Париж - Эдвард Резерфорд

Но католики Гизы все еще не сдавались. Они образовали Католическую лигу. На помощь им пришла Испания. Когда Генрих с армией приблизился к столице, чтобы взять власть в свои руки, то обнаружил прокатолически настроенный город, усиленный испанскими отрядами.

Началась осада. Потянулись бесконечные переговоры. Но в конце концов у Генриха не осталось выбора. Париж, как говорится с тех пор, стоит мессы. Он опять стал католиком и получил корону Франции. Но о своих бывших единомышленниках не забыл и в 1598 году подписал Нантский эдикт, который давал протестантам свободу вероисповедания.

Несмотря на все свои недостатки, Генрих IV стал самым добрым королем из всех, которые когда-либо правили французами.

Короля они нашли в огромном внутреннем дворе Лувра. С ним была группа придворных, состоящая по большей части из дам.

– Королева здесь? – шепотом спросил Алан, пока они приближались.

Личная жизнь короля была насыщенной, а браки – довольно эксцентричными. Женитьба на дочери Екатерины Медичи в 1572 году оказалась неудачной. Генрих и Маргарита откровенно изменяли друг другу, и в конце концов папа римский пошел им навстречу и аннулировал брак. Как ни странно, бывшие супруги остались друзьями, и не так давно Генрих построил для Маргариты чудесный замок около Лувра. Несколько лет он жил только с любовницами, но потом женился – и опять на женщине из семейства Медичи.

Однако Марии Медичи не было в тот день среди дам, окружавших короля.

– Говорят, по части светской жизни она не блещет, – полушепотом просвещал брата Робер, – зато весьма плодовита.

Бурбоны не хотели остаться без наследников, как их кузены Валуа.

Навстречу гостям двинулся придворный из королевской свиты. Он признал Робера, любезно приветствовал Алана и повел братьев к Генриху. У Алана было несколько секунд, чтобы рассмотреть монарха. Его волнистые волосы и остроконечная бородка блестели сединой и были коротко пострижены, на лице играли ум, лукавство и насмешка. Ростом он не отличался, но держался очень прямо. Алану он напомнил барана, выходящего на поле с овцами.

– Помни о четвертом пункте, – одними губами сказал ему Робер.

До короля оставалось десять шагов.

И тут их накрыло. Робер улыбался. Алан тоже попытался улыбнуться, но было это нелегко.

Он ощутил запах короля.

Король Генрих IV вонял. Он не любил мыться. Едкий запах застарелого пота, исходящий от его тела, сражал наповал даже в ту эпоху, когда ванны были редкостью. Что касается его дыхания… Остатки чеснока, рыбы, мяса, день за днем застревавшие между никогда не чищенными зубами, производили зловоние такое густое, такое тлетворное, что Алана чуть не вырвало прямо перед королем.

Молодой аристократ недоумевал: как этот вонючий мужчина может удерживать возле себя стольких женщин?

Но он нашел в себе силы на глубокий поклон, а когда выпрямился, то увидел, что живые умные глаза короля взирают на него благожелательно.

– Добро пожаловать в Париж, – произнес монарх. – Как вам понравилась столица?

– Прекрасный город, ваше величество.

– Вы видели мой мост?

– Как я понимаю, ваше величество, его заложили широким, чтобы, как обычно, поместить на нем дома, но вы запретили постройку зданий. По-моему, вид с моста будет восхитительным.

– Отлично. Тот, кто научил вас сказать это, был абсолютно прав. – Король захохотал. Алан едва сдержался, чтобы не поморщиться, когда дыхание короля достигло его ноздрей, и сумел выдавить улыбку. – Вместо того чтобы загромождать домами мост и портить вид, я намереваюсь возвести шикарные особняки на мысу, который отсекается мостом от острова. – Король с удовлетворением покивал собственным планам. – И как видите, – продолжал он, широким жестом охватывая длинное здание за спиной, – мы строим и в Лувре.

По правде говоря, огромный дворец все еще являл собой беспорядочное скопление построек. В ходе последнего столетия короли Франции обнаружили, что недостаточно покинуть бывшую королевскую резиденцию на острове Сите и перебраться в окрестности Лувра, нужно еще решить, что им хочется получить на новом месте.

Нет, возвращаться на остров никто не хотел. О былой роскоши там напоминали только готические башни Сент-Шапель, а старый дворец на Сите постепенно превратился в гигантский лабиринт из судебных и административных учреждений. Но в Лувре каждое поколение правителей желало оставить свой яркий след, и результатом стало полное отсутствие единства.

Центральный замок в духе эпохи Возрождения получился многообещающим, но Екатерина Медичи построила для себя отдельный дворец в дальнем конце парка Тюильри и отсекла перспективу, открывавшуюся на запад. Более удачным оказалось новшество, к которому приложил руку сам король Генрих, а именно великолепная серия галерей, идущая от главного здания на запад вдоль берега Сены. Она протянулась на двести с лишним метров.

– Ходят слухи, – рассказывал Робер брату, – что король Генрих задумал эту галерею с таким расчетом, чтобы в случае опасности он мог добежать по ней до дальней западной двери и покинуть дворец. По аналогии с некоторыми дворцами во Флоренции.

Но скорее всего, Генрих желал дать своей грандиозной художественной коллекции такое помещение, где она производила бы максимальное впечатление на иностранных гостей.

Поэтому, когда король обернулся к Алану и спросил, известно ли ему основное предназначение длинной галереи, молодой аристократ предположил, что она создана для произведений искусства.

– Вовсе нет. В этом новом крыле наиболее важным является нижний этаж. Знаете, как я собираюсь его использовать? Как мастерские. Как студии художников. Их там будут десятки. Мы дадим там места ремесленникам. Это будет что-то вроде огромной академии. Там будет кипеть творческая работа. – Королевский энтузиазм был искренним. – Государство, месье де Синь, ничто, пока в нем не установится мир. Король – ничто, пока он не станет содействовать развитию ремесел и искусств в своем королевстве. И дворец – всего лишь пустая раковина, если только он не является центром полезной деятельности. Вот почему я намерен заполнить свой дворец мастерскими. – Затем Генрих обратил внимание на Робера. – Вы, кажется, остановились в Марэ?

– Да, сир.

– Тогда вы должны показать брату место, где будут строить новую площадь. Там уже начали расчищать участок. Это на улице Фран-Буржуа, недалеко от Бастилии. На площади появятся колоннады, под которыми будут ходить люди, а выше – дома и жилища для честных людей, которые зарабатывают на жизнь своим трудом. Все будет построено из кирпича и камня. Настоящий рай для скромных горожан в аристократическом квартале. Я собираюсь назвать эту площадь Королевской. – Генрих внезапно повернулся к Алану. – Вы одобряете мои усилия, направленные на благо простого народа, месье?

– Да, сир.

– Почему?

Алану пришлось задуматься. Такой вопрос ему в голову еще не приходил.

– Полагаю, – начал он, – это как с религией. Во Франции наконец закончились войны, вызванные религиозными разногласиями. Но между людьми существуют и другие отличия. Если разные слои общества ненавидят друг друга, это тоже может быть опасно. Взять, к примеру, крестьян: история помнит крестьянские восстания, и они были жестокими. Мне кажется, ваше величество стремится примирить Францию саму с собой. – Он замолчал, испугавшись, что сказал слишком много.

– Хорошо, – благосклонно кивнул король. – А теперь к делу, месье. Так как у вас всего одно поместье, – обратился он к Роберу, – вашему брату придется самому прокладывать себе дорогу в жизни. Вы уже были у Сюлли?

– Да, сир.

Алан не мог знать, что скрывается за этим невинным вопросом, но Робер догадался: король намекал на то, что Сюлли уже поведал ему об усилиях старшего брата по устройству судьбы младшего.

– Сомневаюсь, что вы чего-то добились от него, – заметил король. – Он не любит тратить деньги. Не жаловался он вам на мою расточительность?

Алан разинул рот. Ну и вопрос! Как на него отвечать? Но Робер провел в столице уже достаточно времени, чтобы не попасть впросак.

– Он упоминал об этом, – произнес он с улыбкой. – Но я не поверил.

– Прекрасный ответ! – ухмыльнулся король. – Нельзя верить ни единому слову, которое исходит от Сюлли. Так и передайте ему, когда увидите его снова.

Этот важный разговор вот-вот должен был подойти к интересующей братьев теме, но в этот момент короля окружила стайка дам.

– Ваше величество пренебрегает нами, – с упреком обратилась к нему одна из них. – Вы обещали рассказать нам, что случилось в Фонтенбло.

Робер помрачнел. Неужели эта внезапная помеха лишит их внимания короля?

– Да, обещал. – Генрих повернулся к дамам и кивнул. – Вам всем следует послушать, – позвал он придворных, и свита торопливо собралась возле монарха полукругом. – Дело было в замке Фонтенбло на прошлой неделе. Там были я, моя жена, мой маленький сын и вся обычная компания. Но развлечение, организованное для нас английским послом, было необычным. Он привез труппу артистов, и те сыграли для нас пьесу одного человека по имени Шекспир. Кто-нибудь слышал об этом авторе? Нет? Я также ничего о нем не знал, но в Англии его почитают знаменитым. Представьте мое удивление, когда мне сообщили, что эта пьеса – обо мне!