобно разравнивать песок во время учения; некоторые же из них Конан использовал вместо подносов, укладывая на эти полупрозрачные овальные пластины хлебные крошки, частички мяса и овощей, которые три раза в день приносил ему немой, глухой и невозмутимый слуга Арруба.

Что касается науки чтения и письма, то вначале она давалась киммерийцу с великим трудом и муками. Обладая хорошей памятью и юношеской остротой восприятия, он довольно быстро запомнил все руны, но почему-то они никак не желали складываться в слова. Конан не мог взять в толк, что каждая из знаков-рун имеет не только название, но обозначает еще и некий звук, долгий или краткий, протяжный, напевный или отрывистый, подобный то шипению змеи, то птичьей трели, то звериному крику. Он не понимал, как из этих бессмысленных свистов, хрипов и трелей получается человеческая речь — беззвучная, которую надо произносить про себя, считывая руны с пожелтевших пергаментных страниц. Это являлось великим таинством, которое он еще не постиг; однако он очень старался и целыми днями свистел, хрипел и шипел, пытаясь уловить ускользающий секрет связного чтения.

Под водительством Арруба он выучил хайборийский алфавит, которым пользовались во многих странах и землях, от Аргоса и Зингары на западе до Коринфии и Бритунии на востоке. Во всех этих краях речь была схожа, ибо некогда хайборийские племена, пришедшие с северных гор и равнин, являлись единым народом, лишь с течением лет раздробившимся на десятки больших и малых королевств и княжеств. И хоть зингарцы смешались при том с пиктами, а кофиты — с шемитами, язык их оставался понятным и для обитателя Аквилонии, и для северян из Гандерланда и Пограничного Королевства. Руны в своем начертании тоже были сходными и обозначали одни и те же звуки, но назывались в разных местах по-разному. Были, правда, у рун и общие имена, которыми пользовались жрецы Митры во всех странах; их-то Арруб и заставлял заучивать Конана.

В этом алфавите знаки обозначались именами богов, и каждое из них соответствовало той руне, что звучала в начале божественного имени. Были среди них символы милости и любви — такие, как «М», с коего начиналось священное имя Митры; были знаки нейтральные либо переменчиво-лукавые — например, «А», «Э» и «Б», обозначавшие Аримана, туранского Эрлика и хитроумного Бела; были страшные — «С», «Д» и «Н», которыми владели Сет, Великий Змей Вечной Ночи, его приспешница Деркето и мрачный Нергал. Те руны, для которых не нашлось божественных имен, носили названия животных и птиц, и тут Конан с удивлением обнаружил, что знак «К», начало его собственного имени, принадлежит не грозному Крому, Владыке Могильных Курганов, а коню. Кром и другие божества северян вроде ванахеймского Имира не удостоились чести попасть в алфавит — скорее всего, по той причине, что были они богами новых народов и племен, о чьем существовании стало известно лишь в последнюю тысячу лет. Разумеется, Сет, которому поклонялись в Стигии, или Нергал, повелитель Серых Равнин, во много раз превосходили древностью и самих киммерийцев, и их грозного Крома.

Но это открытие не обескуражило Конана — вернее, оставило его равнодушным. В какой-то миг он понял, что волшебный смысл рун заключается не в их названиях, что могли в разных странах обозначать различное, но в звуках, которые были одинаковы повсюду. Это стало поистине великим открытием! Теперь он знал, что знаки «К» и «О», «Конь» и «Орел», надо читать как «КО», а если к ним добавить «Н», «А» и еще раз «Н», то получится его собственное имя. Твердо усвоив это, он все же вспомнил об именах знаков, и некоторое время размышлял над тем, какую месть с их помощью можно уготовить Ши Шеламу, втравившему его в такие хлопоты и неприятности. К примеру, если взять кинжал и начертить на левой ягодице коротышки руну «Ч», а на правой — «Н», то получится вполне подходящая татуировка, и значить она будет «Червь Нергала»! А лучше выколоть ее у Ловкача на лбу, и не двумя рунами, а всеми двенадцатью! И ниже расписаться: Конан из Киммерии!

Он уже мог составить такую надпись, но первым словом, прочитанным и написанным им, было не собственное имя и не название родной страны, а слово «Клинок». Оно звучало и писалось благородно, и все руны — почти все! — были в нем на месте и при деле. Дважды «Конь» — потому что удар сильнее, если клинком рубят с коня; «Лев» и «Орел» — потому что нет воинственнее зверя и птицы, и каждый из них царствует среди мохнатых или пернатых собратьев; «Нергал» — потому что сраженный клинком отправляется на Серые Равнины, попадая под власть мрачного бога мертвых. Пожалуй, лишь руна «И», коей владела нежная богиня Иштар, была тут лишней… А может быть, и нет! Возможно, она служила напоминанием о милости, которую стоит проявить к побежденному?..

Но мысль эта промелькнула в голове Конана и ушла. Теперь, когда он постиг тайну сложения слов из символов-звуков, руны заговорили с ним, и с пергаментных страниц потекли живые речи, полились удивительные истории — быть может, не такие уж новые для Конана по сути своей, но чарующие тем, что рассказывал их не сказитель, не певец, а клочок кожи, исчерченный ровными строками угловатых значков.

Случайно или намеренно, но получилось так, что предназначенная для обучения книга была сборником притчей и сказаний Вендии, переведенных на хайборийский. Видимо, мудрый Арруб дал ее Конану лишь по одной причине — эта книжица являлась самой маленькой в его библиотеке, совсем крохотной, размером в половину ладони, исписанной буквами величиною с гречишное зерно. С другим фолиантом Конан бы не справился — ведь даже этот томик, который он мог бы некогда спрятать в кулаке, теперь был вдвое выше его и выглядел словно огромный, обтянутый кожей сундук. Но все же киммериец мог его ворочать, откидывать тяжелую крышку и листать пергаментные страницы. Он делал это с удовольствием, и не только по утрам и вечерам, когда эль Арруб давал ему уроки, заставляя чертить на песке продиктованное, или переписывать несколько строк из книги, или читать ее вслух, не торопясь и без ошибок. Теперь Конан мог сам разобраться с вендийскими историями — не очень быстро, зато основательно вникая в каждое слово и каждую фразу. От завтрака до обеда он успевал одолеть целых три страницы, и еще столько же — от обеда до ужина. Это было куда интереснее, чем сшибать песчинками мух или валяться на песке, придумывая казни поганцу Ши Шеламу.