Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В состоянии продолжавшейся эвакуации предприятий в глубь страны и непрекращавшегося давления противника на столицу он сумел собрать и подготовить силы для коренного изменения всей стратегической обстановки на театре военных действий. Он остановил армии захватчиков. Он учитывал и то, что, растянув свои коммуникации, оторвавшись от основных своих баз и истощая ресурсы, рано или поздно гитлеровская армия обречена на поражение.
И такое время, когда Сталин мог использовать образовавшийся перевес в силах для решительного перелома ситуации, наступило. «Создание же мощных стратегических резервов, – пишет Василевский, – по существу, и являлось уже началом подготовки к переходу в контрнаступление». Уже в ноябре 1941 года Сталин дал Генштабу указание о подтягивании четырех, правда, далеко еще не готовых резервных армий.
Василевский признавался: «Сейчас я часто укоряю себя, что в те дни, уступая потребностям дня, не раз просил разрешения ввести те или иные части в бой. Однако Верховный главнокомандующий проявил исключительную выдержку, сохраняя резервы для будущей операции».
В отличие от своих генералов и маршалов Сталин не мог рассчитывать на чью-то помощь. Нужно было проявить величайшую энергию, твердость духа и волю, чтобы преодолеть неисчислимые трудности, стоящие на пути ведения войны. Все необходимое: резервные армии и их оснащение, танки и самолеты, орудия и боеприпасы – не могло появиться из воздуха.
Кстати, этого не осознал Жуков. Н.Д. Яковлев вспоминал, что однажды в момент битвы под Москвой командующий фронтом прислал резкую телеграмму, в которой обвинял его, начальника Главного артиллерийского управления, в «мизерном обеспечении 82-мм и 120-мм минометов минами». Сталин вызвал Яковлева и спросил, знаком ли он с телеграммой Жукова.
«Я, – пишет маршал артиллерии Яковлев,– ответил утвердительно, и случилось непредвиденное. Верховный вдруг взял со стола телеграмму и… разорвал ее. Немного помедлив, он сказал, что комфронта Жуков просто не понимает обстановку, сложившуюся с боеприпасами. А она сложная. Ноябрь – самый низкий месяц по производству… Сейчас же нужно ожидать повышения поставок, а не заниматься беспредметными упреками».
Работавший в то время в Генштабе генерал армии С.М. Штеменко тоже позже отмечал, что военные не понимали «бережливости» Верховным главнокомандующим стратегических резервов, поступавших в тяжелейшие дни обороны столицы. «Тогда мы считали, – пишет Штеменко, – что Сталин допускает ошибку. В декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввел их в действие. Немец от Москвы был отброшен. Только тогда мы поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии, но и в тактике ».
Скажем больше, величие Сталина состоит уже в том, что ни среди военных, ни среди людей иных профессий не было человека, который мог бы выполнить ту тяжелую миссию, которую в годы войны осуществил он. Такого человека не было во всем мире. Об этом говорят итоги войны.
Член ГКО Каганович свидетельствовал: «Вся стратегия Генерального штаба: отступление, оборона, наступление – подсказывалась Сталиным. Он был готов к большим массовым действиям стратегического масштаба». Благодаря своим знаниям и природному уму, поразительной памяти и другим большим способностям Сталин профессионально решал вопросы стратегических операций и как Верховный главнокомандующий, и как председатель Ставки, и как глава государства».
Это не значит, что он не овладел вопросами военной тактики, но вплотную ими занимались военачальники полевого ранга. Конечно, к началу войны у Сталина было меньше военного опыта, чем к ее завершению, но это же можно сказать в отношении любого полководца.
Очевидно, что как ни талантливы были маршалы Ней и Мюрат у Наполеона, Багратион у Кутузова, вся ответственность лежала на плечах высших военачальников. Так и у Сталина – плеяда маршалов – Шапошников, Василевский, Рокоссовский, Жуков, Конев и многие другие – была лишь исполнителями. Любого из них можно было заменить. Незаменим был сам Сталин.
В Московской битве в решениях Сталина объединялись в одно правильная оценка состояния германских войск и активные действия, «которые усугубляли этот развал и не давали ни Боку, ни другим многоопытным фельдмаршалам Вермахта возможности маневра или передышки. К этим двум элементам будущего успеха прибавлялся еще один: неожиданность подготавливаемого удара для противника».
Еще перед началом немецкого наступления он понимал, что мало остановить врага на подступах к столице. Победа станет убедительной лишь тогда, когда противник потерпит разгром. Разговаривая с Жуковым 29 ноября, Сталин сообщил, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления под Москвой. Он спросил: «Чем еще помочь фронту, кроме того, что уже дано?» – и предупредил, что 5 декабря Калининский фронт переходит к наступлению, а 6 декабря в районе Ельца должна начать действия оперативная группа правого крыла Юго-Западного фронта.
Наличие у Сталина резервов стало для руководства германской армии полной неожиданностью. В совершенно секретной разведывательной сводке немецкого генштаба 1693/41 отмечалось: «Боевая численность советских соединений сейчас слаба. Оснащение тяжелыми орудиями – недостаточно. В последнее время вновь сформированные соединения появляются реже; чаще переброска отдельных воинских частей со спокойных участков фронта на ближайшие кризисные участки. Судя по этому, сколько-нибудь значительные сформированные соединения в настоящее время отсутствуют в резерве. Ввиду того, что с Дальнего Востока на Западный фронт уже переброшены 23 стрелковых, 1 кавалерийское и 10 танковых соединений, ожидать прибытия частей с Дальнего Востока в ближайшее время не приходится…»
Сталин не позволил противнику проникнуть в его планы. Осторожность и «бережливость», проявленные им, обманули германское командование и заставили сделать неправильный вывод, что зимой ведение боевых действий со стороны советских войск «надо ожидать лишь в ограниченном масштабе».
Именно в период напряженной ситуации под Москвой, когда положение на фронте было далеко не определенным, 3—4 декабря в Москве состоялись советско-польские переговоры. С советской стороны в них участвовали Молотов и Сталин, противоположную представляли премьер-министр польского эмигрантского правительства в Лондоне В. Сикорский и посол Польши в СССР С. Кот. Рассматриваемые вопросы касались и восточных границ Польши, к чему поляки относились болезненно.
Генерал Сикорский прибыл в Москву со скептическим настроением. Немцы находились вблизи советской столицы, и это не могло не сказаться на поведении поляков во время переговоров. Сталин это прекрасно понимал. Впрочем, на приеме 4 декабря он уже знал, что на следующий день Красная Армия нанесет решающий удар по противнику.
Как государственный деятель и блестящий дипломат, остро осознававший глубоко ущемленную национальную гордость поляков, утративших уже накануне войны суверенитет, Сталин решил сразу продемонстрировать свое понимание противоречивого исторического опыта.
«Так сложилось, – сказал он, – что наши народы с незапамятных времен соседствовали и враждовали. Несколько раз в истории поляки приходили в Москву и уничтожали ее, несколько раз русские приходили в Польшу и жгли города, а потом захватили всю страну. Так дальше продолжаться не может! Довольно драки! – Очевидец пишет, что «восторг охватил присутствующих…»
Момент, которого долго и терпеливо ждал Сталин, настал. Еще днем 4 декабря, после очередного доклада в Кремле, Василевский получил указание у Сталина: «в ночь на 5 декабря отправиться в штаб Калининского фронта, чтобы лично передать командующему фронтом директиву на переход в контрнаступление и разъяснить ему все требования по ней».
Другим распоряжением Верховного генерал-лейтенанту стало указание – вечером в парадной форме и при всех орденах быть у него для участия в приеме председателя совета министров Польской Республики.
Разгром немецких войск под Москвой начался 5 декабря, с удара севернее Москвы Калининского фронта под командованием Конева по армиям «Центр». Советское наступление стало очевидной победой Сталина, и это осознали во всем мире.
Французский историк генерал А. Гийом оценил зимнюю компанию 1941/ 42 года как «первый реванш» стран, воевавших против Германии. Впервые с начала Второй мировой войны германские войска потерпели убедительное стратегическое поражение. В результате наступления всех фронтов группа Бока была отброшена на 120—300 километров. Подвергнувшийся мощным и направленным ударам немецкий фронт стал ломаться и отступил. Более того, на некоторых его участках началось паническое бегство.
Московская битва изменила весь дальнейший ход войны, заставив Гитлера пересмотреть свои планы. Он отказался от идеи захвата советской столицы, но прежде всего – поражение под Москвой потрясло немецких солдат и офицеров, почти дошедших до ее стен.
- Последние дни Сталина - Джошуа Рубинштейн - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Где же центр власти? - Внутренний СССР - Политика
- СССР без Сталина: Путь к катастрофе - Игорь Пыхалов - Политика
- Так говорил Сталин (статьи и выступления) - Николай Стариков (составитель) - Политика
- Вторая мировая война - Анатолий Уткин - Политика
- Каиново братоубийство. Хроника государственного переворота 1993 года (сборник) - Коллектив авторов - Политика
- Суть Времени 2012 № 2 (31 октября 2012) - Сергей Кургинян - Политика
- У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века - Георгий Давидович Толорая - История / Прочая научная литература / Политика
- Реванш русской истории - Егор Холмогоров - Политика