Бездна голодных глаз - Генри Олди

Старик в беседке кивнул, соглашаясь со сказанным. Кастор долго и внимательно смотрел на него и усатого; и бес из Калорры понял невысказанную мысль.

— Хитер ты, Кастор зу Целль… Поймал, не спорю. На взлете снял. Только слова мои от того не меняются. Отпусти саларов в Калорру. Иначе не обуздать оборотней… Мало бесов в Калорре, я да трое еще, тоже беглые в прошлом, да дети наши… Вот — внук мой, и сын его, старшенький… Сам видишь: охотники, кузнецы — бойцов нет. Отпусти или научи.

И снова кивнул, соглашаясь, дряхлый внук молодого деда из забытых времен, когда бесы еще бегали с рудников Согда.

И кивнул правнук.

— Меняться будем, — наконец сказал Кастор. — Слово за слово, тайну за тайну. Скажи, рудничный, почему выработки в горах пустуют? Куда ваша порода ушла? Почему не объявляется? И почему до нас восстать не подумали — ведь надсмотрщик бесу не указ… впрочем, и мы хороши…

— Мало ты знаешь о рудничных, манежный Кастор… Не заваливали тебя в шахте, когда Время горлом идет… Так что давай не будем. Было — и прошло. А вот куда наш брат после делся… Есть за Ырташем штоленка заброшенная. На нижнем ярусе зал там большой — в него все и ушли. Вас ведь сотен пять, а нас и того меньше будет… Камнем обросли, в камень спрятались, камнем стали… От Вечности только в камень прятаться. Запоминай, Кастор, может и пригодится когда… Не могли жить больше, и не жить не могли. Теперь сидят, Время на зуб пробуют. Говори, говори свое слово, Кастор, — я ответил.

Кастор задумчиво качал головой. Потом невесело улыбнулся и взял собеседника за плечо. Плечо было твердым и упругим.

— Ты когда по Целлии шел — что видел?

Калоррский бес нахмурился, вспоминая.

— Суету видел… повозки видел… большие такие, деревянные… люди тюки таскают…

Догадка выступила на его лице капельками пота.

— В Согд уходите!… Согд спасать… а мы… мы не люди… мы…

— Дурак ты, — незлобиво обозвал его Кастор. — Вечный, а дурак… Люди, не люди, Согд, Калорра… не до различий теперь. В Согд восточные поселения идут, а мы-то как раз в Калорру. Видно, судьба у Девятикратных — людей от Перевертышей прикрывать… А у моих детей, у саларов, — судьба вдвойне. Только вот…

— Только что? — тихо спросил бес из Калорры.

Кастор ответил не сразу. А когда ответил, то было слово его тяжелым и мертвым, как камень заброшенных рудников Ра-Муаз.

— Только что скажут Пустотники? Их дети, их кровь…

9

…Даймон по-прежнему предавался черной меланхолии, и Солли с Сигурдом предпочитали его не трогать без особой необходимости. Дни шли своей неспешной чередой, и общение с Бессмертными наложило отпечаток и на эту пару.

К счастью, у волков и Зу никаких проблем не возникало, и они успели завалить мясом добрую треть пещеры, так что салару и Изменчивому пришлось попридержать своих зверей — иначе запасы попросту начали бы портиться. Солли даже пошутил, что придется попросить Даймона выпустить на полчасика своего Зверя — не пропадать же добру?! Только при этом надо успеть подальше унести ноги…

Сигурд задумчиво предположил, что можно и не успеть унести; Солли подумал и предпочел сменить тему.

Сытые волки лениво разлеглись на солнышке неподалеку от дерева, на котором блаженствовал такой же сытый и ленивый Зу. Обе стороны были чрезвычайно довольны друг другом.

…Под вечер Солли и Сигурд решили спуститься к ручью — освежиться. Солли в волчьем обличье вяло трусил впереди и неожиданно замер как вкопанный, даже забыв опустить на землю одну лапу…

Сигурд уже пригнулся, и ладонь его тронула привычную рукоять меча, забывшего вкус крови и полюбившего безопасные упражнения по утрам.

Что-то двигалось в зарослях по ту сторону ручья. Ветки слабо колыхнулись, дрогнули листья — и на берег выступил человек. Он старался держаться в тени, но когда он повернулся в пол-оборота, то во впалых глазницах полыхнули багровые отсветы. Бледное, худое лицо, ввалившиеся щеки, бесформенный темный балахон, и непонятно — одежда это или просто сплошной сгусток мрака…

Позади него бесшумно возникла другая такая же фигура. Ни один лист, ни одна ветка при этом не дрогнула — словно существо просочилось сквозь кусты подобно облачку тумана. Новый гость был гораздо уверенней, спокойней первого, словно волк, впервые выведший на охоту подросшего детеныша.

Нечто знакомое почудилось Солли в чертах второго призрака, но они непрерывно расплывались, и Солли никак не мог сосредоточиться, как будто он смотрел на Изменчивого, все время находящегося между двумя обликами…

…Скользящий в сумерках и Изменчивый так и не поняли, заметили их эти двое или нет, но в какое-то мгновенье берег ручья стал пуст и безлюден.

— Мы ушли за ответом, оставляя вопрос за спиной… — пробормотал Солли, становясь человеком и устало опускаясь на землю.

— И вопрос догнал нас, — закончил за него Ярроу. — О небо, спаси глупого человека, которого мы видели у костра…

Сигурду один из призраков тоже показался знакомым. Или просто эти меняющиеся черты лица можно было наполнить любым памятным содержанием? Ярроу боялся признаться в этом даже самому себе.

* * *

На этот раз они обо всем рассказали Пустотнику. А тот ничего не ответил.

И лишь молча указал на тоннель, ведущий в Пенаты Вечных. Впервые Сигурд подумал тогда, что это обмен знанием с двух сторон — они узнают от бесов о рассвете мира, но и сами бесы каким-то своим, тайным, образом узнают от Солли и Сигурда о сумерках. Может, это и объясняло настойчивость Пустотника?… Но Ярроу также показалось, что в глазах Даймона, когда он слушал рассказ о голом незнакомце, мелькнуло странное выражение — боль, радость, сомнение, надежда, боязнь разочарования…

Салар не знал, что такая смесь возможна. Но у Пустотника были уж очень необычные глаза…

Срез памяти Муаз-Тай. Когда отцы оставляют детей

… — Мелес Бану-Сарзи?

— Здесь…

— Филомен от оазиса Уфр?

— Я…

— Хеопт Сайский?…

Маленькой длиннохвостой обезьянке ардхи было любопытно и страшно одновременно. Страшно — потому что маленькая, а любопытно — потому что все обезьяны породы ардхи любят совать свой длинный хвост куда не следует. За что и страдают.

Обезьянка собралась было откусить кусок от свежесорванного плода дерева сиорр, но передумала, сочтя плод перезрелым, и запустила им в горящий на поляне костер, возмущенно брызнувший искрами и пеплом. Сидевшие вокруг костра крупные бесхвостые обезьяны даже не пошевелились, а тихий монотонный голос продолжал бубнить свое, время от времени прерываясь короткими однозначными репликами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});