Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов

Может быть, сыграла роль и его активная защита. Но, скорее всего, были и другие причины. Кстати, в дальнейшем, по свидетельству Г. З. Иоффе, Минц и Разгон «скрытно» не любили Городецкого за его действия во время идеологических кампаний[1219].

8. «Борьба с космополитами» в Московском историко-архивном институте

Накануне новой кампании заметно изменилась кадровая структура Историкоархивного института. Особенно важно отметить, что вместо Б. Г. Литвака, старавшегося защитить Андреева и решать вопросы в рабочем порядке[1220], в ноябре 1948 г. место секретаря партийной организации занял А. В. Бычков. Из института ушел А. Д. Никонов.

Антикосмополитическая кампания прошла в Историко-архивном институте не в пример рутиннее, чем «борьба с объективизмом». 12 апреля 1949 г. было организовано специальное закрытое партийное собрание. На нем присутствовало 62 члена и 10 кандидатов в члены партии. С общим докладом «Задачи партийной организации в борьбе с космополитизмом в педагогической и научной работе» выступил директор института Н. А. Елистратов. В докладе содержались стандартные примеры «космополитизма» в философии и истории. Главным «космополитом» был объявлен И. И. Минц и его группа. В заключение, желая хоть что-то добавить от себя, Елистратов позволил себе импровизацию, приведя вопиющий пример «космополитических ошибок»: «Группа космополитов дошла до такой наглости, что в 1944 г. в Пединтитуте им. В. И. Ленина была принята к защите диссертация на еврейском языке на тему “Борьба еврейского народа против русских погромщиков”»[1221].

Главным проводником «космополитизма» институте ожидаемо назвали А. И. Андреева и возглавляемую им кафедру вспомогательных исторических дисциплин[1222]. Кроме того, были упомянуты Черепнин и Новосельский. Первый критиковался в первую очередь за книгу «Русская палеография». «…Книга “Русская палеография”… вызывает серьезные возражения прежде всего с методологической стороны. Расположение материала носит в ней формальный характер. История письменности излагается в отрыве от экономического, социального, политического и культурного развития Русского государства»[1223], — утверждал Елистратов. Припомнилось и предисловие к книге С. Б. Веселовского «Феодальное землевладение Северо-восточной Руси». В лекциях по источниковедению Черепнин отрицал связь Грибоедова с декабристами, а литературное творчество трактовал как «результат бездумного вдохновения»[1224]. Вердикт: «Проф. Черепнин стоит на позициях формализма, схоластики»[1225]. Новосельского упрекали в том, что он пропустил в печать статью А. И. Андреева о С. М. Соловьеве, тем самым не проявив «необходимой принципиальности»[1226].

Программу по исторической географии, составленную В. К. Яцунским, Елистратов трактовал как «объективистскую»: «Поражает отсутствием раздела о всяких русских открытиях и их значении для географической науки»[1227]. Более того, были умалены заслуги В. Н. Татищева в развитии дисциплины тем, что его труды были названы лишь «начатками» исторической географии[1228].

А вот в работе кафедры архивоведения, наоборот, увидели значительные улучшения по сравнению с прошлым годом. Но и там нашли серьезные ошибки. Так, в программе по истории и организации архивного дела в СССР «совершенно упустили из вида необходимость отразить в ней ведущую роль великой русской нации в строительстве архивного дела в нашей стране»[1229]. Из программы «Теория и практика архивного дела» К. Г. Митяева потребовали убрать всю литературу, где авторы носили нерусские фамилии.

Итак, доклад Елистратова мало чего, а главное — кого, добавлял по сравнению с кругом обвиняемых, очерченным во время кампании по «борьбе с объективизмом». Главная вина вновь ложилась на А. И. Андреева и Л. В. Черепнина. Такая ситуация выглядит нелогично, поскольку смысл любой кампании заключался именно в поиске новых жертв. Здесь же видно, что директор, который отличался исполнительностью в реализации указаний партии, ограничился элементарным повторением обвинений, уже звучавших ранее. Скорее всего, это объясняется несколькими причинами. Во-первых, слабыми позициями самого Елистратова, не пользовавшегося как уважением в среде профессорско-преподавательского состава, так и поддержкой районной партийной организации. В этих условиях начинать «охоту на ведьм» и наживать врагов было опасно. Во-вторых, основная критика была направлена против А. И. Андреева и, частично, Л. В. Черепнина, уже подвергшихся проработке в институте в ходе «борьбы с буржуазным объективизмом». Но тогда их так и не уволили, поэтому теперь они оказались удобными объектами критики.

Присутствовавшие приветствовали доклад. Это и не мудрено: он не приводил к очередному витку поиска виноватых, а затронул только «безнадежных»: А. И. Андреева и Л. В. Черепнина. Но традиционных в таких случаях взаимных обвинений избежать все же было невозможно. А. Т. Николаева в своем выступлении указала на Яцунского, чью статью «Задачи и предмет исторической географии» назвала образцом «явного преклонения перед буржуазной наукой Запада»[1230]. Я. Ш. Щеголев в свою очередь обвинил Николаеву в том, что в ее выступлении не прозвучало призыва к немедленной перестройке кафедры. И. И. Корнева вспомнила о когда-то работавшем в Историко-архивном институте С. Н. Валке и заявила, что его монография «Советская археография» советская только по названию[1231]. Максаков вспомнил, что Андреев как-то ему сказал, что Миллер, по сути, русский человек[1232]. В резолюции были повторены все пункты, озвученные Елистратовым.

26 апреля 1949 г. Л. В. Черепнин выступил на Ученом совете МГИАИ с докладом «А. С. Лаппо-Данилевский — буржуазный историк и источниковед». Выступление было одобрено, хотя и указывалось на его недостаточную остроту[1233]. В этот день из института был уволен А. И. Андреев, переехавший в Ленинград на работу в местное отделение Института истории естествознания и техники[1234]. А 27 апреля в институте прошел суд чести, на котором осужденные преподаватели должны были каяться не только перед коллегами, но и студенческой аудиторией[1235]. Антикосмополитическая кампания привела к окончательному выдавливанию из Историко-архивного института Андреева и Черепнина.

Впрочем, одиозный директор Елистратов также был вскоре уволен, что было связано с общим «перетряхиванием» партийных кадров в Москве. В 1950 г. должность председателя исполнительного комитета Московского городского Совета покинул Г. М. Попов, которого обвинили в зажиме самокритики и стремлении сконцентрировать в своих руках власть[1236]. Это привело к перетасовке местной партийной системы. Возможно, директор Елистратов в ее ходе потерял своих покровителей из районного комитета. 14 января 1950 г. на партийном собрании института партийный актив обрушился на своего директора, обвиняя его в отсутствии самокритики, хамском поведении по отношению к преподавателям и студентам, черствости и формализме, невыполнении обещаний и многом другом.

Видно, что это стало полной для него неожиданностью. Он признал правильной критику. «Но всю критику этого собрания ему сейчас трудно осмыслить и в ней разобраться»[1237]. Литвак напомнил, что «общественное мнение было таково, что Елистратов не может руководить». Поэтому директор, боясь критики, спровоцировал «склоку». «Директор со своей стороны не проявил