Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

всегда ценил и местами вообще был несправедлив к нему. Даже вопрос о том, чтобы скорее забрать Симу и подтолкнуть отца к удочерению, отодвигается в сторону. Еще вчера он давил на девушку, хамил Фролычу и только, наверное, сегодня осознал, что Олега действительно нет и больше никогда не будет. Да, он должен идти до конца, но нет никаких сил.

И это совсем не то, чего бы хотел для него Олег.

Назарий рассеянно вертит в руке его свидетельство о рождении. Олег поручил отдать его той странной женщине, которая бросила его дважды. Что-то совсем нет желания ее разыскивать и дарить такой драгоценный подарок. А еще Олег просил оставить Симу в покое. Но это почти невыполнимо, ведь на кону стоит жизнь Фролыча.

Оказывается, последнюю волю умершего не всегда возможно исполнить. Даже если это – твой лучший друг.

Утром Назарий был на поминках, если это можно так назвать. Собрались театралы, многие искренне сожалели о том, что их молодой коллега так рано ушел из жизни. Троюродный родственник Олега слишком уж убивался – Назарий ему ни капли не верил, ведь это же он оттяпал у Олега наследство после смерти его приемных родителей, а его самого оставил ни с чем. Наверное, все это понимали, и мало кто обращал внимания на эту показуху. Похороны проводились по Скайпу, что было очень оригинально. И закрытый гроб. Назарий был одновременно и огорчен, и рад. Все же хорошо, что в Италии принято хоронить именно так – он не видел друга мертвым. Он запомнит его живым.

Будущее видится Назарию совсем беспросветным. И никого нет, кто бы помог, подсказал, просто подставил плечо. Сейчас, как никогда, ему страшно одиноко.

Нет, он не позволит себе погрузиться в депрессию с головой, ведь есть тот, кто зависит от его решений и его поступков. Жаль, Фролыч действительно этого не понимает, насколько зависит от него, и как много Назарий сделал для него, сколько раз шел на компромисс с совестью, отказывался от благ для себя… Но ладно. Сейчас важнее всего – его безопасность.

Назарий дает себе несколько дней, чтобы прийти в себя. А после – надо будет собраться с духом и довести начатое до конца.

60 глава

После известия о смерти Олега Сима была просто раздавлена. Она все время лежала или сидела в кресле, которое заботливо ставил возле своего мольберта Фролыч и объяснял ей премудрости живописи, чтобы ее отвлечь. Она с удовольствием слушала, пробовала работать с кистью, но в основном просто сидела и наблюдала, как мастерски он выписывает на холсте цветные полосы и накладывает мазки. У нее была слабость не только от того, что она узнала, но и от простуды, остатки которой ее еще мучили. А еще Сима не обрела достаточно душевных сил, чтобы сказать о своем решении Фролычу.

Он ее как будто и не торопил. Неустанно заботился о ней, и было ясно, что все его слова о том, что она для него – проблема, были просто ему навязаны. Ведь он готовил ей чай, варил питательные супы, кормил ее чуть ли не с ложечки прямо в комнате и неизменно укрывал теплым пледом, когда она пересаживалась в кресло. А еще упорно учил ее названиям оттенков красок, показывал разные техники и увлеченно о них рассуждал. Давал ей в руки кисти, тюбики с красками, палитру, чтобы она привыкала к этим материалам, которых у нее не было раньше. И снова, и снова следил за тем, чтобы она не мерзла, была накормлена, с нормальной температурой и хорошим самочувствием…

Но в его сердце все не так просто. Время от времени Фролыч выдает себя невольным взглядом или неосторожным вздохом. В его глазах периодически возникает вопрос: а что дальше? Останется ли она с ним или продолжит искать своего призрачного отца? Тревога все чаще появляется у него на лице, когда он молчит, задумавшись.

Сима в какой-то момент прислоняется к его плечу, когда он поправляет на ней сползший плед.

– Эти картины особенные, – говорит он, наверное, смущенный ее реакцией. – Они не такие как все остальные, видишь?

Он сейчас занят доработкой картины с креслом, тем самым, из детства Симы. И говорит он о рисунках, которые он срисовал с ее набросков.

– Да, – отвечает она, поглядывая то на него, то на картины. – В них так много красок… и радости.

– Я их попробую продать, – говорит Фролыч с особым блеском в глазах. – Вот увидишь, скоро все изменится.

Он замолкает и с упоением принимается за работу.

«Скажи ему. Скажи сейчас, – подсказывает сердце. – Он хочет знать, хочет быть уверенным».

Сима все медлит.

– Тебе хорошо здесь? – вдруг спрашивает Фролыч.

Сима кивает, все так же прижавшись к его плечу.

– Как бы я хотел, чтобы ты осталась со мной навсегда, – говорит он поминутно откашливаясь, как будто в горле ему что-то мешает. Его голос дрожит против его воли, и мазки на полотне становятся жесткими и резкими, как будто бы он сердится на себя за что-то.

– Удочерите меня, – вырывается у нее, и она садится прямо, ошеломленная своей же дерзостью. – Удочерите, чтобы вы не были больше одиноким! Может, у меня получится заменить ту, которую вы потеряли.

Она закрывает лицо руками и начинает плакать.

Чувствует, как Фролыч наклоняется к ней. Как он гладит ее руки и мягко пытается отстранить их от лица.

– А как же твой родной отец?

– Я распрощалась с прошлым и никогда к нему не вернусь, – Сима мотает головой.

– Помнишь ту легенду? – зачем-то спрашивает Фролыч.

Сима кивает.

– Только это не легенда, а самая настоящая жизнь, – говорит она. – Это моя жизнь, – она поднимает на него глаза. – Только я теперь точно знаю, что папа умер. Его убили в ту ночь какие-то бандиты. Я смирилась с тем, что его больше нет.

Фролыч молчит какое-то время, глядя в пол.

– Я предполагал это, – говорит он. – И если позволишь, я расскажу тебе немного больше об этой легенде. Это то, о чем ты не знаешь. А после ты решишь, как быть дальше.

– Вы знаете об этой истории больше, чем я? – Сима широко раскрывает глаза. – Но… откуда? Вы знали моего отца? – ее осеняет.

– Да, – через паузу отвечает Фролыч с таким видом, как будто ему неприятно говорить об этом. – Я знал его.

Наступает тишина. Только слышен мерный шум холодильника из кухни и неровное дыхание Фролыча, который принимается разглядывать пальцы на здоровой руке.

Сима в замешательстве. Радоваться ей или горевать? Сейчас