Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

свет, тьма, добро, зло – все это существовало для него в эфемерной и постоянно меняющейся вечности, точно так же, как создавшие его силы инь и ян.

Этому миру было суждено постоянно меняться. Самые первые кланы восходили на пьедестал, а после падали; династии со временем сменяли друг друга, императоры, считающие себя великими и бессмертными, проносились мимо с жизнями короче, чем у падающих звезд.

Пусть его сила была безгранична, связавшее его человеческое тело таковым не было. Мальчишка устал. Бог чувствовал, как горе пробивается сквозь плотину, которую он воздвиг в своем хрупком сердце.

Вот и отлично. Его работа здесь выполнена. Он собирался погрузиться в дрему до тех пор, пока мальчишка не пригласит его на следующий пир.

Мысли Цзэня были сбивчивыми. Они кружились смесью снов и кошмаров, голосов, которые принадлежали как ему, так и древнему существу, укоренившемуся в его душе. Когда он пришел в себя, то понял, что стоит на берегу в одиночестве. Шел дождь, капли барабанили по поверхности озера и по доспехам элантийской армии перед ним.

Чужеземцы, масса тел, усеивающих пейзаж, лежала ужасно, пугающе неподвижно. Разрушая красоту и гармонию природы этой ранее нетронутой земли. Пусть Цзэнь знал, смотря на них, что они поступали с хинами в сто, в тысячу раз хуже, он все равно не мог подавить дрожь в руках и подступающую к горлу тошноту.

Одно дело знать, что целая армия поступала так под чьим-то командованием, и совсем другое понимать, что он по собственной воле убил этих людей голыми руками. Он чувствовал, как присутствие Бога-Демона остывает внутри него, как огромный огонь в его костях превращается в дым.

– Сколько их? – Цзэнь тяжело дышал, и ответ скользнул удушающим захватом по его шее.

– Четыреста сорок четыре, – прошептала Черная Черепаха голосом, подобным рассеивающемуся туману. В ответе присутствовала некая ирония: четыре, несчастливое число, так сильно созвучное со словом «смерть».

Так много, но все же лишь капля в колодце, который он должен был заполнить. Цзэнь закрыл глаза и представил песочные часы, которые когда-то видел в Королевстве Масирия. Каждая мельчайшая песчинка равнялась жизни, которую он отнял.

«Сколько у меня есть времени до того, как это заберет мое тело и разум?» – Цзэнь подавил эту мысль до того, как она полностью сформировалась, и вместо этого, повысив голос, резко спросил:

– Во время боя ты завладел моим разумом. Мы о таком не договаривались.

– То, что я делаю, смертному разуму не понять, – последовал ответ. – Я старше, чем горы, моя сила глубже, чем любые реки. Попытайся твой разум обуздать ее и направить в нужное русло… это сломало бы тебя. Ты слишком слаб, мальчишка, чтобы владеть этим клинком.

– Я контролирую твою силу, – прорычал Цзэнь. – Я приказываю. Таковы были условия.

Да, создание печатей заключалось в отработанной технике, но мастер Гьяшо всегда утверждал, что сердце каждой печати лежит в воле практика. Само собой разумелось, что тот же принцип был применим к управлению демоном и, следовательно, Богом-Демоном. Проявить достаточно сильную волю, и постепенно сила демона подчинится.

Он почувствовал, как скрытые за дымом хитрые черные глаза, лишенные света, но полные огня, наблюдают за ним из ниоткуда и отовсюду одновременно.

– Твоя сделка, твои условия, – ответил Бог-Демон. – Но пережив все династии и эпохи и побывав движущей силой стольких императоров и генералов, я вижу вас всех насквозь. В попытках обуздать мою силу ты никогда не достигнешь могущества тех, кто был до тебя. – Последовала пауза с едва заметной улыбкой. Имя Ксан Толюйжигина, что полностью отдался моей власти, до сих пор живет в вашей истории.

– Ночной убийца?

Послышался низкий смешок.

Цзэнь выхватил Ночной Огонь и нанес удар, но безрезультатно, ведь фигура в темноте была всего лишь иллюзией, отражением того, что теперь жило внутри него. Он услышал приглушенный, рокочущий смех, прежде чем тяжелое присутствие отступило, а после исчезло из его сознания.

От внезапного облегчения Цзэнь упал на колени. Сила темного огня с неистовой дрожью разлилась по его венам, и на мгновение его сердце болезненно сжалось, словно оно не могло выдержать этот поток. Его тело болело. Он не мог дышать. Перед глазами расплывались черные пятна.

Он был дураком, когда решил, что овладеет этой силой. Он ведь не смог контролировать силу низшего демона. Надежда на управление легендарным существом, которое было старше самого времени, теперь казалась безумной.

Цзэнь стиснул зубы и вонзил пальцы в окровавленную почву.

Помощь. Ему нужна была помощь, пока его тело окончательно не оказалось под властью демона. Ему было необходимо безопасное место. Убежище.

Он мог чувствовать остатки ци Бога-Демона, который завладевала его телом и инстинктивно направляла его. Он спасал его не по доброте душевной, конечно, а из чувства самосохранения. Защищать свой человеческий сосуд всегда было в интересах демона… до тех пор, пока условия сделки не выполнены.

Его сознание было раздроблено, фрагменты времени и окружающего мира вплетались и исчезали из его разума. Когда он снова пришел в себя, оказалось, что он стоит в лесу, далеко от берегов озера и земли, усеянной мертвецами. Он был совершенно один, если не считать сосен и теней вокруг. В густом тумане вырисовывались очертания ведущей к Краю Небес горы, которую Цзэнь знал как свои пять пальцев. Это место, стабильное и безопасное, прорвалось сквозь водоворот его мыслей.

Реальность и сон стали нечеткими: сосновый лес, журчание водопада, ажурное окно, горькое лекарство, смешанное с вечерним бризом. Кто-то с худощавым лицом, добрыми глазами и слегка приоткрытыми губами, дующий на миску с отваром в своих руках. Сцена проплыла перед мысленным взором Цзэня. Он кричал, пока кто-то нес его сквозь штормовую ночь. Голос отца нашел его в темноте. Все будет хорошо, дитя. Со мной ты в безопасности.

Его наставник.

Мастер.

Сознание Цзэня свелось к самым примитивным воспоминаниям, когда он заставил себя подняться на ноги и проковылять к подножию горы, где находился тайный вход, скрытый Пограничной печатью. Вот она, старая, искривленная Самая Гостеприимная Сосна, раскинувшая ветви, словно приветствуя его.

Со всхлипом облегчения Цзэнь, спотыкаясь, двинулся вперед. Он почувствовал прилив прохладной ци, шепот Пограничной печати.

Девятьсот девяносто девять шагов к безопасности.

Цзэнь уже собирался сделать первый, когда на него обрушился хор призрачных криков. Воздух вокруг сгустился до невообразимой плотности, закрывая нос и рот, покрывая его точно иней. Изо льда и тумана появились лица, опустошенные и искаженные яростной злобой.

«Предатель, – взвыли души Пограничной печати. – Убийца. Демон».

Цзэнь не мог думать, не мог дышать, не мог сделать ничего, кроме как отступить, схватившись за лицо,