Забывший имя Луны - Екатерина Мурашова

– Я – Кай, – сказал он. – Я путешествовал в стране вечного света, таинственных пирамид и людей с лицами, словно высеченными из камня. Мне не удалось сложить из льдинок слово «вечность», но розы по-прежнему цветут на разделенных балконах, и их лепестки касаются друг друга.

У него был акцент! Он говорил по-русски с едва уловимым, но отчетливым акцентом!

Антонина осторожно высунулась из-за вешалки и обозрела коленопреклоненного отца с горшком наперевес. На ее ошалевшей физиономии было отчетливо написано:

«Вот это крутняк! Прям как в кино!»

– Встань, пожалуйста! – попросила я. – Ты, может быть, и Кай, но я то – не Герда, и никогда ею не была… – больше сказать было нечего. Олег не изменил позы, и я подумала, что, может быть, ему мешает горшок. Взяла куст у него из рук и огляделась: куда бы поставить. Наткнулась взглядом на Антонину и вспомнила. – Познакомься. Это – Антонина, твоя дочь.

«Твоя дочь» – получилось на удивление напыщенно, как в мексиканских телесериалах, хотя ничего такого я не имела в виду. Просто констатировала факт.

Олег встал с колен и шагнул к дочери. Я с интересом отметила, что она ненамного ниже его. Если еще хотя бы год-два будет расти, то, пожалуй, и догонит. Интересно, для дочери у него тоже есть какая-нибудь мелодраматическая заготовка?

Олег растерянно молчал. То ли упустил из виду, то ли не сумел придумать ничего достойного. А может быть, его поразили ее размеры. Я слышала, что отъехавшие родители вопреки реальностям времени воображают своих чад маленькими детьми. Если к Олегу это тоже относилось, то он должен быть потрясен.

* * *

Утром Олег изъявил желание непременно купить мне подарок. Сопроводил в ближайший универмаг, подвел к ювелирному прилавку и велел выбирать. Сказал, что не знает, что я сейчас ношу, какие камни и какой материал предпочитаю, и потому не купил сам.

Я не ношу ничего. И, если честно, предпочла бы в подарок зимнее пальто. Но само желание Олега показалось мне естественным. И ювелирный отдел тоже. Бегло осмотрев содержимое витрины, я ткнула пальцем в небольшое, весьма изящное ожерелье с фианитами. Не самое дорогое, но и не слишком дешевое, вполне подходит к моему единственному выходному бархатному платью. По совету молоденькой продавщицы к ожерелью Олег купил еще и сережки, и совсем маленькое колечко. Все вместе получилось очень мило.

– А Антонине – пальто, – сказала я. – И, если потянешь, меховую шапку.

– Разумеется, – сказал Олег. – Очень потяну.

– Так по-русски не говорят, – не удержалась я.

Из приемника над головой продавщицы богатый оперный бас отчетливо и красиво пропел: «Петербургские мужчины!… Не боятся простатита!…И в постели у любимой не уронят свою честь!…» Видимо, это была реклама какого-то медицинского учреждения или препарата для лечения импотенции.

Олег отчетливо вздрогнул. Я, глядя ему в глаза, нашла его руку и сжала пальцы. Пальцы были влажные и холодные и держались за меня с отчаянием и надеждой детсадовца, потерявшего маму, но зато нашедшего дяденьку-милиционера.

– Нормальные изгибы недоразвитого капитализма, – пошутила я. – Именно за это боролись в подполье лучшие люди во времена нашей юности. Полная и окончательная победа.

– Извини, пожалуйста, – неуместно громко сказал Олег. – Попробуй меня понять. Я ведь уезжал из совершенно другой страны. И я ведь не стал мексиканцем – ты понимаешь? Все это время мне казалось, что она, эта страна, где-то есть. Пусть отдельно от меня, пусть как-то изменилась, но есть то место, откуда я уехал… и куда можно… – не договорив, Олег дернул загорелой шеей на манер капитана Овечкина. – А теперь вижу – ее попросту нет! Нигде на земле! Нет!

– Это не страна, Олег. Это юность, молодость. В нее действительно нельзя вернуться. Только дети нас туда возвращают, – мне было почему-то неудобно перед продавщицей, и я говорила почти шепотом.

Глава 17. Большой Иван

(1996 год)

– Кундышев, Константин Кириллович, – строго сказала Ленка, точнее, лейтенант Воробьева Елена Анатольевна, и взглянула поверх очков.

Старый Боян, сидящий на самом краешке стула, кивнул.

– Да или нет?

– Так точно, мон дженераль.

– Не паясничайте, Константин Кириллович. Не стоит… Год рождения 1932, место рождения Судан, город Хартум, территория советского посольства. С 1935 года жили в Союзе. Отец был уволен из дипломатического корпуса за пьянство и разврат, после чего быстро спился и в 1939 году умер. Жили с матерью, в 1941 году оказались в Белоруссии, поехали отдыхать в двоюродной бабушке. Идущий на восток эшелон был разбомблен фашистами, ваша мать погибла. Вы сначала беспризорничали, потом выступали в роли сыном 734 мотострелкового полка. В 1945 году, на территории Югославии исчезли из расположения приютившей вас части и, спустя два года, появились в Белграде в одной из дипломатических семей. Бездетная пара знала ваших родителей и в их память усыновила сироту. В Югославии закончили среднюю школу и, как бывший сын полка, вне конкурса поступили в Артилерийское училище в Петербурге. Через год вас оттуда с позором выгнали за систематическое воровство. В 1950 году в Туркестане… Мне продолжать излагать вашу увлекательную, как хороший приключенческий роман, биографию или…

– Или, товарищ старший лентенант! Или! – Боян снова энергично кивнул. – Только я одного не понял: вы это к чему ведете?

Хитрый старик уже давно просек напускной характер ленкиной строгости, да и табличку на кабинете успел прочесть, и теперь явно недоумевал и порядком нервничал: кому и зачем он мог понадобиться? Что именно всплыло? Как себя вести? На что соглашаться и отчего отпираться наотрез?

Его сомнения как раз и были частью ленкиной психологической атаки. С первого же взгляда она поняла, что напрямую «расколоть» Бояна невозможно. Оставалось одно: насильно погрузить его в прошлое и посмотреть, что получится.

– Все это я веду к тому, что «трудовая» биография ваша мне известна во всех подробностях. И сейчас в ваших интересах ответить на мои вопросы…

– Так вы, девушка, пока ничего не спрашивали, – кокетливо усмехнулся Боян. – Только как меня зовут…

Ленка не выдержала и чуть улыбнулась в ответ краем губ. Старый, беззубый вор оставался чертовски обаятельным. А каким же был в молодости…

– Ваша кличка – Боян? Я имею в виду, среди воров…

– Да какие сейчас воры! Где? – ностальгически вздохнул старик. – Ошалевшие какие-то. Отморозки, по-нынешнему. Законов не чтут, понятия не признают, настоящих специалистов никто не готовит, все – нахрапом, наскоком… Искусство исчезает…

Тут уж Ленка не выдержала и рассмеялась открыто.

– Я так поняла, что вы лично не одобряете перемены, которые вместе с перестройкой пришли в советское воровское сообщество… – Боян улыбнулся в ответ и Ленка тутже ринулась в атаку в образовавшуюся щель. – А Большой Иван был настоящим вором? Признавал законы?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});