Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2 - Николай Васильевич Сычев

дня и участия в этой борьбе различных общественных классов, то теперь оно анализируется как продукт развития крупной промышленности, оказывающей вместе с тем обратное воздействие на него.

«Фабричное законодательство, – писал в этой связи К. Маркс, – это первое сознательное и планомерное воздействие общества на стихийно сложившийся строй его процесса производства, представляет собой, как мы видели, столь же необходимый продукт крупной промышленности, как хлопчатобумажная пряжа, сельфакторы и электрический телеграф»[552]. Но «прежде чем говорить о всеобщем распространении фабричного законодательства в Англии, необходимо кратко упомянуть о некоторых его положениях, не касающихся числа часов рабочего дня»[553].

Согласно фабричному акту 1864 года, к числу этих положений относились, во-первых, соблюдение элементарных прав гигиены и охрана здоровья рабочих; во-вторых, провозглашение начального образования обязательным для детей школьного возраста, поступавших на подконтрольные данному акту предприятия. Но «как ни жалки в общем статьи фабричного акта относительно воспитания, они объявили начальное обучение обязательным условием труда. Их успех впервые доказал возможность соединения обучения и гимнастики с физическим трудом, а следовательно, и физического труда с обучением и гимнастикой»[554]. По словам К. Маркса, это подтверждали фабричные инспектора в своих отчетах. Выслушивая показания учителей, они обнаружили, что дети, работающие на фабрике, хотя и учатся вдвое меньше, чем школьники, регулярно посещающие школу днем, тем не менее успевают пройти по курсу обучения столько же, а зачастую и больше[555].

Как уже отмечалось, крупная промышленность технически уничтожает мануфактурное разделение труда, пожизненно прикрепляющее к одной частичной операции отдельного человека, и в то же время капиталистическая форма этой промышленности постоянно воспроизводит это разделение труда в еще более чудовищном виде: на собственно фабрике как таковой – посредством превращения рабочего в наделенный сознанием придаток машины, вне же самой фабрики – отчасти посредством спорадического применения машин и машинного труда, отчасти посредством применения женского, детского и неквалифицированного труда как новой основы разделения труда. Это противоречие между мануфактурным разделением труда и существом крупной промышленности проявляется насильственным образом, о чем свидетельствует, например, такой ужасный факт: большая часть детей, занятых на современных фабриках и мануфактурах и с самого юного возраста прикованных к простейшим манипуляциям, подвергается жестокой эксплуатации в течение многих лет, не имея при этом возможности освоить начала определенной профессии, которая сделала бы их пригодными в дальнейшем хотя бы на этой же самой фабрике или мануфактуре[556].

Сказанное относительно мануфактурного разделения труда внутри мастерской всецело сохраняет свое значение и для разделения труда внутри общества. Ведь пока ремесло и мануфактура образуют всеобщий базис общественного производства, подчинение отдельного производится исключительно одной отрасли последнего, разрушение первоначального многообразия его занятий является необходимым моментом экономического развития. Именно на этом в каждой отрасли производства образуется соответствующий ей технический строй, который она медленно совершенствует, и как только этот строй достигает известной степени зрелости закрепляет его. Естественно, в течение определенного времени в нем происходят изменения, обусловленные не только применением нового материала, доставляемого торговлей, но и постепенным изменением рабочего инструмента. Но если соответствующая форма данного инструмента найдена, он перестает изменяться, о чем свидетельствует переход его в течение иногда многих веков из рук одного поколения в руки другого. Так, вплоть до XVIII века отдельные ремесла сохраняли свою сокровенную тайну, в глубину которой мог проникнуть только человек, практически и профессионально посвященный в нее.

Подобное положение коренным образом изменилось с появлением крупной промышленности. Она «разорвала завесу, которая скрывала от людей их собственный общественный процесс производства и превращала различные стихийно обособившиеся отрасли производства в загадки одна по отношению к другой и даже для посвященного в каждую отрасль. Принцип крупной промышленности – разлагать всякий процесс производства, взятый сам по себе и прежде всего безотносительно к руке человека, на его составные элементы, создал вполне современную науку технологии». В результате «пестрые, внешне лишенные внутренней связи и окостеневшие виды общественного процесса производства разложились на сознательно планомерные, систематически расчлененные, в зависимости от желаемого полезного эффекта, области применения естествознания. Технология открыла также те немногие великие основные формы движения, в которых необходимо совершается вся производственная деятельность человеческого тела, как бы разнообразны ни были применяемые инструменты, – подобно тому как механика, несмотря на величайшую сложность машин, не обманывается на тот счет, что все они представляют собой постоянное повторение элементарных механических сил. Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существующую форму производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен. Посредством внедрения новых машин, химических процессов и других методов она постоянно производит перевороты в техническом базисе производства, а вместе с тем и в функциях рабочих и в общественных комбинациях процесса труда. Тем самым она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую. Поэтому природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего. С другой стороны, в своей капиталистической форме она воспроизводит старое разделение труда с его окостеневшими специальностями»[557].

Современная крупная промышленность, как вопрос жизни и смерти, ставит следующую задачу: чудовищное положение несчастного резервного рабочего населения, которое всегда держится про запас для возрастающих потребностей капитала в повышении степени эксплуатации, заменить абсолютной пригодностью лиц, способных удовлетворить эти потребности посредством изменений технологического процесса труда; частичного рабочего, как простого носителя известной частичной общественной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции есть нечто иное, как сменяющие друг друга способы его жизнедеятельности.

Одним из моментов такого процесса переворота, стихийно развившимся на основе крупной промышленности, являются политехнические и сельскохозяйственные школы, другим – профессиональные школы, в которых дети рабочих получают некоторое знакомство с технологией производства и с практическим применением различных орудий труда. Но «если фабричное законодательство, как первая скудная уступка, вырванная у капитала, соединяет с фабричным трудом только элементарное обучение, то не подлежит никакому сомнению, что неизбежное завоевание политической власти рабочим классом завоюет надлежащее место в школах рабочих и для технологического обучения, как теоретического, так и практического. Но точно так же не подлежит никакому сомнению, что капиталистическая форма производства и соответствующие ей экономические отношения рабочих находятся в прямом противоречии с такими ферментами переворота и с их целью – уничтожением старого разделения труда. Однако развитие противоречий известной исторической формы производства есть единственный исторический путь ее разложения и образования новой»[558].

Вместе с тем до тех пор, пока фабричное законодательство регулирует труд рабочих, занятых на фабриках, мануфактурах и