Европейские поэты Возрождения - Коллектив авторов

МИГЕЛЬ ДЕ СЕРВАНТЕС СААВЕДРА

ПОСЛАНИЕ К МАТЕО ВАСКЕСУ

Дрожа от холода, во тьме ночнойДосель бродил я, и меня в болотоПривел мой путь пустынною тропой,

Я оглашаю стонами без счетаТюрьму, куда меня забросил рок,Захлопнув пред надеждою ворота.

Переполняет слез моих потокПучину моря, от моих стенанийМутнеют в небе запад и восток.

Сеньор, полна неслыханных страданийЖизнь эта средь неверных дикарей;Тут — смерть моих всех юных упований.

Но брошен я сюда судьбой моейНе потому, что без стыда по светуБродяжил я, как вор и лиходей.

Уже десятое минуло лето,Как я служу на суше и в моряхВеликому Филиппу шпагой этой.

И в тот счастливый день, когда во прахРазвеял рок враждебную армаду,А нашей, трепет сеявшей и страх,

Великую победу дал в награду,Участье в битве принимал и я,Хоть слабым был бойцом, признаться надо.

Я видел, как багровая струяГорячей крови красила пучину,—Смешалась кровь и вражья и своя.

Я видел, как над водною равнинойНосилась смерть, неистово ярясь,И тысячам бойцов несла кончину.

Я видел также выраженье глазУ тех, которые в огне и пенеВстречали с ужасом свой смертный час.

Я слышал стоны, жалобы и пениТех, кто, кляня безжалостность судьбы,Изнемогали от своих ранений.

Уразуметь, каков исход борьбы,Они могли в последнее мгновенье,Услышавши победный глас трубы.

То возвещало о конце сраженьяИ о разгроме мавританских силВеликое Христово ополченье.

Мне праздником тот миг счастливый был.Сжимал я шпагу правою рукою,Из левой же фонтан кровавый бил.

Я чувствовал: невыносимо ноя,Рука готова изнемочь от ран,И грудь от адского пылает зноя.

Но, видя, что разбит неверных станИ празднуют победу христиане,Я радостью такой был обуян,

Что, раненный, не обращал вниманьяНа то, что кровь из ран лилась рекой,И то и дело я терял сознанье.

Однако этот тяжкий опыт мойНе помешал мне через год пуститьсяОпять туда, где шел смертельный бой.

Я вновь увидел варварские лица,Увидел злой, отверженный народ,Который гибели своей страшится.

Я устремился в край преславный тот,Где память о любви Дидоны властнойК троянцу-страннику досель живет.

Паденье мавров лицезреть так страстноХотелось мне, что я пустился в путь,Хоть раны были все еще опасны.

Я с радостью — могу в том присягнуть —Бойцов убитых разделил бы долю,Там вечным сном уснул бы где-нибудь.

Не такова была судьбины воля,Столь доблестно окончить не далаОна мне жизнь со всей ее недолей.

Рука насилия меня взяла;Был побежден я мнимою отвагой,Которая лишь похвальбой была.

Я на галере «Солнце» — не во благоОна с моим связала свой удел —Погиб со всею нашею ватагой.

Сначала наш отпор был тверд и смел;Но слишком люты были вражьи силы,Чтоб он в конце концов не ослабел.

Познать чужого ига бремя былоМне, видно, суждено. Второй уж годЯ здесь томлюсь, кляня свой плен постылый.

Не потому ль неволи тяжкий гнетМеня постиг, что сокрушался малоЯ о грехах своих, чей страшен счет?

Когда меня сюда судьбой пригнало,Когда в гнездовье это прибыл я,Которое пиратов тьму собрало,

Стеснилась отчего-то грудь моя,И по лицу, поблекшему от горя,Вдруг слезы покатились в три ручья.

Увидел берег я и то нагорье,Где водрузил великий Карл свой стяг,И яростно бушующее море.

Будил в нем зависть этот гордый знакИспанского могущества и славы,И потому оно бурлило так.

Перед картиной этой величавойСтоял я, горестной объят тоской,Со взором, застланным слезой кровавой.

Но если в заговор с моей судьбойНе вступит небо, если не в неволеМне суждено окончить путь земной

И я дождусь от неба лучшей доли,То ниц паду перед Филиппом я(Коль в том помочь мне будет ваша воля),

И, выстраданной мысли не тая,Все выскажу ему я откровенно,Хоть будет неискусной речь моя.

«О государь мой, — молвлю я смиренно,—Ты строгой власти подчинил своейБезбожных варваров полувселенпой,

Всечасно от заморских дикарейК тебе идут послы с богатой данью.Так пусть же в царственной душе твоей

Проснется грозное негодованьеНа тот народ, что смеет до сих порТебе оказывать непослушанье.

Он многолюден, по врагу отпорДать не способен: нет вооруженья,Нет крепостей, нет неприступных гор.

Я убежден! одно лишь приближеньеТвоей армады мощной ввергнет в страхИ бросит в бегство всех без исключенья,

О государь, ключи в твоих рукахОт страшной и безжалостной темницы,Где столько лет в железных кандалах

Пятнадцать тысяч христиан томится.К тебе с надеждою обращеныИх бледные, заплаканные лица.

Молю тебя: к страдальцам без виныОтеческое прояви участье,—Их дни и ночи тяяжих мук полны.

Теперь, когда раздоры злые, к счастью,Утихли все и снова наконецКрай под твоею процветает властью,

Ты заверши, что начал твой отецТак смело, доблестно, и новой славойУкрасишь ты державный свой венец.

Спеши же предпринять поход сей правый,Верь, государь: один лишь слух о немПовергнет в прах разбойничью ораву».

Я так скажу, и нет сомненья в том,Что государь ответит благосклонноНа стоны страждущих в краю чужом.

Изобличил свой ум непросвещенный,Быть может, низким слогом речи я,К особе столь высокой обращенной,

Но оправданьем служит мне мояГорячая об узниках забота.Послание кончаю, — ждет меня

Проклятая на варваров работа.

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПАРНАС

Отрывок

Преследуем, гоним за каждый стихНевежеством и завистью презренной,Ревнитель твой не знает благ земных.

Давно убор я создал драгоценный,В котором Галатея расцвела,Дабы вовек остаться незабвенной.

«Запутанная» сцены обошла.Была ль она такой уж некрасивой?Была ль не по заслугам ей хвала?

Комедии то важной, то игривойЯ полюбил своеобразный род,И недурен был стиль мой прихотливый.

Отрадой стал для многих Дон-Кихот.Везде, всегда — весной, зимой холоднойУводит он от грусти и забот.

В «Новеллах» слышен голос мой природный,Для них собрал я пестрый, милый вздор,Кастильской речи путь открыв свободный.

Соперников привык я с давних порСтрашить изобретательности даромИ, возлюбив камен священный хор,

Писал стихи, сердечным полон жаром,Стараясь им придать хороший слог,Но никогда, из выгоды иль даром,

Мое перо унизить я не могСатирой, приносящею поэтамНемилости иль полный кошелек.

Однажды разразился я сонетом:«Убийственно величие его!» —И я горжусь им перед целым светом.

В романсах я не создал ничего,Что мог бы сам не подвергать хуленью.Лишь «Ревность» принесла мне торжество.

Великого «Персилеса» тисненьюЗадумал я предать — да служит онМоих трудов и славы умножению.

Вослед Филиде песен легкий звонМоя Филена в рощах рассыпала,И ветер уносил под небосклон

Мечтания, которых я немалоВверял теченью задушевных строк.Но божья длань меня не покидала,

И был всегда мой помысел высок.Влача покорно жребий мой смиренный,Ни лгать, ни строить козни я не мог.

Я шел стезею правды неизменной,Мне добродетель спутницей была.Но все ж теперь, представ на суд священный,

Я не могу не вспомнить, сколько злаУзнал, бродя по жизненным дорогам,Какой урон судьба мне нанесла.

РЕВНОСТЬ

Едва зима войдет в свои права,Как вдруг, лишаясь сладкозвучной кроны,Свой изумруд на траур обнажепныйСпешат сменить кусты и дерева.

Да, времени тугие жерноваВращаются, тверды и непреклонны;Но все же ствол, морозом обожженный,В свой час опять укутает листва.

И прошлое вернется. И страница,Прочитанная, снова повторится…Таков закон всеобщий бытия.

И лишь любовь не воскресает снова!Вовеки счастья не вернуть былого,Когда ужалит ревности змея.

ЛУПЕРСИО ЛЕОНАРДО ДЕ АРХЕНСОЛА