Пешка королевы - Мария Николаевна Сакрытина

скорее, нерешительного бездействия.

– Нет.

– Жестоко. Ладно, Виета, можете целоваться. Но не более. Девочка еще глупенькая, если за два года не поумнеет и будет не против, тогда пускай, ее проблемы. А пока я лично запрещаю. Это понятно?

– Да, миледи, – Криденс казался истуканом. Одному богу известно, сколько сил ему требовалось, чтобы сдерживаться.

– Ну и прекрасно. Весело у вас тут, как я посмотрю, – Шериада вздохнула. – Не то что у меня.

Она пробыла еще каких-то два часа, изучила мой блокнот, отужинала с нами и счастливо убралась, как я надеялся, куда-нибудь подальше. Удивительно, как эта женщина умудряется ставить всех в неловкое положение.

– Она имеет право вмешиваться в частную жизнь? – поинтересовался я потом у Криденса.

То есть понятно, почему такое право в данном случае имел я, ставший после смерти отца главой семьи. По правилам как Острова, так и Нуклия, Криденс обязан был спросить моего позволения, прежде чем начать ухаживать за Тиной. Конечно, мог и обойтись, как я уже говорил, ведь он сильнее. Вдобавок он – лорд, а я пока никто. Но если все делать честно и по правилам, то да, обязан.

Однако Шериада здесь причем?

– Она же – королева, – произнес Криденс и пожал плечами. – Ей можно все.

– Все? – На Острове король тоже обладает колоссальной властью. Но вмешательство в семейные дела сочли бы дурным тоном.

– Все, – повторил Виета.

Мы сидели в библиотеке, нашем месте встреч по вечерам, исключая оранжерею и сад, которые использовались только для физических упражнений. Третий этаж оставался под запретом (кроме лаборатории), в спальни друг к другу мы, естественно, не лезли. Библиотека же была нейтральной территорией, во‑первых, потому что здесь нельзя завязать магическую дуэль – заклинания, вплетенные в стены, гасят любую агрессивную магию (ладно, почти любую); во‑вторых, потому что книги нас обоих успокаивали. Даже повышать голос в этом месте казалось неправильным.

– Что тебя так удивляет, Элвин?

– Кроме того, что тебе нравится моя сестра?

Криденс сидел на медвежьей шкуре у камина с древним трактатом по теоретической магии в руках и, как и я, время от времени что-то выписывал в блокнот.

– Сиренитти – королева. Как бы я к ней ни относился, она – сильнейшая из нас. Конечно, ей позволено все. В том числе и распоряжаться всеми нами. Почему тебе это кажется странным?

Я помедлил. Странная философия, согласитесь: каждый нуклийский маг – своего рода бог, повелевает мыслями, чувствами и, в зависимости от специализации управляет, например, мертвыми. Или, наоборот, живыми, если это целитель. Впрочем, нет, неудачный пример. Целители равнодушны к власти. Может, потому Сиренитти не отказалась поделиться ею с братом.

– Что будет, если она прикажет тебе, например, жениться на моей сестре?

Криденс закрыл книгу и улегся на спину.

– Подумаю: «Ого, как мне повезло». Она, знаешь ли, может женить меня на Адель.

– Адель – ведьма. И довольно красивая.

Криденс усмехнулся и перекатился на левый бок, чтобы оказаться со мной лицом к лицу.

– Ты так считаешь? Ты ей, кстати, нравишься.

– Знаю.

– И вместо этого ты бегаешь к какой-то человеческой девчонке. Даже не заколдованной.

– Сам-то, – не выдержал я.

– Да уж, правы древние поэты: любовь зла. Я понял, что ты хотел сказать. Конечно, я бы исполнил приказ. Элвин, любой приказ Повелительницы должен быть исполнен. Любой.

За окном шумел ветер, и время от времени скрипел снег под ногами лакея. Очень часто невидимого. И тяжелого. Демоны весят немало.

– То есть если она прикажет тебе умереть…

– Я умру, – спокойно закончил Криденс.

Вот тогда и я отложил книгу. Согласитесь, это уже из ряда вон.

– Ты даже не задумался.

– Элвин, ты не понимаешь. Любой приказ Повелительницы – настоящий приказ, а не угроза или пожелание – становится единственным, о чем ты можешь думать. Считай это высшей формой ментальной магии, если желаешь. Это даже сильнее печати. Повелительница связана с Источником, и у нее более чем достаточно сил, чтобы сломить твою волю.

Я покачал головой. Криденс прав: понять это сложно.

– Но она же не станет этого делать. Умереть? Кто отдаст такой приказ?

– О, Элвин, ты по-прежнему наивен. Однажды я наблюдал казнь мятежных нуклийских лордов. Сиренитти просто приказала им умереть. Через минуту все до единого были мертвы.

Я поежился. Перед глазами встал образ Шериады во время поединка с лордом Виета. Получается, она играла? Пожелай королева, и мятежник давно был бы мертв? Но к чему тогда все это?

Понятно, к чему. Эпатаж. Лучше прикончить мятежника самой, показать, что сильна, что не боишься. Да еще и с таким количеством зрителей.

– Если все так, как ты говоришь, то Повелительница должна быть неуязвимой. Кто же бросит ей вызов, если она может просто приказать сопернику умереть?

Криденс покачал головой.

– Не может. Во время дуэли приказов нет. Это правило. У каждого мира свои правила, Элвин, запомни. Например, ваши волшебники чернокожи. Ты исключение, да? У нас правило: поединок делает соперников равными. Повелительница должна время от времени подтверждать, что она достаточно сильна, чтобы править.

– Почему же те мятежные лорды, которых она убила приказом, просто не вызвали ее на поединок?

Криденс усмехнулся.

– А почему мой отец не вызвал? Зачем нужно было следить за тобой, похищать? Зачем такие сложности? Да потому что она – сильнейшая, Элвин, понимаешь? Потому что она выиграла столько поединков, что все уже давным-давно со счета сбились. Потому что неважно сколько будет магов, она сотрет их всех в порошок. Иначе никто бы не интриговал, мы бы просто все собрались и расправились с ней. Потому что, поверь, каждому нуклийскому магу Повелительница как кость в горле. После победы над ней мы бы, естественно, передрались между собой. Поэтому королем становится самый сильный. Настолько сильный, чтобы обуздать Источник. Настолько сильный, чтобы нам приказывать.

В камине засвистело, сгорая, полено. Я встал было, потом снова сел и попытался магией поднять кочергу. Получилось. Криденс с усмешкой наблюдал за моими усилиями, потом устало закрыл глаза.

– Хуже всего – когда Повелитель сходит с ума. А они все поддаются безумию, ни один человек не выдержит в себе силу Источника долго. Тогда нам приказывают привезти дочерей на убой, и мы слушаемся. Это я к примеру.

Против воли мне вспомнились слова Шериады про жестокость – когда королева жаловалась, что делает больно против своей воли.

– А безобидными сумасшедшими они не бывают?

– Повелители-то? Не-е-ет, – рассмеялся Криденс. – А жаль.

– Это все очень напоминает рабство. Я к тому, что если наш король, например, начнет чудить, его объявят сумасшедшим, отправят на север в резиденцию, а его