Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

об этом. Гара-киши вдруг ощутил острый пронизывающий страх. Тело его стало липким, к спине пристало белье. Он пошевелил плечами, чтобы отлепить, но это ему не удалось.

— Знаешь ли ты, чем все это может обернуться, Ясир? Я уже не полагаюсь на твою совесть, у тебя ее нет… — Гара-киши умолк, не договорив. Он с нарастающим ужасом чувствовал, что слова, которые он сейчас произносит, не имеют никакого смысла, потому что они — он это знал — не помешают ему в нужный момент нажать курок. И он тщетно пытался уловить ускользающий от него смысл и значение произносимых им слов, ибо только в этом, возможно, было его спасение, по крайней мере спасение его души. — Я хочу тебя спросить, понимаешь ли ты, чем все это может закончиться?

— Да, они вооружатся и пойдут на нас… Но ведь мы умеем постоять за себя! — ответил Ясир.

— Значит, ты этого хочешь… А тебе не жаль, что от твоей игры пахнет кровью?

— Игра есть игра!

— Я тебе не дам доиграть, Ясир, — медленно сказал Гара-киши.

— Поздно хватился, игра началась! Отойди с дороги, дай мне проехать!

— Не дам я тебе проехать.

— Не вынуждай меня, брат… — Ясир слегка поднял ружье.

— Нет у тебя брата.

— Гара, мы с тобой вместе росли, нас вскормила грудь одной матери.

— Нет у тебя брата!

— Ну, тогда мне с тобой не о чем говорить! — крикнул Ясир и, огрев своего коня, пронесся мимо Гара-киши, оттеснив его.

— Остановись, Ясир! — крикнул Гара-киши в отчаянии. — Назад! — И вскинул ружье.

В тесном ущелье прогремел выстрел — оглушительно, словно взорвалась скала. Лошадь под Гара-киши испуганно попятилась, приседая на задние ноги… У Ясира выпало ружье, сухо звякнув о камень, он стал медленно сползать с коня…

Всю ночь просидел Гара-киши над телом своего брата — обхватив голову руками, тупо уставившись на холодные воды реки. С рассветом он положил убитого поперек седла и поехал в Дашгалу. У самого въезда в село его встретила большая группа дашгалинцев и среди них жена Ясира. Она билась на земле в смертном горе, а сельчане пытались привести ее в чувство.

Похоронив брата, Гара-киши поехал в уезд и сдался властям. Что дальше было с ним — никто не знал. Одни говорили, что его приговорили к десяти годам каторги и отправили в Сибирь, другие — что его помиловали, но он не пожелал вернуться в родные места и уехал куда-то. Но уже спустя лет двадцать кто-то из сарушенцев поехал в Истису и по дороге в Кельбаджар встретил его. Гара-киши не помнил этого человека, но тот помнил его хорошо, хотя в те годы был мальчишкой. Сарушенец рассказал об этой встрече своим односельчанам, но те лишь смутно припоминали Гара-киши — был, дескать, такой человек, он убил своего брата, а за что убил — неизвестно.

На другой день Кадымов еще раз осмотрел мальчика.

— Ну что же, — сказал он, — все как будто в порядке. Недельку отдохните, а потом домой. Хочешь домой, малыш?

— Хочу!

— Вот и отлично.

— Доктор, — сказала Нора, — я боюсь, что боли не совсем еще прошли, мальчик не может ходить.

— Будет, и еще как! Он это доказал вчера. Сейчас ему мешают остаточные явления, слабость. Но недельки через три он будет ходить по-настоящему. Только предупреждаю: не пытайтесь форсировать этот срок, можете все испортить. В начале сентября сезон здесь кончается, и я буду в городе; приходите ко мне в больницу. — И к мальчику: — Только своими ногами. Договорились?

— Договорились, — сказал мальчик.

Через несколько дней Нора начала подыскивать проводника с лошадью. Но в тот день в Истису не оказалось ни одного: затянувшиеся в горах и в низовьях реки ливни, видимо, заставили их на время отсиживаться дома.

— Сегодня я видел Гара-киши, вы к нему не обращались? — спросил Кадымов.

— Нет.

— Почему?

— Не знаю, — смешалась Нора, — я слышала, что он… не хочется вынуждать его…

Утром Гара-киши стоял у гостиницы, держа под уздцы оседланного коня.

Кованые копыта Араба звонко постукивают по скалистой тропе, с каждым взмахом головы бодро подскакивает холеная челка между настороженно торчащими ушами.

А вдали уже белеет поселок на ровном меловом плато, чем-то напоминающий древнюю Спарту, какой ее рисуют в учебниках по истории.

РАССКАЗЫ

САФЬЯНОВАЯ ШКАТУЛКА

Я сижу у раскрытого окна за письменным столом. Передо мной лист бумаги, на нем — нарисованные чертики. Мой семилетний Радик, весь потный, только что прибежал с улицы. На его голубой майке выведен номер «9». Он — центральный нападающий дворовой футбольной команды и учится в первом классе. Сегодня первый день, как он пошел в школу.

Он останавливается возле меня, со свистом втягивает в себя воздух. Его правую щеку распирает конфета. Я говорю строго:

— Центрфорвард, а конфету сосешь, как детсадовская девчонка.

Сравнение с девчонкой самое тяжкое оскорбление для него. Он выплевывает конфету в кулак и бубнит:

— Это тетя Лена дала.

Тетя Лена — жена моего друга Олега Волоха. Они живут в доме напротив. Из моего окна виден их балкон на третьем этаже. У них был сын Вадим, ровесник Радика. В прошлом году он сорвался с балкона и разбился насмерть. С тех пор Радик в какой-то мере заменяет им