Забывший имя Луны - Екатерина Мурашова

– Ваша кличка – Боян? Я имею в виду, среди воров…

– Да какие сейчас воры! Где? – ностальгически вздохнул старик. – Ошалевшие какие-то. Отморозки, по-нынешнему. Законов не чтут, понятия не признают, настоящих специалистов никто не готовит, все – нахрапом, наскоком… Искусство исчезает…

Тут уж Ленка не выдержала и рассмеялась открыто.

– Я так поняла, что вы лично не одобряете перемены, которые вместе с перестройкой пришли в советское воровское сообщество… – Боян улыбнулся в ответ и Ленка тутже ринулась в атаку в образовавшуюся щель. – А Большой Иван был настоящим вором? Признавал законы?

Глазки Бояна вмиг стали цепкими, как стальные крючки.

– Зачем, гражданин начальник? – быстро спросил он. – Вы – инспектор по делам несовершеннолетних…

– Я хочу отыскать и по возможности спасти сына Большого Ивана, – быстро и серьезно отреагировала Ленка. – Дать ему возможность стать человеком. Мальчишка не виноват, что стал разменной монетой в давних разборках. Он и так слишком много перенес…

– Вы знаете, что и почему за ним тянется?

– Да, это я знаю. Но хочу узнать у вас о Большом Иване.

– Иван давно в могиле. Чем вам поможет…

– Мне самой решать. Говорите, что знаете!

– Хорошо, я скажу. С вами приятно иметь дело, гражданин начальник.

Ленка хотела вернуть Бояну комплимент, но, понятное дело, удержалась. Старик был умен и интересен. Значит, оставалась надежда узнать у него что-то стоящее.

– Большой Иван с детства воровал. Отец его куда-то в самом начале войны подевался, мать еще раньше умерла. Какое-то время он жил с дядькой, одесситом, и с его тремя детьми. Я его после видал. Какой тот жид Ивану дядька – я так и не понял. Иван – огромный, светловолосый, нос картошкой – настоящий русак, а одессит – чернявый, носавый, все снаружи написано. И тарахтит все время, как пулемет «максим» в фильме про Чапаева… В общем, от дядьки и его семейства Иван быстро соскучился, сбежал, добрался до Луги и после уж жил с ворами.

Скажу, что крест-татуировка у Ивана был еще до всего… рос вместе с ним.

Специальность он у нас приобрел хорошую, редкую, можно сказать. Железнодорожный грузовой вор. Вскрывал и грабил товарные вагоны. Целое искусство, скажу я вам. Выбрать вагон, пломбы снять, охрану отвлечь, вынести все так, чтобы никто ничего не заметил и до поры не узнал, на какой такой станции все произошло. Тут еще Ивану и сила его немерянная помогала. Ну, и сноровка, конечно, немало значит. Однако, главное в каждом деле – талант. У Ивана он был. Однажды на спор вывел к цыганам за одну ночь из вагона шесть лошадей, которых из Краснодара на племя везли. Охрану усыпил… У нас потом еще долго про это рассказывали…

После, году, наверное, в шестьдесят пятом, приезжал к нему из Одессы тот самый дядька. Как уж он Ивана разыскал, как они встретились, сказать не могу. Но, вроде бы, радовались оба. Большой Иван принимал родственника по полной программе – рестораны, икра, гостиницы шикарные, девочки и все такое. Даже в театр пару раз сводил…

А вот потом, когда родственник уже уехал, Ивана как будто бы подменил кто. Стал он вдруг о Боге талдычить, в церковь захаживать, с какими-то старухами на Лиговке сошелся. Книжки какие-то стал приносить. Божественные, да еще по истории. Однажды, помню, мне заявил, что все мы, и воры, и мужики, и те, кто наверху, одинаково грешно живем и за то Россию Бог карает. Я его вроде бы тогда спросил: «А праведник – кто?»

А он мне ответил: «Праведниками наши дети будут. Когда заря взойдет»

Я расхохотался ему в лицо и говорю: «Насчет зари коммунизма – это ты не по адресу, у нас, у воров, сам знаешь, партячеек не водится. А что до детей, то ты не забыл ли: у настоящего вора семьи не бывает»

Думал я, он на меня с кулаками за оскорбление полезет, а он вдруг сел и заплакал как ребенок. Тут-то я и понял: кончился Большой Иван.

И вправду: время прошло и он изчез. Слухи потом разные ходили. Будто бы ему клад какой-то невозможный достался. Будто бы он умом тронулся и в монастырь послушником ушел. Будто бы женился на вокзальной буфетчице Марье и с ней на целину уехал… Я все это мимо ушей пропускал, одно знал: правильного вора Ивана больше нет и не будет никогда…

– А когда же вы в Кешке Иванова сына признали? Вот тогда, когда он от Алекса убегал?

– Да нет, так не сказать. Меня едва ль не сначала что-то в нем царапало… Похож ведь Кешка на Ивана, очень похож. Я Ивана-то как раз таким пацаном и узнал… Да и потом, когда уж Кешка рубашку в каморе переодевал, я крест-то этот увидел… но подумал: «не может быть, не бывает такого…» А уж тогда-то на крыше – наверняка!

– Кто догадался, узнал про то, что такое наследственная татуировка Ивана и его сына?

– Это уж потом, Алекс. По своим каналам.

– Что теперь нужно Алексу от Кешки? Ведь очевидно, что мальчик ничего не знает и не помнит.

– Ну, может быть, что-нибудь и вспомнит, если поднажать. Так Алекс думает. Ну, и хочет его на всякий случай под рукой держать. Убивать не собирается, если вы про это. Разумеется, до тех пор, пока все не узнает.

– А вы? Вы сами, Боян, что думаете по этому поводу?

– Я думаю, что, если Кешка жив, то память к нему рано или поздно вернется. Может быть, уже вернулась. Но вот знает ли он что-нибудь про крест? Ведь Большой Иван, как я понял, не умер в своей постели, а погиб внезапно, не оставив никаких распоряжений…

– Да это так, – Ленка качнула головой. – Но все равно спасибо. Вы кое-что для меня прояснили…

* * *

Женечка Сайко отзанималась со мною уже полтора часа назад, но уходить не спешила, напросилась на чай, и таращилась на Олега так, что становилось смешно и неприлично. Олег тоже заинтересованно переводил глаза с женечкиных безразмерных ног на ворот розовой рубашки, расстегнутый на две пуговицы. И там, и там было на что посмотреть.

Поверх откровенной биологии Олег рассказывал о раскопках, а Женечка на уливление свободно сыпала всякими ацтекско-инкскими терминами и названиями. Теночтитланы и Кецалькоатли сыпались с ее перламутрово блестящих губок так же естественно, как названия косметических фирм и имена рок-исполнителей в ее же беседе с Антониной.

«Специально подготовилась, что ли? – думала я, стервозно не желая еще больше зауважать Женечку за широту исторической эрудиции. – Но откуда она могла узнать? Нет, просто разносторонняя девочка. Новое поколение, выросшее с свободном, демократическом мире. „Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…“

Если честно, то у меня не очень получалось.

Когда Олег по ее просьбе налил Женечке третью чашку чая, мне захотелось спросить: «Девочка, а ты писать не хочешь?»

Антонина почувствовала мое настроение и попыталась увести гостью к себе в комнату. После прошлых занятий это легко удавалось. Нынче – не прошло. Тоня говорила в пустоту. Женечка просто не могла оторвать от Олега сливово поблескивающих глазок. Я попыталась увидеть его ее глазами и тихо заскрипела зубами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});