Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

становился перед зеркалом, с искренним недоумением смотрел на свою неуклюжую, топорной выделки фигуру и спрашивал: «За что?»

Мария посмеивалась над его простодушием: «Женщина никогда не любит за что-то».

Как-то Олег повел меня к себе домой: он рос сиротой в детском доме и, женившись, поселился у родителей Олеси. Я посидел у него часок, потолковал с Олеговой тещей, тестем, послушал, как Олеся бойко отстукивает на рояле «Турецкий марш», попил чайку с лимоном и вареньем из крохотных чашек и при этом сидел как на иголках. Хозяева дома относились ко мне с какой-то странной заискивающей любезностью. Это раздражало и настораживало меня, наводя на мысль о том, что здесь принимают меня не как приятеля Олега, а как полезного им человека, знакомство с которым сулит практическую выгоду. Впрочем, настораживало не только это. Вся обстановка в доме, дорогая мебель, ковры, концертный рояль (хотя достаточно было бы и обыкновенного пианино) — все это никак не вязалось с обликом простого мастера цеха обувной фабрики, с его скромной зарплатой. Я тогда не ошибся. Несколько лет спустя старик был арестован и приговорен к длительному тюремному заключению. Он содержал подпольную обувную мастерскую со «штатом» мастеров-сапожников, работавших на него, и сетью «агентов» по реализации готовой продукции.

Поздним вечером Олег пошел провожать меня. По дороге допытывался:

— Ну как?

Я не мог сказать о своих подозрениях: в конце концов, у меня не было никаких доказательств. Я отшутился:

— Неважно играет Моцарта.

— Да я не об этом.

Я помолчал. Олег, однако, не отступил: он, видимо, тоже заметил чрезмерную любезность своих домочадцев по отношению ко мне и хотел узнать, как я воспринял это. Выкручиваться было бессмысленно, я сказал осторожно:

— Понимаешь, мне кажется, они… гм… немножко не по средствам живут.

— Тьфу ты, чертов законник! Портрет тестя висит на доске Почета!

Его наивное простодушие обескуражило меня.

— Ну, прости, значит, я ошибся…

Через год Олег окончил институт. Ему предложили место на кафедре, прочили блестящую научную карьеру и хороший оклад. Олег наотрез отказался. Ему дали направление на промысел в качестве простого начальника участка.

В тот же вечер Олег, расстроенный, пришел ко мне.

Оказалось, что его непрактичный патриотизм возмутил родителей Олеси: диплом с отличием можно было пустить в оборот с большей выгодой.

— Им, видишь ли, хочется культурной жизни, — рычал Олег, бегая по комнате. — Они так надеялись, что я буду иметь собственную дачу и персональную машину!

А когда Олег стал приходить с работы в промазученном плаще и грязных сапогах, Олесины домочадцы решили, что культурная жизнь и грязные сапоги слишком разные вещи.

Суд отказал в разводе, не найдя веских оснований для него. Судья, добродушный, пожилой, но недалекий человек, увещевал стороны, пытаясь примирить их. Но ничего из этого не получилось, конечно.

Так молодые и жили — в законном браке, но в разных концах города. Развод удалось оформить только через два года, когда в пустоту, образовавшуюся между ними, вошел Лернер. Это был талантливый инженер, лет на пятнадцать старше Олеси. Веселый, общительный человек.

Он женился на Олесе, и кто знает, был ли счастлив с нею. Во всяком случае, его не раз видели в театрах и концертах без красавицы жены, он был весел и по-прежнему общителен, но в его веселье теперь вкрадывался оттенок язвительной иронии. По делам службы ему приходилось встречаться с Олегом. А Олег… Он оказался однолюбом. Он признавался мне, что и сейчас любит Олесю и порой стыдится смотреть в глаза Елене. Даже она оказалась не в силах вытравить из него эту любовь. Легко поэтому представить, каково приходилось ему каждый раз при встрече с мужем любимой женщины. Но работа есть работа, и она редко считается с чувствами людей. Впрочем, надо отдать справедливость Лернеру: он относился к Олегу с большим тактом, чем Олег к нему.

Последние три года Лернер ведал делами рационализации и изобретательства в Министерстве нефтяной промышленности. Волох же, будучи заведующим одним из промыслов, одновременно работал над проектом новой конструкции аппаратуры для исследования внутри-пластового давления. Каждый вечер после рабочего дня он отправлялся в ЦНИПР[13] и засиживался в лаборатории до полуночи, работая над своим проектом. Здесь-то судьба и свела его с Лернером в последний раз.

О том, что Олег работает над новой конструкцией измерительного аппарата, я знал давно. Знал и то, что Лернер дважды отверг проект Волоха. Олег выходил из его кабинета взбешенный и приятелям из министерства признавался, что готов прямо-таки убить этого человека. Но через неделю, внимательно изучив все критические замечания Лернера, вынужден был скрепя сердце признать, что тот прав.

Олег не раз жаловался мне:

— Этот Лернер просто подавляет меня своей правотой.

Я дружески посмеивался:

— А ты умеешь отдавать должное людям. В твоем возрасте это уже немало.

Олег отдавал должное талантливому инженеру и его твердости в отстаивании своих взглядов. В этом Лернер напоминал самого Олега: с той лишь разницей, что Олег был чрезмерно горяч, порой до грубости, а Лернер, напротив, холодно-рассудителен, за его немногословием скрывалось твердое убеждение в своей правоте и большой профессиональный опыт. Так что к моменту внезапной трагической развязки их отношений Олег, сам того не замечая, успел почти забыть свою личную неприязнь к нему.

Накануне лабораторного испытания своего аппарата он позвонил Лернеру и спросил, не согласится ли тот хотя бы на полчаса заехать и посмотреть, как будут проходить испытания. Это было шагом к примирению. Лернер, видимо, так именно и расценил смысл приглашения, поскольку вовсе не требовалось его официального присутствия на этом испытании. Он согласился сразу же, но, в свою очередь, попросил отложить испытания на два дня: ему предстояло срочно выехать на морские промыслы. Олег с готовностью отложил.

Я вспоминаю мой разговор со следователем. Это было примерно неделю спустя после того, как в прокуратуру поступил материал на Олега. Следствие шло к концу. Оставалось лишь получить заключение технической экспертизы.

…Последние дни августа. В