Розалина снимает сливки - Алексис Холл

помнила. – Это обучающая игра.

Это… была ситуация, в которой было необходимо глубоко дышать.

– Амели, поблагодари бабушку и дедушку за прекрасно проведенное время. Закончишь трассу, когда вернешься. Но сейчас мне нужно, чтобы ты пошла в фургон с Гарри.

– Ты в самом деле решила отправить нашу внучку посидеть в фургоне с чужим человеком, с которым ты познакомилась на реалити-шоу?

Корделия говорила с таким возмущением, как будто брала по нему уроки.

– Нет. Я отправляю свою дочь посидеть в фургоне с моим другом, потому что она не должна все это слышать.

– Что слышать? – спросила Амели. – Почему ты всегда считаешь, что я ничего не понимаю? Я много чего понимаю. Понимаю, почему шарики катятся быстрее, и знаю большеглазых рыб, и откуда берется энергия в гидротермальных источниках, хотя там нет солнечного света, поэтому нет фото… фото…

– Фотосинтеза.

Тон Сент-Джона перешел от ругани к доброжелательности так быстро, что казалось, будто он работает с устаревшей программой преобразования текста в голос.

– Амели, я попросила тебя уже дважды. Попрощайся с бабушкой и дедушкой и иди в фургон с Гарри.

Несмотря на то что Розалина полжизни чувствовала себя на двенадцатом месте среди худших родителей в мире, ей очень редко приходилось говорить дочери сделать что-либо более трех раз. Амели встала, произнесла заученное, но вполне очаровательное «спасибо за заботу» и подошла к Гарри.

– Пошли, премьер-министр. Можем поиграть в слова, пока ждем твою маму.

Около десятка секунд, которые потребовались им, чтобы скрыться из виду, тянулись гораздо дольше, чем часы, проведенные Розалиной на шоу в ожидании, пока судьи скажут, почему ее выпечка не удалась на этой неделе.

– Ну? – Сент-Джон даже сложил руки. – Что ты хотела сказать нам такого важного, что тебе пришлось увести свою дочь?

Его взгляд был настолько вызывающим, что на очень, очень долгое мгновение Розалина всерьез задумалась о том, чтобы отступить и сказать: «Знаешь что, забудь». Но она делала так уже больше восьми лет, и к чему это привело?

– Ты… – Не было хорошего варианта начать разговор или объективно не ужасного его продолжать. – Ты правда не понимаешь, какой ты на самом деле, да?

Ее отец моргнул.

– Какой я?

– Розалина, – Корделия перешла в свой понимающий тон Я-высказывания и голос, который поднялся примерно на восьмую часть октавы, – я понимаю, что тебя в последнее время постигли разочарования, но набрасываться на отца…

– Ой, мама, я имею в виду вас обоих. Разве ты… то есть вы вообще… Я прихожу сюда, чтобы забрать ребенка, а вы решаете за меня, оскорбляете моего друга, постоянно копаетесь в моей гребаной жизни и все это делаете на глазах у Амели.

Сработало? Казалось, это заставило их замолчать, по крайней мере на мгновение.

Но лишь на мгновение. И Корделия опомнилась первой.

– Ну, мне жаль, если твой… друг оскорбился. Но ты должна понимать, насколько все это непонятно твоему отцу и мне. И Амели. Твой образ жизни в последнее время не отличается стабильностью.

– Может, и н… – Она уже хотела уступить, но нет. Вот так всегда и выходило. – Вообще-то, я считаю, что это чушь собачья. Настоящая, полная чушь собачья.

– Следи за языком, Розалина. – Теперь, когда Амели ушла, ушел и добрый Сент-Джон.

– Ой, да к черту за ним следить. Язык нужен для того, чтобы говорить, а я хочу сказать, что твои слова, – она повернулась к Корделии, которая была совершенно ошеломленной, – можно назвать только бредом. Моя жизнь невероятно стабильная уже гребаный десяток лет. У меня было три работы, ни одна из которых не мешала заботиться об Амели. Я встречалась с четырьмя или пятью людьми, причем я сделала все, чтобы она не видела большинство из них.

Возможно, ей следовало на этом остановиться. Но, как оказалось, она не могла. А может быть, дело было в том, что она не хотела, и, возможно, это было важнее.

– Я оставила вас, чертовых… газлайтящих снобов, в ее жизни, потому что она, как видите, любит вас, возможно, потому, что на самом деле вас не знает. И да. Еще я оставила в ее жизни Лорен, потому что Лорен как никто другой была рядом со мной все это время.

Упоминание этой женщины заставило обоих Палмеров вздрогнуть, но Розалина продолжила:

– Даже пока я участвую в шоу, я забираю дочку из школы каждый день, когда я не на съемках, и я не пропустила ни единого ее балетного концерта, школьного праздника и родительского собрания, что, давайте будем предельно честны, гораздо больше, чем я могу сказать о каждом из вас. Так что нет, моя жизнь в последнее время, – она показала самые злобные в мире воздушные кавычки, – «отличалась стабильностью». Просто она не такая, какой вы хотите ее видеть, с тех пор, как мне исполнилось шесть.

– Мы знаем, что мы не были идеальными родителями. – Корделия говорила медленно, почти осторожно. – Но мы думали, что с собственным ребенком ты поймешь, как это бывает трудно.

Это было… речь шла вообще не об этом. Корделия придумала собственный смысл, с которым было легче справиться.

– Я знаю, что это трудно. Естественно, я знаю, как это чертовски трудно.

– Тогда почему ты набрасываешься на свою мать за то, что она пропускала родительские собрания?

В голосе Сент-Джона прозвучала почти защитная нотка, чего Розалина никак не ожидала.

– Охренеть, ты только на это реагируешь? Я всю жизнь прожила с призраком ваших ожиданий, который преследует меня, как призрак Банко. А вы думаете, что я ною из-за того, что вы пропустили мою пьесу, когда мне было девять.

Сент-Джон бросил на нее сердитый взгляд.

– А слово «ною» ты подхватила от того мужчины с грузовиком или своей бывшей девушки?

– Ты имеешь в виду от Гарри или от Лорен? У них есть имена. И я не знаю. От обоих? Ни от одного из них? С какой стати это важно? Почему вы докапываетесь до каждой мелочи в моей жизни?

Корделия выглядела почти убитой горем.

– Ты – наша дочь, конечно, это важно.

– Это не… – Это начинало походить на приготовление рахат-лукума. Жарко, тяжело, занимает вечность, а в итоге то, что все хотели, не получается.

– Почему вам так важно, чтобы я жила в правильном доме, чтобы у меня была правильная работа, чтобы я встречалась с правильным мужчиной? И, прежде чем вы что-то скажете, вам явно легче, когда я встречаюсь с мужчиной.

– Только потому, что мы хотим для тебя лучшего, – сказал Сент-Джон, так, как будто это не было ужасным ответом.

– Вокруг столько предрассудков, – объяснила Корделия, так, как будто от