Пешка королевы - Мария Николаевна Сакрытина

даже трущобы выглядели лучше.

– Насколько я знаю, это родина ее матери. Королева говорила, ее мать сбежала отсюда. – За такие слова легко можно было попасть на Острове за решетку, но мы говорили по-нуклийски. Если кто и подслушивал, то он ничего не понял.

К тому же я теперь запросто мог лишить этого «кого-то» языка. Чего мне было бояться?

– И я ее понимаю, – Криденс пнул рыхлый снег. – Я бы тоже отсюда сбежал. Это правда, что Сиренитти скупает землю у местных лордов? Твою сестру это очень беспокоит.

Это всех беспокоило. В газетах постоянно об этом писали.

– Да.

Криденс снова огляделся.

– Тебя не удивляет, что она ничего с ней не делает?

– В смысле? А что она должна делать?

Ворон вздохнул.

– Ты же понимаешь. Сиренитти достаточно щелкнуть пальцами, и эта земля будет благоденствовать. Ну хорошо, не смотри на меня так, пальцами необязательно щелкать. Но она может сделать эту страну, если не весь этот мир, богаче. Почему, как ты думаешь, она этого не делает?

Я нахмурился. Криденс был прав: Шериада запросто могла раз и навсегда покончить хотя бы с набегами варваров для начала. И, судя по слухам, землей она распоряжалась как скупой ростовщик деньгами. Сидела на ней, словно собака на сене, и только рычала на обедневших аристократов.

– Потому что не хочет, – закончил свою мысль Криденс. – Она делает ровно то же в Нуклии, но там у нее есть брат, который до сих пор живет странной целью – осчастливить простых людей. Сиренитти как раньше были все безразличны, так и теперь. – он посмотрел на меня. – Твоя сестра останется здесь жить, ты понимаешь?

– Разве нельзя забрать ее в другой мир?

– Нет, конечно. Сиренитти ни за что этого не допустит. Ей удобно, чтобы Тина была здесь, на краю опасности. И могла отвлечь тебя, если понадобится.

Да, это вполне в духе Шериады.

Больше Криденс ничего говорить не стал – мы вернулись домой. Но я задумался.

Тина всегда была и остается причиной, по которой я готов пойти на самые безумные поступки. Стать спутником. Стать предателем. Убийцей.

Второй такой причиной для меня стала Алия.

В то время она была моим единственным островком спокойствия и, признаться, я расслабился. Что может грозить волшебнику на богом и королевой забытой улочке в Междумирье?

Много чего, но я благополучно об этом забыл. В моих мыслях была лишь Алия, ее улыбка, голос, плечи…

Я сглупил. Ничего удивительного, что мой портал отследили: я же вдобавок навещал Алию в одно и то же время.

Хорошо, Криденс научил меня в любую секунду, даже во сне окружать себя щитами. А Руадан помог сделать эти щиты прочными.

Проклятье я отразил, а вот клинок отвести не успел бы и мог погибнуть прямо на той пустынной улочке, где у каждого окна в тот момент наверняка застыло по любопытному зеваке.

Если бы из ателье не выбежала Алия и с криком: «Брат, стой!» – не повисла у нападавшего на локте.

Я успел отпрянуть, но его лезвие все еще было направлено мне в глаз.

Брат?

– Он ее ученик, – прошипел маг.

Я не видел его лица под капюшоном. Но даже по голосу мог сказать, что мы не знакомы. А еще – он говорил на высоком нуклийском, языке знати. И не просто знати – высокий нуклийский в разговоре было принято использовать в старейших и, честно говоря, самых помешанных на традициях нуклийских Домах.

– Нет, пожалуйста, поверь, он не шпион, он ей не служит, Тони, пожалуйста!

Все это походило на банальную драму, да еще и с плохими диалогами, и я бы посмеялся, если бы не направленный на меня клинок.

– Кому я не служу?

– Никому! – тут же ответила Алия. Ее трясло, и для меня это было примерно так же важно, как и грозившая мне самому смерть.

– На нем действительно нет печати, – протянул маг. Из-под капюшона сверкнули золотом глаза. – Тогда что тебе нужно от моей сестры, демонолог?

Пока я пытался уложить в голове, что брат моей Алии – маг, да еще и из высокого нуклийского Дома, сама она воскликнула:

– Мы любим друг друга!

Маг хмыкнул.

– Неужели?

– Да, – тихо добавил я.

Очень медленно маг опустил клинок. Потом чуть сдвинул капюшон, чтобы мне было видно его лицо. На Алию он оказался ничуть не похож. Яркий блондин, красивый настолько, что я заподозрил флер. Но нет, ничего подобного – флер всегда видно, если знать, как смотреть. А я к тому моменту уже знал.

– Что ж… Элвин, верно? Думаю, нам нужно серьезно поговорить.

Алия замотала головой.

– Не надо, Тони, пожалуйста!

– Если вы и правда друг друга любите, то кто-то должен ему рассказать. Ты же этого не сделала, да, сестренка? – он перевел взгляд на меня. – Идем. Если не лжешь, я тебя и пальцем не трону.

Я молча присмотрелся к нему. Сильный – теперь я тоже это видел, – спасибо Криденсу, с занятиями он был на удивление настойчив. Впрочем, как и во всем остальном.

Сильный и наверняка опытный. «Пусть, – думал я, – теперь я тоже кое-что могу. В конце концов, он один, а я однажды уже развеял нуклийского мага, который был далеко не слаб».

Тщеславие – не зря его порицают. Кружит голову, как дорогое шампанское.

– Если ты причинишь ему вред, я с тобой больше никогда не заговорю! – воскликнула Алия.

Маг подмигнул мне.

– Моя сестра в тебя не верит. С чего бы это?

Я молча протянул ему руку.

Рискованный шаг, но тогда мне повезло. Мы оказались в тех самых садах, где отдыхали с Алией, и это было настолько иронично, что я с трудом сдержал смех.

Мага звали Антоний Кроу. Про Дом Кроу слышал даже я – настолько он был древний и настолько не в ладах с королевой.

А вот сам Антоний оказался вполне неплохим юношей. После того, как заставил меня выпить сыворотку правды.

– Я должен был убедиться, – говорил он позже, когда мы сидели за столиком веранды местного ресторана. Я смаковал вино, пытаясь сдерживаться: оно было действительно вкусным. Ароматным и сладким, как коктейль.

– Конечно, я примчался, как только узнал, – продолжал Антоний. – Ты – ученик Повелительницы. А она пообещала уничтожить семью моей мачехи. Билор, ты наверняка слышал. Алиана – единственная, кто остался в живых из этого рода. Она – моя сводная сестра, поэтому сохранила имя матери.

– Но она же человек, что ей может угрожать? – спросил я и прикусил язык.

Антоний вздохнул.

– Кого это волнует?

– Но королева про нее знает.