Багровая смерть (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

Я не была уверена, что сказать, потому что звучало это чертовски точно.

— Ты действительно занимаешься терапией, — сказал Натэниэл и по его лицу было видно, насколько он был удивлен. Сама была в шоке.

— По началу я был возмущен, что вы заставляли меня уехать, но, когда я стал менее счастлив с Кейном, то, наконец, понял, что был с человеком, который так же убог и ревнив, как и я; как говорится, почувствовал вкус своей же пилюли. И она оказалась очень горькой. Кейн был одержим мной так же, как я думал, что хотел сначала Белль Морт, а затем Жан-Клод и, наконец, Джулиана, были со мной, но одержимость — не любовь. Это неуверенность, собственничество и это ведет к несчастью.

Прямо извинение мечты! То извинение, которое всегда хочешь услышать, но хрен получаешь. Словно эпизод из Холлмарк[8], или, может быть, момент из Доктора Фила[9]. Такой случай, который на самом деле никогда не случается, но вот он, наш проблемный ребенок, предлагает все, что мы могли бы пожелать, в качкстве извинений. Это было здорово и чертовски тревожно, как будто бы где-то были скрытые камеры, и кто-то вот-вот выпрыгнет со словами: «Купились?!»

— Я люблю тебя, Анита Блейк. Я люблю тебя, Натэниэл Грэйсон. Я скучаю по занятиям любовью с вами обоими. Я скучаю по траху с вами. Я скучаю по тому, чтобы сковать вас цепями и делать с вами мерзкие вещи, пока вы не попросите меня остановиться, или пока я не приму решение остановиться сам, как и полагается делать Домам с такими очаровательными сабами, хотя Анита использует стоп-слово, когда это необходимо, но ты, мой… Натэниэл, ты не знаешь той границы, когда пора его сказать, и мне это нравится.

Натэниэл протянул ему руку, и через мгновение я тоже. Мы позволили ему обхватить наши ладони и поставили его на ноги. Не знаю, что бы я сказала, но первым заговорил Натэниэл:

— Ты извинишься и перед Девом тоже?

— Боже, да. Думаю, я относился к нему хуже всех из вас троих. Жан-Клод, терпел меня на протяжении веков, и первым требует от меня извинений за многие вещи, но я должен Мефистофелю что-то по-настоящему… не знаю, как извиниться перед ним. Я был так жесток, и позволил Кейну быть жестоким с ним.

— Ты хочешь просто извиниться перед ним или ты хочешь вернуть его в твою жизнь? — спросила я.

— Я не понимал, насколько легко с Мефистофелем у нас завязались отношения. Я думал, что любовь должна приходить с борьбой и драмой, и поэтому то, что у меня было с ним, не могло быть любовью.

— А сейчас? — спросил Натэниэл, опередив меня.

— Теперь я вижу его в постели Жан-Клода, все время улыбающегося и очень довольного кота, и мне больно.

— Тебе больно видеть Жан-Клода с другим мужчиной или видеть, что Дев счастлив с кем-то еще? — спросил Натэниэл.

Ашер вздохнул, это было больше для эффекта, но он всегда был маленькой королевой драмы. Это было просто частью его личности. Вы можете изменить себя и научиться делать что-то лучше, но ваша основа остается.

— Я не жалею, что Мефистофель счастлив кем-то другим. Он этого заслуживает. Я видел, как он шел рука об руку с тобой, Натэниэл. Я завидовал, что все вы подняли то, что я выбросил, и нашли золото, где я видел лишь шлак, но это было вначале. Я все больще и больше стал видеть, как Кейн отвратил меня от нашего прекрасного дьявола, но именно я впитал его яд и позволил ему пустить корни.

— Ты берешь на себя всю ответственность. Какого черта? Они подсадили тебя на антидепрессанты? — спросила я.

— Да, лекарство от тревожного расстройства.

Мы втроем уставились на него.

— Mon ami, — выдохнул Жан-Клод, и удивление не скрылось в его голосе.

Ашер начал смущаться, но я сжала его руку и сказала:

— Я горжусь тобой!

Теперь настала очередь Ашера удивляться.

— Очень горжусь тобой, — добавил Натэниэл.

— Честно говоря, я не ожидала, что терапевт, которого мы заставили тебя посещать, принесет столько пользы, — призналась я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я тоже думал, что ты ходишь туда, только потому, что мы сказали, что ты должен, — сказал Жан-Клод, придвинувшись к нам.

— Признаю, что поначалу это было именно так, как вы и боялись, но я был так несчастен без вас. Так много потребностей, не просто желаний, нужды в том, что вы все восполняли во мне, и вдруг у меня ничего не стало. Даже Нарцисса, в подземелье и в спальне, а ведь ему нравится уровень унижения, которого никто из вас не потерпит, не говоря уже о желании.

— Если собираешься извиниться перед Нарциссом, то лучше сделать это в нейтральной обстановке с телохранителями, чтобы обезопасить себя, — посоветовала я.

— Конечно, но без телохранителей.

— Ашер, — сказал Натэниэл, — мы тоже ходили на терапию, а вот Нарцисс — нет.

— Он опасен, mon ami.

— Очень, — сказала я. — Ты задел его эго, и подпортил ему репутацию. Он все еще борется, чтобы восстановить уважение среди своих гиен.

— Кейн говорит, что гиены вернулись к своим старым обычаям, и это в порядке вещей.

— Если Кейн действительно в это верит, то он заблуждается больше, чем можно представить, — сказала я.

— В чем? — спросил Ашер.

— Что такой мстительный человек, как Нарцисс, не отомстит Кейну и тебе. Потому что такая одержимость сродни любви. Что если ты достаточно собственник и хочешь его достаточно сильно, то обожаемый тобой человек ответит тебе взаимностью. Что любой человек может тебя удовлетворить.

— Даже я думал, что последнее может сделать правильный человек.

Я сжала ему руку, потому что он все еще держал меня:

— Ты тоже заблуждался, помнишь?

Он улыбнулся:

— Да, было такое.

— Нам действительно уже пора, Анита, — напомнил Натэниэл. Я посмотрела на него, и увидела в нем нового, более серьезного человека. Вероятно, он стал сильнее и увереннее в себе за последние нескольких месяцев, но я до сих пор не догадывалась об этом, пока не увидела, как он стоит там, держась за кого-то, кого он любил, с кем готов был обручиться, но, так же, был готов покинуть его, и его извинения за эпичность.

— Мои слова вас не тронули, — сказал Ашер.

— Извинения великолепны, почти идеальны, и, если сможешь сделать тоже самое для Дева, тогда мы все сядем, по возвращении домой, и поговорим о том, чтобы снова быть вместе, но я все еще еду в Ирландию.

— Ты думаешь, я лгал?

— Нет, но мы будем с полицией, и одно из преимуществ, что вампиры уравнены в правах, заключается в том, что они должны подчиняться закону. Поэтому, если она попытается причинить вред Дамиану, мне, или Аните, власти могут спустить на нее всех собак.

— Что они смогут с ней сделать?

— Я все время слышу об ее замке у моря, — заметила я. — Интересно, что будет, если задействовать несколько удачно размещенных бомб или даже ракеты? В игре участвуют военные друзья.

— Взрыв ее логова не спасет Дамиана, Натэниэла, или тебя, лишь убьет вас вместе с ней.

— Я просто пытаюсь сказать, что, если можем задействовать в полной мере человеческое вмешательство в охоте на вампиров, варианты могут получиться крайне забавными.

— Mon ami, Арлекин и другие телохранители тоже едут с ними. Защищать их будут не только сотрудники полиции и солдаты.

— Я должен быть этим удовлетворен?

— Да, должен, — отрезал Натэниэл.

Ашер посмотрел на него:

— Ты очень зол на меня.

— Да. Ты ожидал, что я приму твои извинения, и все вернется на круги своя?

Ашер долго размышлял над тем, что ответить:

— Пожалуй.

— У меня были месяцы без тебя. Я не свернулся просто в клубочек и забился в угол от тоски по тебе. Мне и не мечтал, что ты справишься со своими проблемами и захочешь принимать лекарства. — Натэниэл отпустил руку Ашера. — Никто из нас не ожидал этого от тебя.

— Это показывает, насколько я хочу исправиться, чтобы снова быть с вами.

— Это показывает, насколько ты несчастен с одним Кейном, — сказал Натэниэл.