За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина

«Русский» трактир в Охотном Ряду, где блины «с пылу с жару» подавали с ледяным шампанским. А пекли их с «осетриной и белужиной» и поливали сметаной или хреном. Позже этот трактир известен под названием «Егоровского», и «егоровские блины» будет упоминать Бунин в рассказе «Чистый понедельник».

Но самый знаменитый московский трактир, разумеется «Яр». Там не брезговали обедать дворяне, а потом поминали «трюфли Яра» – об этом шутит Пушкин в стихотворении «Дорожная жалоба». Разумеется, он знал, о чем говорит.

В феврале 1827 г. Пушкин пишет одному из московских знакомых, Александру Алексеевичу Муханову, адъютанту Витгенштейна и литератору: «Милый мой Муханов, когда же свидимся мы, чтоб ехать к дяде? Заезжай к Яру, я там буду обедать, и оставь записку».

«Яр» основан в 1826 г. и получил свое имя от фамилии владельца-француза— Тренкеля Яра, в 1820-х гг., «Яр» находился на Кузнецком мосту (ближе к Петровке) и считался довольно дорогим рестораном при гостинице. Обед там стоил от 3 до 5 руб. Не удивительно, что гостей там угощали трюфелями – совсем, казалось бы, не «трактирной» едой. Александр Иванович Герцен вспоминает, как ходил с приятелем в «Яр» обедать: «Мы тогда еще были совершенные новички и потому, долго обдумывая, заказали oukha au champagne (уха на шампанском), бутылку рейнвейна и какой-то крошечной дичи, в силу чего мы встали из-за обеда, ужасно дорогого, совершенно голодные».

А слушал ли Пушкин, сидя в «Яре», знаменитый «Соколовский хор»? Скорее всего – нет, во всяком случае не в этот свой приезд в Москву. В «Яре» Соколов начал выступать после 1836 г., когда ресторан уже стал трактиром и переехал в Петровский парк. Именно в то время он и стал легендой, но поэт слушал пение цыган под руководством Ильи Осиповича Соколова в доме Павла Войновича Нащокина, с которым был знаком еще по Царскому Селу. Нащокин жил в Воротниковском переулке (современный дом № 12), и Пушкин гостил у него во время своих приездов в Москву в 1830-е гг., тогда же он написал:

Так старый хрыч, цыган Илья,

Глядит на удаль плясовую

Да чешет голову седую,

Под лад плечами шевеля.

6

Сватовство, равно как и попытки объединить друзей-поэтов вокруг одного журнала, закончились ничем, но в начале мая 1827 г. после очередной просьбы Пушкин получил разрешение от императора приехать в столицу.

Остановился от там же, где жил когда-то с дядей во время первого приезда в Петербург для поступления в Лицей, там, где жил в период между учебой и Южной ссылкой, – в Демутовом трактире на Мойке, у Полицейского моста (современный адрес – наб. реки Мойки, 40/Б. Конюшенная ул., 27).

Существуют две разные версии происхождения названия моста. По одной из них, мост назван из-за находившегося рядом Управления городской полиции (позже этот дом занимал Придворный госпиталь), по другой – из-за располагавшегося недалеко от моста дома петербургского генерал-полицмейстера Н.И. Чичерина. В 1806 г. деревянный мост заменили чугунным, отлитым по проекту В.И. Геста на заводе Чарльза Берда. С этим мостом связан один забавный эпизод из жизни Пушкина, о котором рассказывает граф В.А. Сологуб: «Однажды Пушкин шел по Невскому проспекту с Соболевским. Я шел с ними, восхищаясь обоими. Вдруг за Полицейским мостом заколыхался над коляской высокий султан. Ехал государь. Пушкин и я повернули к краю тротуара, тут остановились и, сняв шляпы, выждали проезда. Смотрим, Соболевский пропал. Он тогда только что вернулся из-за границы и носил бородку и усы цветом ярко-рыжие. Заметив государя, он юркнул в какой-то магазин, точно в землю провалился. Это было у Полицейского моста. Мы стоим, озираемся, ищем. Наконец, видим, Соболевский, с шляпой набекрень, в полуфраке изумрудного цвета, с пальцем, задетым подмышкой за выемку жилета, догоняет нас, горд и величав, черту не брат. Пушкин рассмеялся своим звонким, детским смехом и покачал головою – “Что, брат, бородка-то французская, а душонка-то все та же русская?”»

Гостиницу и ресторан при ней в 1760-х гг. открыл виноторговец из Страсбурга Филипп-Якоб Демут. В конце века здесь он возвел новый трехэтажный дом фасадом на Большую Конюшенную улицу и открыл первоклассную гостиницу. Но управлял ею он недолго, так как умер в 1802 г., а после его смерти вдова передала заведение в аренду французу Гюге, но уже в 1822 г. оно перешло по наследству к дочери Демута Елизавете, вышедшей замуж за некого майора с примечательной фамилией Тиран. Позже, в 1832–1833 гг., по заказу майорши Тиран на набережной Мойки возведен трехэтажный корпус, а также новый флигель с южной стороны двора. Еще позже в Петербург приедет из Вятки Герцен и будет обсуждать со старушкой Ольгой Жеребцовой, сестрой последнего фаворита Екатерины Платона Зубова, обеды в гостинице Демута:

«– Где же вы остановились?

– У Демута.

– И там обедаете?

– Иногда там, иногда у Дюме[113].

– На что же это по трактирам-то, дорого стоит, да и так нехорошо женатому человеку. Если не скучно вам со старухой обедать – приходите-ка, а я, право, очень рада, что познакомилась с вами…»

Но это все – дело будущего. А сейчас Пушкин занял один и самых недорогих номеров – а именно тринадцатый. Там было две небольших комнаты с окнами во двор. Его соседом оказался А.С. Грибоедов, также живший в то время у Демута. Ксенофонт Алексеевич Полевой, издатель и журналист, вспоминает: «…я застал его, как обыкновенно заставал потом утром в Москве и в Петербурге, в татарском серебристом халате, с голою грудью, не окруженного ни малейшим комфортом: так живал он потом в гостинице Демута в Петербурге».

Вслед за Пушкиным приехал в Петербург и Соболевский. Жандарм М.Я. фон-Фок доносил А.Х. Бенкендорфу в октябре 1827 г.: «Поэт Пушкин здесь (в Петербурге). Он редко бывает дома. Известный Соболевский возит его по трактирам, кормит и поит на свой счет. Соболевского прозвали брюхом Пушкина. Впрочем, сей последний ведет себя весьма благоразумно в отношении политическом».

Сохранился экземпляр поэмы «Цыгане», подаренный поэтом