Клятва (СИ) - Мария Сакрытина

встретила изрядно потрёпанная мальтийская армия вместе с целителем.

Зак отправился вместе с военачальниками передавать десятый по счёту ультиматум,

вернулся весёлый, сообщив, что завтра перед битвой прикончит целителя раз и навсегда –

надо было раньше, «а всё ты, Лиз». Оказывается, мальтийцы сдуру согласились на

поединок, когда-то традиционный – между чародеем и целителем. Глупцы…

Всю ночь Зак «набирался сил». «Да я его как два пальца!» Я верила. Мальчишка Арий

вряд ли был ему соперником. Я его жалела, но раз он согласился на поединок… что

теперь? Пусть дерутся. Мужчины это любят. Похоже, даже целители.

***

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

Про войну Двух Чародеев где только не рассказано. И даже вроде бы с разных точек

зрения. Я вот недавно читал овидстанский справочник по военной истории – долго

смеялся. Элизу там поносят – мама не горюй.

Но основные события отражают правильно практически везде – так что нет смысла о них

писать. Откройте любую энциклопедию, любой исторический справочник, и там вам

доступно и подробно расскажут и о битве при Золотом предгорье, и отступлении на

Яхвехте, и ещё много о чём.

Меня одно всегда удивляло: везде прославляется мой полководческий гений. Якобы такой

вот я талантливый и, хм, гениальный специально загнал овидстанскую армию вглубь

страны и спокойненько её там уничтожил. Бред, бред и ещё раз бред. Да, я

организовывал… отступления. И с пяток наступлений. Маленьких. Выматывающих. Да,

партизанская война была – овидстанцам она как укус комара. Чародеи воевали больше,

чем овидстанские полководцы, вот и всё. Да, не будь у Овистадана магии, мы ещё

посмотрели бы кто кого. А так они нас в кулак взяли и готовились раздавить.

Войну выиграл не я. И даже не наши полководцы и солдаты – хотя и им, конечно, спасибо.

И, даже не целитель – упаси Матерь, он на войне, как мешок с картошкой, то и дело в

обморок грохается. Ему от ненависти, оказывается, плохо. И от смерти злой – тоже.

Можно подумать, на войне добрая бывает. Я его в обозе таскал – чтобы щиты против

чародеев ставил. Вот и вся польза. Чего он тогда, перед битвой за столицу, вздумал с

овидстанским Вороном-чародеем сражаться – ума не приложу. Может, знал? Он же вроде

будущее видит.

Так вот, ещё раз повторяю: войну выиграл не я. Не. Я. А Элизкина дурость.

Утром перед сражением – ярким, солнечным, аккурат на начало лета – армии построились, бледный Арий, покачиваясь в седле, выехал на поле между нами. Я к тому времени

выдохся его отговаривать, только и смог что доспехи напялить. Целитель в доспехах

смотрелся ряженой куклой, причём девчачьей. И ведь даже меч не взял. Отправился на

битву, что б его!

Ему навстречу выехали два всадника, оба без доспехов, тоже, вроде бы, без оружия. А

зачем им оружие, чародеям? Один из всадников – Элиза – отъехала в сторону, а Ворон, послав ей воздушный поцелуй, улыбнулся и громко посоветовал малышам и целителям

валить в свои люльки и прятаться за юбки Матери. А потом ударил.

Сразу стало ясно, что долго Арий не продержится. Заклинание ему, правда, особого вреда

не причинило, но из седла выбило почти сразу. И швыряло потом по полю, как мышь, с

которой вальяжный, сытый кот никак не наиграется.

Наши орали – как и овидстанцы. Только те своего чародея подбадривали, а наши

проклинали. И лишь всадница в стороне замерла под собственными прозрачными щитами,

спокойная и молчаливая, как статуя. Пару раз Ария швырнуло под копыта её кобылки, но

ни лошадь, ни всадница даже не пошевелились.

После чёрной волны, которая нас чуть не задела, золотой прозрачный щит Ария

окончательно померк и исчез, а целитель так и остался лежать кулем посреди поля.

Чародей, что-то тихо говоря – я видел, губы шевелились, величественно поехал к нему. А

у нас, я уверен, все поняли, что если Арий сейчас умрёт – а он умрёт – нас раздавят, как

мошек. Впрочем, думаю, все это и так понимали – что нам всё равно не жить. Скажу о

себе – я понимал, с самого начала понимал, что умру здесь, может, не на этом поле, но

умру точно. И когда Арий не поднялся, и сердце ёкнуло, я не особенно-то удивился.

Честно говоря, я этого ждал. Наверное, даже устал от ожидания.

Когда чёрная-красная туча заволокла небо, мы решили, что это по наши души. Я слышал, как ропщут лучники у меня за спиной, и командиры приказывают им не покидать позиций.

Все же знали, на что способны чародеи. И все знали, что от кого-кого, а от овидстанского

Ворона не скрыться, даже если дезертируешь. Этот всех добивал. Но за сердце брало его

колдовство – жуть.

Туча тем временем сгустилась и ринулась вниз. Казалось, сначала, на целителя. Но, когда

она выстрелила молнией, стало ясно – в чародея.

Вот тогда глупость Элизы нас и спасла.

***

(Из записок Элизы Северянки)

Щиты исчезли, когда Арий потерял сознание и остался лежать после удара Зака. Я

почувствовала это – и тут же странную, волной накатившую тоску, по чему-то

потерянному, раньше меня почти не волновавшему.

Зак медленно ехал к Арию – конечно же, добить. Я смотрела и… Да, Арий всё-таки

изменил моё сознание – когда лечил. Чтобы не убивалась по потерянному ребёнку и могла

жить дальше. Наверно, это было милосердно. Целитель заставил меня почти забыть про

сына, оставив только лёгкую грусть и жалость. Сейчас его колдовство рассеялось, и я всё

почувствовала в полной мере. Ужас и тоска ударили, и я оказалась к ним совсем не готова.

Я покачивалась в седле, едва дыша, я смотрела на шагом едущего Зака… И со страхом

понимала то, что раньше меня просто не волновало, чтобы приглядеться и понять.

Зак был ревнив, я это знала. Он ревновал меня ко всем вокруг, он хотел, чтобы я

принадлежала только ему. И он совсем не желал, чтобы моё внимание занимал «чужой»

ребёнок. «Лиззетта, милая, у нас будут дети, у нас будет много наших детей, если ты этого

хочешь». Это из-за него я чуть не умерла тогда. Из-за его собственнической страсти ко

мне. За неё Зак извинялся во дворцах Адстании. Он ведь не смог даже признаться вслух, вместо этого он одел мне обручальное кольцо. После того, как сделал это со мной, он даже

не смог сказать мне это вслух!

Убийца. Моего. Сына.

Не рассуждая, ослеплённая болью и горечью, я ударила.