Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов

не на директора Института истории Б. Д. Грекова, а именно на Минца[1132].

В Ленинградском отделении примерами «космополитических» взглядов являлись работы О. Л. Вайнштейна, которого уже к тому времени уволили. Но еще более «тяжелая вина» лежит на секторе Древней истории, где работает С. Я. Лурье. Его обвиняли в срыве издания «Боспорских надписей», готовившихся совместно с Б. И. Надэлем, который был женат на его племяннице. Издание предполагалось выпустить на латинском языке, но в связи с патриотической кампанией это уже казалось неприемлемым, поэтому к работе была подключена А. И. Болтунова, и публикацию было решено делать на русском[1133].

Иванов подчеркнул, что «для всех работ С. Я. Лурье характерно чрезвычайное преклонение перед иностранной буржуазной наукой, пропаганда ее враждебных марксизму-ленинизму теорий, восхваление буржуазных ученых»[1134]. Он сделал особый акцент на том, что Надэль приходится родственником С. Я. Лурье (пусть и не кровным). Теперь это являлось семейственностью и походило на стиль работы И. И. Минца. Директор заявил, что действия Лурье нанесли институту огромный материальный ущерб, и значительная доля ответственности за это лежит на заведующем сектором С. И. Ковалеве, который не сумел разглядеть ситуацию и вредоносную деятельность своего подопечного[1135].

Помимо «космополитов» среди сотрудников ЛОИИ оказались и другие провинившиеся, которых никоим образом нельзя причислить к «космополитам». К ним были отнесены Б. А. Романов, А. В. Предтеченский[1136] и С. Н. Валк. Так, Романов «замалчивал героические черты великого русского народа…»[1137]. Предтеченский в своей книге «Очерки развития общественно-политической мысли в первой четверти XIX века» (из печати вышла только в 1957 г.) «в буржуазнообъективистском духе сваливает в одну кучу революционных мыслителей и деятелей с либералами и консерваторами. Он принижает роль и значение Радищева и прикрашивает Карамзина»[1138]. С. Н. Валк «не проводит грани между советской марксистско-ленинской исторической наукой и буржуазной историографией»[1139]. Ошибки можно было найти даже в монографии И. И. Смирнова «Восстание Болотникова». Такой шаг позволял вывести из под серьезного удара (поскольку «космополитические» ошибки теперь считались более тяжкими, чем, скажем, «объективистские») ведущих сотрудников ЛОИИ.

Следом должен был выступить руководитель сектора истории Древнего мира С. И. Ковалев. Но он сказался больным и прислал свое выступление, которое зачитал сотрудник сектора Д. П. Калистов. Оно целиком было посвящено критике С. Я. Лурье[1140].

Византинист М. В. Левченко все свое выступление посвятил критике уже многократно битого О. Л. Вайнштейна[1141]. Речь выступавшего, конечно же, была полна передержек и нелепых обвинений даже в рамках кампании, но, по сути, Вайнштейну уже нечего было терять, а новых имен Левченко не назвал.

М. В. Вяткин сконцентрировался на вопросах историографии. Он напомнил о резонансе от книги Н. Л. Рубинштейна и указал, что в статье С. Н. Валка о развитии исторической науки в ЛГУ содержатся схожие ошибки[1142].

С. Я. Лурье вновь оказался в центре внимания в выступлении специалиста по Античности К. М. Колобовой. Она признала коллективную вину сектора за появление его исследований. В то же время она указала, что кое-какие положительные «сдвиги» в его взглядах имеются. Выступавшая рассказала, что эти «сдвиги» в свое время убаюкали ее, и она немного потеряла бдительность в отношении Лурье, который так и не перевоспитался по-настоящему. Все же она предлагала не увольнять оступившегося, а взять его под строгий контроль коллектива[1143].

Заметим, что в речи Колобова указала, что одной из причин произошедших срывов является недостаточное понимание историками учения Н. Я. Марра. Она была последовательной марристкой, и за это еще пострадает во время разгрома марризма.

М. В. Сергеенко попытался хоть как-то оправдать Лурье, заявив, что тот совершил ошибку, довершись Надэлю[1144]. Выступавший покритиковал и учебник по Новой истории А. Е. Ефимова. Правда, он указал, что недооценки роли России в нем нет, но имеются стилистические и объективистские ошибки, вроде того, что Петр I сравнивается с Кромвелем, что является непатриотичным[1145].

А. В. Предтеченский признал верность замечаний. Он согласился с тем, что взгляды Карамзина были реакционными, а российское самодержавие в первой четверти XIX в. не могло играть прогрессивной роли, и проводило реформы только под давлением классовой борьбы[1146].

Академик В. В. Струве выступил кратко. Он вновь говорил об ошибках Лурье: «Никто не может снять вину с С. Я. Лурье, что он, живя в советской обстановке, не пытался пойти в ногу с советской общественностью, помочь советскому историческому фронту в деле решения задач, которые стоят перед ним. Это его большая вина»[1147]. Тем не менее, Струве фактически призвал взять Лурье на поруки коллектива для перевоспитания, а не увольнять.

И. И. Смирнов высказал недовольство тем, что сотрудники, вместо настоящей борьбы со взглядами Лурье, призывают «вести борьбу за спасение Лурье»[1148]. В то же время он заступился за Предтеченского, заявив, что покаяние того было искренним, а готовую монографию историка надо просто доработать, но не закрывать ей дорогу к публикации[1149]. Подверг он критике и книгу Б. А. Романова.

А. И. Молок обрушился на Ф. И. Нотовича, В. И. Лана, Л. И. Зубока и А. Е. Ефимова. Таким образом, критикуя московских коллег, он не коснулся ни одного ленинградского новиста.

Заседание 14 апреля началось с чтения письма Б. А. Романова, который не смог из-за проблем со здоровьем присутствовать[1150]. В нем историк признавал пороки в своей книге «Люди и нравы Древней Руси». На первый план он выдвинул свою книгу «Очерки дипломатической истории русско-японской войны», указав на то, что она принята советской наукой[1151].

Г. Е. Кочин представил подробное, но тонущее в мелких деталях и замечаниях выступление, в котором критически разбирал книги О. Л. Вайнштейна и Б. А. Романова[1152]. С. Н. Валк признал свою статью об исторической науке в Ленинградском университете «неисторической»[1153]. Он попросил организовать обсуждение его книги «Советская археография», чтобы можно было исправить имеющиеся ошибки.

Наконец, слово дали заместителю директора Института истории В. И. Шункову, фактически до этого игравшего роль наблюдателя. Его задачей было вынести вердикт: успешно ли ЛОИИ борется с «космополитизмом» или нет. Шунков ободряюще сказал, что нельзя историков, совершивших отдельные ошибки, причислять к «космополитам»[1154]. Он с удовлетворением отметил выступления А. В. Предтеченского и С. Н. Валка, а также письмо Б. А. Романова, «которые вскрыли корни допущенных ими ошибок и наметили практические пути для их преодоления»[1155]. Не удовлетворило выступление А. И. Молока, который не