Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев

на «восточном», вернее, южном направлении, доказательством чего станут его договоры 1700, 1712, 1713 и 1720 гг., а также итоги Каспийского похода 1722–1723 гг.

Введение Петром I реформ в России по западному образцу, упразднение им патриаршества и обострение отношений с Османской империей привело к охлаждению связей между Греко-Российской церковью и Восточными патриархатами, опасавшимися быть обвиненными Портой в нелояльности султану. Контакты православных патриархов стали сводиться лишь к просьбам о материальном вспомоществовании, которые уже чаще адресовались не к российскому императорскому двору, а к Святейшему Правительствующему синоду (750, с. 91).

Во второй половине XVIII века, в эпоху правления Екатерины Великой (1762—† 1796 гг.), Петербург стал проводить энергичную внешнюю политику на восточном направлении. Подписанный в 1774 г. Кучук-Кайнарджийский мирный трактат был положен в основу российского политического и духовного присутствия на православном Востоке. По этому договору российским подданным разрешалось «свободно посещать святый град Иерусалим и другие места, посещения достойныя» (584, с. 50). При этом на пути следования русских паломников запрещалось требовать с них уплаты податей или налогов, в частности харача (хараджа. – М.Я.)» (576, с. 67, 83). Следует иметь в виду, что в основе практически всех русско-турецких войн (которые велись Россией в рамках решения ею Восточного вопроса) лежала, помимо прочего, и религиозная подоплека.

Значительное место в восточной внешней политике Екатерины Великой отводилось ее знаменитому «Греческому проекту12 », или «великому плану восточной системы», в инициировании и разработке которого принимал активное участие князь Потемкин (717, т. 1, с. 190). Этот проект базировался на принципе цезарепапизма. Его суть заключалась в: 1) изгнании турок-османов из Европы; 2) создании на развалинах Османского государства древнего Греческого царства; 3) образовании из Молдавии, Валахии и Бессарабии особого независимого Дакийского королевства. «Трон византийских императоров», согласно проекту, должен был перейти ко второму внуку Екатерины, которого предусмотрительно назвали Константином и в честь рождения которого была даже отчеканена особая монета с изображением константинопольского Софийского собора без минаретов и с крестом над его куполом (600, с. 23; 576, с. 22). В оде «На взятие Измаила» (1790–1791) Г.Р. Державин в изящной поэтической форме предельно точно и лаконично сформулировал цели и задачи «Греческого проекта», не без укора напомнив «просвещенной Европе», что:

Росс (русский. – М.Я.) рожден судьбою

От варварских хранить вас уз,

Темиров попирать ногою,

Ъяюсть ваших от Омаров уз,

Отмстить крестовые походы,

Очистить иордански воды,

Священный гроб освободить,

Афинам возвратить Афину,

Град Константинов Константину

И мир Афету водворить (577, с. 164).

Военно-дипломатические победы Петербурга все больше убеждали Западную Европу и Порту в твердом намерении «россов» силой оружия и с опорой на православное османское население решить Восточный вопрос в свою пользу.

В правление императоров Павла I (1796—† 1801 гг.) и Александра I (1801—† 1825 гг.), несмотря на вовлеченность России в европейские дела, ее внешняя политика на восточном направлении продолжала носить энергичный характер. В союзниках российского императорского престола успели побывать не только османский султан, но и британский король и французский император.

С восшествием на престол Николая I (1825—† 1855 гг.) Восточный вопрос занял приоритетное место в повестке дня российской внешней политики, которая приобрела наступательный характер. Правда, перед ней пока еще не было сформулировано таких конкретных задач, как в «Греческом проекте» Екатерины. Для этого Петербургу было необходимо, прежде всего, пересмотреть параметры своего участия в созданной на Венском конгрессе (май 1815 г.) системе европейского сотрудничества. Этот «европейский концерт» был призван поддерживать баланс сил в постнаполеоновской Европе. Было очевидно, что Венская система существенно сковывала свободу действий России на международной арене из-за необходимости координировать свои шаги и считаться с мнением великих европейских держав (Великобритании, Франции, Пруссии и Австрии). Николай I выступал за более самостоятельную политику в восточных делах, предпочитая вести диалог с Портой на двусторонней основе и без вмешательства в него других монарших дворов Священного союза13.

Во второй половине 20-х гг. XIX века внимание европейских дворов обратилось к османским Балканам и воюющим с 1821 г. с Портой православным грекам. В депеше российскому посланнику в Царьграде А.И. Рибопьеру вице-канцлер К.В. Нессельроде писал: «… достаточно бросить взгляд на карту, чтобы убедиться, что с того дня, как русские владения коснулись берегов Черного моря, свободное сообщение между этим морем и Средиземным стало одним из первых интересов России, а сильное влияние в Константинополе – одною из первых ее потребностей» (776, с. 158). Этот постулат был положен во главу угла позиции Петербурга в Восточном вопросе.

Новая политическая ситуация на Балканах, связанная с национально-освободительным движением османских греков, требовала от России выработки и принятия новой тактики и стратегии в отношениях с Османской империей и населявшими ее православными народами. В марте 1826 г. Порте был передан ультиматум российского правительства по сербскому вопросу, в результате чего в октябре того же года в Аккермане была подписана русско-османская конвенция, по которой Стамбул (по договоренности с Западом) принимал все условия России. Петербург назвал этот спор с Портой «чисто русским делом», пытаясь не допустить вмешательства в него Лондона (883, с. 71). Британия не желала, чтобы Россия решала это «дело» вне рамок «европейского концерта» и предложила свое посредничество в русско-османском споре. В результате в том же году в Петербурге был подписан российско-британский протокол по урегулированию греческого вопроса при посредничестве России и Британии. В 1827 г. в Лондоне Британия, Франция и Россия заключили дополняющую протокол конвенцию. Державы были готовы выступить в роли посредников между воюющими греками и Портой при условии согласия последней признать автономию будущего греческого государства. В случае несогласия Порты державы грозились отозвать из Константинополя своих дипломатических представителей и назначить в Грецию своих консулов. Стамбул отверг требования Лондона и Петербурга, как еще раньше (1826 г.) это было сделано в отношении требования России восстановить порядок в Молдавии и Валахии. В ответ на отказ Порты принять условия держав в 1827 г. в Морею была направлена объединенная британско-французско-российская эскадра, разбившая османско-египетский флот при Наварине. Эта победа на море продемонстрировала всем, что Россия готова к военному столкновению с Османской империей на море и на суше, тем более после успешного для Петербурга исхода русско-персидской войны и подписания Туркманчайского мирного договора (1828 г.), по которому к России была присоединена Восточная Армения.

Поражение при Наварине вызвало всплеск русофобских настроений в османском обществе. Порта расторгла Аккерманскую конвенцию, а султан Махмуд II (1808–1839,19 июня/1 июля), назвал Россию «злейшим врагом ислама» (там же, с. 72). Не