Точка после «ять» - Виктория и Сергей Журавлевы

он заявил об абсурдности высказанных в адрес ответчиков обвинений, о долгих годах совместного предпринимательства Савельева с доверенными людьми князей Кобриных и с ними самими, и, стало быть, о несомненной подлинности завещания, его объяснимости и логичности принятого завещателем решения, об огромной и выдающейся роли князей в жизни нашего города, а также о том, что высокое положение его доверителей не может не повлечь появление злопыхателей, которые высказыванием подобных подозрений преследуют одну-единственную цель – нанести ущерб блестящей репутации благородной дворянской фамилии.

Затем вызвали меня.

Я поднялся с места и подошел к стоявшей перед столом судьи кафедре, на которой лежало Евангелие в серебряном окладе: на нем свидетелей приводили к присяге.

Я встал лицом к суду и положил руку на Писание.

Тут внезапно я почувствовал себя до крайности сконфуженно. Вокруг меня зашуршали платья, блеснули лорнеты; то там, то здесь я краем глаза замечал нервные движения дамских вееров, чьи-то лысины, перчатки, петлицы, ордена, украшения… Толпа давила на меня: им всем было любопытно. Только лишь любопытно!.. Я обернулся и увидел Аглаю: она что-то шептала на ухо матери. В одном из дальних углов зала я заприметил юного Данилевского, выделявшегося среди прочих зрителей своей всклокоченной кудрявой шевелюрой: он смотрел на меня пристально и сочувственно.

После замечания судьи всеобщий шорох стих, и Конев начал свое представление.

«Какие факты я могу предъявить в доказательство того, что завещание подложно? – звуки моего собственного голоса глухо, с тупой болью отдавались у меня в голове. – Суду уже предъявлены служебные документы с подписью Савельева. Убедитесь сами, что фридрихсгамский первостатейный купец и судовладелец, потомственный почетный гражданин Петр Устинович Савельев всегда писал свое имя полностью, со всеми званиями и состояниями. Это было замечено его племянником и родной сестрой, однако поданные ими обоими жалобы так и не были рассмотрены. Не было проведено ни одного судебного заседания! По какому праву я претендую на часть наследства? По праву, дарованному мне покойной сестрой купца в ее собственном завещании…»

Как и советовал мне Конев, я воздержался от прямых обвинений, но зал, наполнившись шепотом и будто вспомнив слухи об отравлении Савельева, одобрительно загудел.

«Смерть, тайна завещания, последняя воля, отравление, – подумалось мне, – вот за этим они все и явились сюда. И ни один – ради правды… Быть может, лишь Данилевский, да и то потому, что молод и имел несчастье лично знать юного Барсеньева… Аглая жаждет мести, Надежду Кирилловну интересует возвращение наследства, и едва ли ее беспокоит правда о сестре и племяннике умершего мужа…»

Конев тронул меня за плечо, и я очнулся. Адвокат ответчика не удостоил меня ни одним вопросом, посему мне дозволялось вернуться на свое место.

Под конец заседания для допроса пригласили старшего князя Кобрина. С виду он был спокоен и даже доволен. Черный мундир с орденами и аксельбантами придавал ему еще большую солидность и тяжеловесность, нежели титул, на который его адвокат чуть ли не троекратно делал упор в каждой своей фразе. Ответы князя сперва своему, а затем и моему защитнику были четкими и лаконичными, а в голосе мне слышалась плохо скрываемая насмешка.

…Нет, как говорил князь, ему никогда не доводилось слышать о любых заявлениях и жалобах на подложность завещания. Для него подобное заявление – верх нелепости, и он удивлен, что кто-то разделял или разделяет с истцом сие мнение. Да, его чин позволяет предположить, что он мог ознакомиться с поданными Барсеньевыми жалобами до рассмотрения их в суде, но он никогда не видел эти бумаги и не знает о них решительно ничего. Нет, он совершенно не возражает против расследования, поскольку его правота лишь подтвердится, а причины подачи иска и сегодня всем очевидны…

Самоуверенный, но равнодушный голос князя был несколько монотонен, и его слова будто растворялись в душной пустоте зала, иногда нарушаемой лишь чьим-то сдавленным покашливанием. Мне стало казаться, что дело прямо сейчас и закончится, даже толком не начавшись, без проверки документов и без единого вопроса по существу.

…Нет, как утверждал князь, у него никогда не возникало сомнений в подлинности завещания купца Савельева, и поданная жалоба явилась для него довольно неприятной, пусть и курьезной, неожиданностью. Нет, он незнаком с истцом, ни разу с ним не виделся лично и никогда не имел с ним никаких бесед или переговоров о наследстве…

Конев, спокойным и будничным тоном задавая свои, довольно обыкновенные, вопросы, вдруг сделал паузу и принялся рыться в лежавших перед ним на столе бумагах. Наконец, так и не найдя, видимо, нужный лист, он захлопнул папку:

– Позвольте, ваше сиятельство!..

Зал в предвкушении притих.

– Вероятно, вы что-то запамятовали, – продолжил адвокат. – Вы утверждаете, что не слышали ничего о заявлениях, написанных в Управу благочиния Михаилом и Анной Барсеньевыми, но, если обстоятельства оспаривания наследства вам были незнакомы, то как вы можете объяснить то, что вы встречались с истцом в его самарской усадьбе и пытались уладить дело без вмешательства суда за несколько месяцев до подачи им своей жалобы?

Зал всколыхнулся и зароптал.

У князя на лице не дрогнул ни один мускул. Ответчик замер, но затем, выдержав заметную паузу, произнес:

– Это ошибка. Я никогда не встречал истца и не беседовал с ним…

Меня от возмущения даже в пот бросило: да как такая наглость вообще возможна!.. Но под сводами зала суда, превозмогая гомон толпы, уже звенел голос Конева:

– Господин судья, я готов доказать, что это ложь! Поместье господина Арбелова совсем небольшое и находится оно на окраине Самары, но вряд ли господин Кобрин в октябре прошлого года мог оказаться там совершенно случайно! Помимо самого истца, факт визита ответчика в его дом могут подтвердить, по меньшей мере, еще два свидетеля. Я прошу суд пригласить этих людей для опровержения показаний князя!

Посовещавшись, суд выразил согласие с требованием Конева.

– И еще, ваша честь, – адвокат, видно, решил заодно разыграть карты приказчика-каллиграфа Огибалова и пьянчужки Бородина, – я прошу вас распорядиться о том, чтобы провести графологическую проверку завещания. В случае обнаружения подлога необходимо найти и наказать виновных в преступлении!

В толпе возбужденно переговаривались.

Главный судья в задумчивости пригладил бороду. Решив, что заседание, пожалуй, пора заканчивать, он поднял руку и, дождавшись тишины, провозгласил:

– Также будет назначена графологическая комиссия для всестороннего изучения завещания купца Савельева. Адвокатов в течение недели прошу предоставить список свидетелей. Следующее заседание состоится через три недели. Время будет объявлено дополнительно!

Судья поднялся и в сопровождении помощников через служебный вход покинул зал; вслед за ними к дверям вереницей потянулись и присяжные. Князь тоже как