Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

— Придёшь?

— Приду, — вдруг ответил парень, набравшись смелости. Где-то внутри егозило ощущение тяжести и неловкости; некстати пришло на ум воспоминание о том, как он пытался признаться Виске в любви…

— На озеро.

— Придёшь. На озеро. — в ответе счастливицы не было и намёка на вопрос. Она будто соглашалась с его условием заранее.

Икстли, наблюдавшая за всем, вдруг усмехнулась, отрицательно покачала головой. Последний из Двадцати казался ей смешным и нелепым. Рун стиснул зубы, понимая, что разделяет её же чувства.

Сарказм бушевал в нём будто озлобленный бес. Плясал на обломках самолюбия, отринув прочь всякий намёк на вкрадчивость. Что, вопрошал он, ты собираешься сделать? Затащить счастливицу, будто непокорную девку в озеро, куда якобы упал огнежар? Ты даже не знаешь, правду ли сказали тебе мальчишки — они лишь поведали тебе свои домыслы, а ты и горазд цепляться за них, что за последнюю надежду. Сарказм требовал краски — много и густо! По нему выходило, что он прямо здесь и сейчас намалюет новый облик Двадцати — истощавший донельзя чародей, вот-вот готовый ухнуть в разинутую пасть пропасти. И руки, что никогда не знали тяжелого труда, отчаянно цепляющиеся за тростинку.

Смешно.

Рун, наверно, даже бы рассмеялся.

Мик продолжал смотреть на юного чародея — сквозь его глаза на него взирала сама счастливица. Будто ждала, что ему есть ещё что сказать. Парень прочистил горло.

— Приводи с собой всех, кого взяла под контроль. И приходи.

Слова давались чародею тяжело, как никогда. Он знал, что стоит за его просьбой приводить всех. Знал и отчаянно желал верить, что у него попросту не было иного выбора. Парень бросил малозаметный взгляд на виранку — в глазах Икстли на мгновение мелькнуло нечто, очень похожее на любопытство.

Глава тринадцатая, часть третья

Мик шёл впереди. Ска, соорудившая особую рогатину, толкала его: пусть даже в окончательно обезумевшем, но она чуяла в разбойнике опасность. Тот же теперь был кроток и послушен — сидящий на его животе паразит заставлял подчиняться.

Не Руну — счастливице.

Воздух был насквозь пропитан любопытством. Икстли, будь она столь же проста, как девчонка-Читль, уже давно бы осыпала юного чародея градом вопросов. Что он задумал, как к этому пришёл? Но личный интерес и умение держать язык за зубами заставляли её молчать.

Любопытно было Ска — господин не изволил посвятить её в детали своего плана. Будто заведомо чуял, что стоит ему лишь едва раскрыть рот и произнести первое слово, как она тотчас же забракует его задумку. И выдаст две сотни строк о том, почему не стоит делать то, что лихорадочно зародилось в его голове.

Наконец, любопытство властвовало и над самим Руном. Последний из Двадцати кусал губы от нетерпения: для чего ему встреча со счастливицей он знал, но вот для чего ей? Почему она столь отчаянно искала с ним возможности поговорить? Почему ничего не сказала, когда он был в её власти? Загадки верхом на ворохе вопросов плясали на раскалённой сковороде размышлений. Парень чувствовал, как с каждым шагом, с каждым вдохом оно всё ближе.

Старый Мяхар звал это чувство мандражкой, Рун же готов был величать сладкой жутью. Неотвратимость несётся на тебя скачущей по ухабам телегой — слышишь скрип и шорох убитых давно не чиненой дорогой колёс.

Лий вёл их молча. Словно верный пёс, за Руном тащились опасения, что он не помнит, где озеро, что мальчишка помутился рассудком, что он вот-вот заведёт их в буреломную чащу.

Сначала опасался, потом — надеялся.

Бабьи Юбки оказались и в самом деле очень похожи на бабьи юбки — волнистым ворохом обрывистые скалы нисходили вниз по кругу, одна за другой. Будто неведомая швея старательно накладывала одну гору поверх другой.

Озеро было как озеро. Серебряной монеткой оно пряталось в низине. С высоты его можно было бы принять за лужу. Едва его завидев, юный чародей едва не подскочил от радости, как мальчишка. Посмотрел на отрешённого Лия, некстати вспомнил о не дожившем до этого момента Бека, застеснялся своей неловкой радости. Парень облизнул высохшие губы — от воды тянуло манящей прохладой. Водная гладь будто так и звала коснуться её поверхности, промочить руки, плеснуть горстью, умыть лицо… Кто бы мог подумать, что это всё пряталось в двух часах ходьбы от деревни?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В двух часах, а Руну показалось, будто они добирались сюда целую вечность. Перед глазами ворохом исписанной бумаги мелькало всё, что уже успело случиться. Парню хотелось закрыть глаза и на мгновение представить, что это всего лишь морок, сон, что механическая кукла сейчас вновь вытащит его в гнилую реальность…

Вместо этого автоматон предпочла занудствовать. Озеро звалось на её картах "Важным" — и если бы они сразу знали, то всего того могло бы и не быть.

Рун смотрел на водоём, не слушая унылых причитаний механической куклы. Пусть её бубнит. Словно позабыв обо всём, он бросился навстречу воде. Едва не споткнулся о корягу — было бы смешно, скатись он по песчаному подножию кубарем. Вместо этого он замедлил шаг, спустился не торопясь и сразу же припал на колено.

Где-то в мире один самодовольный кот утратил улыбку — вместо него её обрёл Рун. От озера в самом деле тянуло чародейской силой. Расплескавшийся здесь ночежар, наверняка, был невероятно огромных размеров; скрываемая в его телесах сила ровным слоем лежала на поверхности воды. Где-то в недрах здравого смысла зародилась смелая идея окунуться сразу же, как едва только скинет одежду. А затем уже можно будет не бояться никакой счастливицы.

Он отрицательно покачал головой самому себе — нет, теперь ему требовалось наоборот: вновь запутаться в сетях её власти.

Ска не заставила себя долго ждать; Рун не видел, но был уверен, что прежде чем последовать за господином, она оценила опасность. Парень подавил в себе желание резко развернуться — глянуть, что она сотворила с Миком, раз открыла перед ним спину.

Сдержался.

Автоматон сразу же принялась за работу — зачерпнула горсть воды, коснулась языком. Парень поймал себя на мысли, что никогда не спрашивал, зачем подобным ей язык.

Теперь стало понятно.

По золотистому блеску в глазах механической куклы он видел, что по аналитическим блокам потоком бежит новая информация.

— Анализ завершён. Опасность водоёма — критическая. Токсичные манатические потоки, уровень классификации: седьмой.

— Допустим, — согласно качнул ей в ответ юный чародей. — А если брызнуть этой водицей на счастливицу?

Ответа он и не ждал, скорее подкинул тему для размышлений. Стальная дева на мгновение замолкла в недоумении. Рун, наконец, позволил себе обернуться.

Икстли и Лий исчезли — ожидаемо. Виранка может и жаждала больше всего на свете узреть, чем же оно всё закончится, но решила спасать собственную шкуру и личность. Судить её ему было сложно.

Мик никуда не делся. Стоял, что кукла, неподвижно, даже не переминаясь с ноги на ногу. Последнему из Двадцати казалось, что ещё мгновение, и он сможет увидеть тот блаженный рай, в океаны которого навечно погрузился безумец. Иронично, горько подумалось парню: Мик, наверно, заслуживал быть не просто камнем, но памятником человеческому коварству и озлобленности. А единственно верным способом избавиться от него оказалось свести его с ума. Или утопить.

Руну вспомнилась, как снарядом его тогда сбила с ног застенчивая рабыня Читль. Вспомнит ли он теперь когда-нибудь её настоящее имя? Парень сомневался.

Ска напомнит, если что, зло подметил сарказм, давя каплю грусти, что обещала вот-вот разрастись до настоящего моря. Уж кто-кто, а механическая кукла не стала бы удерживать парня от убийства разбойника. Скорее, сама бы приложила к этому руку.

— Недостаточно данных для завершения анализа, господин, — отозвалась механическая кукла и вдруг положила ладонь ему на плечо. — Теперь уже всё равно.

— Ты что, — парень позволил себе ухмылку, — оправдываешься?

Она не ответила — то ли не знала что говорить, то ли пыталась разобраться в самой себе. Рун видел, как беспокойство снедает автоматона изнутри. Не человеческое, абсолютно чуждое и механическое, совершенно кукольное, но беспокойство. Парень выдохнул, понимая, что ничего не сможет с этим поделать. Наверно, будь она живой, он бы бережно заключил её в объятия, шепнул бы пару ласкающих слух глупостей, заверил, что всё обязательно будет хорошо…