Екатерина Великая (Том 2) - А. Сахаров (редактор)

– Что же, если зубы растут, значит, ещё сильное тело, – уклончиво ответил Безбородко, сам недолюбливающий нового фаворита, но всегда осторожный и избегающий прямых ответов. – А портиться станет «зуб»… Так у нас в деревнях, кузнецы их ловко дёргают, «в потёмочках»… Зуб на ниточку, да раскалённым железом тык в очи! Больной рванётся – и здоров. Нет больного зуба, порченого… И другим дела не портит!

– Ха-ха-ха!.. Ловко вы это, аллегорию, ваше сиятельство, батюшка мой! Утешили. Я уже светлейшему отпишу… «В потёмочках»… Так и надо, видно, за кузнечное ремесло браться… Ха-ха-ха! Я уж напишу… и помяну, что за сказочку вы мне сказать изволили, ваше сиятельство.

– Рад, что угодил, ваше сиятельство!

Оба, довольные, разошлись.

* * *

Осеннее солнце ярко освещает, но слабо греет покой.

Жарко пылает камин, который по утрам разжигает сама Екатерина, если только здорова.

Сейчас она лежит на кровати, полуодетая, опираясь на высоко взбитые подушки.

После мучительного приступа колики лицо у неё бледно, измято, резко проступают все складки и морщины, которых почти незаметно, на этом лице, когда государыня здорова и весела.

Врач Роджерсон, много лет пользующий Екатерину и знакомый со всеми её особенностями, уже собирался уйти, но при появлении Зубовых задержался после почтительного поклона, ожидая вопросов.

– Что так скоро с охоты? – ласково улыбаясь и протягивая руку одному и другому брату, спросила Екатерина. – Я не ждала так скоро вас видеть… Хотя очень хорошо, мой друг, – обратилась она к Платону. – Сердце вам, должно быть, подсказало… Со мной тут неожиданно приключились снова противные колики, но милый мой Роджерсон так же скоро помог… Видите: я снова чувствую себя хорошо… Идите, Роджерсон. Я всё сама расскажу. Уж я теперь могу лечить себя, вместо вас… Хорошо знаю всякие порядки и лекарства…

Роджерсон отвесил поклон и ушёл.

– Я так был встревожен, матушка-государыня, когда мне сказали…

– Вижу… верю. Но успокойся. Ещё повоюем… и поживём. Сама виновата. Не побереглася давеча на молебствии в соборе… Забываю, что не двадцать мне годочков по-прежнему… когда ни холод, ни жар, ни усталь неведомы были… Ну, да ничего. А удачно ли полевал, друг мой?

– Ничего. Завтра будем есть рагу из зайца собственного лова.

– Великолепно. Очень люблю это рагу… Ты весьма кстати поспел. Там явился принц по моему приглашению… Сам желает рассказать мне о своей августовской баталии. Мне приятно будет, чтобы и ты послушал… Мальчуган мой милый, а ты что такой грустный стоишь? Я здорова. Так, пустое было. Верь мне, – обратилась Екатерина к Валериану, который скромно стоял поодаль с печальным, смущённым видом.

– Слава Богу, ваше величество! Я уж очень испугался… Да, сейчас вижу: и следа нет недуга… Правду сказать, я теперь об ином грущу. Вот, слышу, подвиги кругом свершаются. Принц приехал. Героем. Победу посылает Господь моей государыне на суше и на морях. А я тут сижу, время теряю. Хотелось бы и мне послужить родине и моей дорогой государыне.

– Ого! Знаю… слышала… Мой маленький Баярд[153]… Мальчик ты мой писаный… Отличиться охота? Не терпится? Ну, иди сюда, милый… Красавчик ты мой… – как ребёнка, стала Екатерина гладить по волосам и по лицу Валериана, который весь зарделся от гордости и удовольствия. – Успокойся. Потерпи. Недолго уж осталось. Я писала светлейшему. Ответа жду со дня на день… Туда тебя и пошлём… На суше всё же поспокойнее, чем на воде. Жаль мне будет, если что случится. Ишь, куколка какая ты… Создан природой на удивление. Не красней. Я могу тебе это сказать. Других не слушай… Вот заметила я: княжна Голыцина очень с тобой махаться стала… Ого… Совсем загорелся мальчик… Неужели серьёзное дело пошло? Рано руки целовать. Глаза мне не отведёшь тем… Ну, будет. Позвони, узнай: есть там принц? Пусть зовут его, если приехал…

Бодрый, статный несмотря на года, интересный в своём белом с голубым мундире, принц Нассау-Зиген скоро появился в покое.

– Рада, рада вас видеть, принц… – протянув руку для поцелуя и указывая место у постели, встретила героя Екатерина. – Здоровайтесь, садитесь, рассказывайте: как себя чувствуете после боевых приключений? Я читала подробную реляцию.[154] Но послушать очевидца – это совсем иное, чем читать холодные строки… И обсудим заодно: что дальше делать предстоит… Нам пишут из Версаля, из Лондона, из Берлина, со всех сторон, что следует выиграть одну-две баталии и мир будет подписан на самых выгодных для нас условиях… Поглядим. Я немножко расклеилась. А вот один ваш вид действует на меня уже чудесным образом… Говорите же. Мы слушаем вас…

– Дело очень было трудное и опасное, государыня. Когда наша гребная флотилия стала всё уже и уже сжимать кольцо вокруг их флота, шведы, очевидно, поняли, что лучше поскорей выбраться из западни. По их манёврам я заметил, что они решили прорваться к Зунду. Сделал последние распоряжения, часть моей флотилии укрыл за островами, в засаде, на всякий случай… И не ошибся! 13 августа, часов в 11 утра, они дали первый выстрел с адмиральского корабля… Мы, конечно, перестреливаться по-пустому не стали. Всё время лавирую под выстрелами к ним на абордаж… Большие корабли шведов, тяжёлые… Не так послушны им, как нам – наши скорлупки… Но зато и опасностей больше выпало на нашу долю. Хорошее ядро с их стороны топило целый баркас, полный людьми… Вплавь люди спасались на другие суда… Но все, гвардия особливо, истинно героями оказали себя. Кавалер Литта славою покрыл и оружие вашего величества, и себя! Два-три часа тянется бой… Кружимся мы вокруг кораблей высоких, как злые псы медиоланские кругом ощетиненных кабанов… Держится кучей шведский флот… Удалось наконец нам первый катер отбить сорокапушечный… Взошли на него… А там, почитай, и людей нет. Успели все враги в лодки прыгнуть, как воробьи во все стороны разлетелись. Там их другие корабли и приняли… Удача ободрила наших… Глядим, и на втором катере вашего величества флаг вместо шведского взвился… Я на адмиральский корабль главные силы направил. Только мы успели с ним справиться, как я взошёл на него, а тут из-за островов гром баталии новой грянул. Часть судов их наутёк кинулась, на нашу засаду наскочила… Но всё же до конца битвы далеко. А уж день клонится к вечеру. Без хлеба, без воды люди по шести-семи часов в огне выдерживают… Я, конечно, по возможности менял отряды… А как стемнело, решил последний удар нанести… Повёл все силы в бой… И только к 10 часам Господь помог полное одоление получить над врагами… Уходить стали в свою сторону, разными курсами, кто как успел прорваться мимо наших сил… Да в наших руках тоже немало оставили: кроме корабля адмиральского – четыре катера сорокапушечных, галеры три… Офицеров сорок, матросов мало, тринадцать человек всего. Не хотелось им, видно, в плену сидеть. Вплавь кидаются, если на лодках уйти не успели в минуту последнюю… Потонуло немало… Помяни, Господи, души храбрецов, и наших, и их.

– Аминь, милый принц! Это была одна из славнейших ваших побед, которая войдёт в историю не только российскую, но и всемирную. Примите ещё раз мою благодарность! Видите, один ваш рассказ влил силы и здоровье в моё тело. Я встану сейчас… Глядите, как эта простая геройская картина повлияла на других слушателей… У друга моего слёзы на глазах… Слёзы радости. А это милое дитя! Он весь пылает… Я вижу: вы хотите выразить свой восторг принцу… Не сдерживайтесь… Я первая… я сама хочу поцеловать геройское чело… Подите сюда, принц!..

И Екатерина крепко поцеловала в лоб сияющего принца, пожав дружески, по-мужски его широкую руку.

Сама государыня словно преобразилась.

Никто бы не поверил, что эта помолодевшая, бодрая женщина ещё пять минут тому назад лежала в подушках, жёлтая, сморщенная, дряхлая.

Когда Зубовы, по примеру государыни, расцеловались с принцем и выразили ему свой восторг, Екатерина обратилась снова к Нассау:

– Пока я больше не задерживаю вас. Радость утомляет, как и горе. У меня слегка закружилась голова. Сообщу и вам наскоро, что с юга тоже шлют нам добрые вести. Суворов и принц Кобург ещё 7 августа вошли в Фокшаны. Генерал Потёмкин с Ангальтом теснят Румелийского пашу и надеются на его скорую сдачу. Наши войска обложили весьма важный пункт – Гаджи-бей… В помощь генералу Рибасу туда подоспеет и Суворов; а может быть, он уж и на месте… На этих днях ожидают решительный бой с армией визиря[155]… Недаром у меня щемит сердце. Я всегда чую, если происходит решительное действие… Сердце – вещун!.. Но будем верить, что и там всё будет так же хорошо, как здесь, с моим милым героем-моряком!.. Вы скоро намерены назад? Впрочем, конечно, это выяснится сегодня или завтра, на совете… Я дам вам знать, когда решим собраться… Отдохните немного, мой милый герой. Ещё раз благодарю. Да хранит вас Бог!

Оживлёнными, загоревшимися глазами проводив принца, государыня спустила ноги с постели, откинув меховую мантилью, покрывающую их, и сделала движение к Платону Зубову, который поспешил принять протянутую ему руку и прижать к своим губам.