Столп. Артамон Матвеев - Владислав Бахревский

В их челобитной к московскому государю были слова, весьма понравившиеся Артамону Сергеевичу: «Подобает нам, христианам, быть под послушанием христианского царя, нежели быть в порабощении царя басурманского».

Игумен Феодор, истинный монах, он и веки-то поднимал целую вечность.

Спафария и Феодора Артамон Сергеевич пригласил домой на обед. Ласкал дружеской интимностью, но больше слушал. А когда слушают, приходится выговариваться. Спафарию казалось: канцлер, может быть, и приветствует челобитье господарей, но расклады у него иные. И потому говорил вдохновенно:

   — Артамон Сергеевич, да не будет моя боль воплем одинокого, оставленного. Я смотрю на отца игумена и вижу моё отечество. Зелёную страну и мой народ. Может, и нет на всём белом свете крестьянина беднее, чем молдаванин, но никогда ни один из них не сетовал на судьбу, на Бога. Слаще жизни нет... А возроптать есть от чего. Война на моей земле не кончается, а начало у неё со времён Каина. Господари друг с другом воюют, бояре в набеги пускаются, гайдамаки в кодрах сидят... Татары хуже комаров, а туркам дань плати, не то придут и возьмут в рабство... К сердцу твоему взываю, Артамон Сергеевич, к мужественному твоему государственному разуму, не оставь моления Молдавской и Валахской земли без ответа любящего. Моя родная земля тёплая. Она виноград рождает, она вино производит. От того вина люди не дуреют, но, выпив, становятся моложе. То вино просит, чтоб ноги танцевали. Ах, Артамон Сергеевич, как у нас танцуют! Подмётки дымятся, пятки искрят, а как поёт дойна! Душа умирает и рождается.

Тронул Спафарий Артамона Сергеевича, а краткие, как притчи, рассказы игумена Феодора о Туретчине в слёзы сердце окунули. И увидели молдавские ходатаи, сколь силён Матвеев.

Великий государь отпустил посольство без мешканья. На приёме объявил: согласен принять под свою руку православные господарства Молдавию и Валахию, защитить обе страны воинской силою от басурманов, откуда бы ни приходили, с берегов Босфора или из Крыма. Слово своё царское подкрепил тотчас делом. В присутствии игумена Феодора указал князю Ивану Андреевичу Хованскому идти под Азов и велел послать к Григорию Григорьевичу Ромодановскому да к гетману Ивану Самойловичу гонца с повелением промышлять над вассалом турецкого султана, над казаком-изменником Дорошенко.

Послы уехали, а тут Масленица широкая. И во все дни её Алексей Михайлович с Натальей Кирилловной ездили есть блины к Артамону Сергеевичу, а после блинов слушали музыку.

7

Совестливые люди, как бы высоко ни поднимала их судьба, к счастью своему привыкнуть не могут, как не могут привыкнуть к обилию еды испытавшие голод.

Артамон Сергеевич ловил себя на том, что в свой Посольский приказ он входит опустив глаза. Впрямь ведь стеснялся своего нынешнего величия, своей власти.

Но душа ликовала, когда приходилось заниматься делами государственной важности, брать на плечи ответственность ладно бы перед царём, но перед самим будущим России.

В середине марта 1674 года в Москву прибыли послы шведского короля Карла XI Густав Оксенштерн, Ганц Генрих барон Пизенгаузен, Яган фон Будберг.

Переговоры вели бояре, князья Юрий Алексеевич да Михаил Юрьевич Долгорукие. Артамон Сергеевич был третьим. Проверяя, сколь правдивы шведы в словах о любви короля к великому государю, Матвеев сразу ухватил быка за рога: повёл речи о союзе против Турции. Бароны и фоны радостно улыбались и в ответ предлагали братскую дружбу. Обещали крепко стоять против всех неприятелей, а вот о Турции молчок.

Турция шведам была нужна для уничтожения Речи Посполитой, для овладения Одером, всей Пруссией.

Артамон Сергеевич приналёг на послов, но те готовы были и его любить, мудрого канцлера Московии. Пускались в товарищескую откровенность: союз против султана выгоден одной России, у Швеции с турками границ нет... Впрочем, пять тысяч пехоты его величество Карл XI послать в помощь королевству Польскому ради имени христианского может обещать. Тут и спорить не о чем.

На это боярин Юрий Алексеевич отвечал словами Матвеева:

   — Зачем же вы приехали? От нашего союза будет прок, если оба государя выставят по двести тысяч войска. Московский на Днепре и Дону, свейский под Каменец-Подольским или в ином месте.

Хитрый Оксенштерн от прямого ответа опять-таки уклонился.

   — Думаю, прежде чем спорить о пунктах будущего договора, нам следует определить, с чего начнём рассуждения. Нашей стороне важно знать, почему до сих пор не исполнены статьи Кардисского мира. О союзе потом будем толковать.

   — Что важнее, откроется скоро! — вступил в разговор Артамон Сергеевич. — Вот овладеет султан Речью Посполитой и станет соседом Швеции. Погляды его известные, до Стокгольма путь его коням недалёкий... Но вы правы, господа послы, всё надо делать по порядку. И давайте сначала решим, как быть вам на приёме у великого государя. А быть вам перед его царским величеством без шапок, с непокрытыми головами. То же правило утвердим и для наших послов перед королём.

Шведы смутились. Взяли перерыв.

   — Зачем менять утвердившееся? — задал вопрос Оксенштерн, но бояре и Матвеев стояли на своём твёрдо.

   — Придётся послать гонца в Стокгольм, — решили послы.

Артамон Сергеевич с переговоров приехал домой отобедать, а у Авдотьи Григорьевны гостья. Сама Наталья Кирилловна.

   — Великая государыня! — склонился в поклоне Артамон Сергеевич, а царица вдруг кинулась на колени и давай руки ему целовать.

   — Твоим усердием добыто счастье моё!

Артамон Сергеевич перепугался. Не долго думая лёг пластом перед государыней, чтоб ниже некуда. Поплакали. Сладко поплакали.

   — На всё Божья воля! — говорил Артамон Сергеевич. — По моему рожденью ходить бы мне до конца века в стрелецких головах. А ты, благодетельница пресветлая, родила его высочество Петра Алексеевича, и возвёл меня царь-государь и державный твой сынок в окольничьи.

   — А я ведь опять под сердцем ношу, — радостно улыбнулась Наталья Кирилловна. — Мудрая бабка говорила: сына царю рожу, а тебе — боярство.

   — Ох, государыня! Я и нынче при наитайнейших, при великих делах! — воскликнул Артамон Сергеевич. — В боярах служба останется та же, а завидок не оберёшься. Иные возненавидят лютейше.

   — Плюнь на злобу! — Наталья Кирилловна разрумянилась. — Пусть желчью зальются. Проще узнавать будет. Морда жёлтая — вот и враг тебе.

   — С такой заступницей не страшно! — поклонился Артамон Сергеевич.

   — Скажи мне про государские дела, — попросила вдруг царица. — Охота знать, с чем к нам иноземные люди приезжают, чего им надобно от Московского царства.

Подобные вопросы от воспитанницы льстили самолюбию: умна его умом. Скрывая удовольствие миной озабоченности, говорил искренне, с жаром:

   — Буду счастлив служить твоему величеству! Радением Алексея Михайловича Московское царство всем государям ныне известно, многие желают быть в дружбе с вашими величествами. Однако же посольское дело тонкое. В прошлом году отправил государь майора пешего строя Павла Менезиуса к цесарю в Вену. Приказано ему было спрашивать о посылке войска на турок. Цесарь ради славы ваших величеств наедине с послом говорил. Из Вены Менезиус ездил в Венецию. Там ему было велено звать на султана венецианских мореходов. И опять почёт послу великой России. Сенат дал Менезиусу грамоту. А в той грамоте написано: «Боже, помоги московскому царю басурманскую неприязнь сокрушить и христианских государей успокоить». Из Венеции отправился Менезиус в Рим. Повёз грамоту великого государя к папе Клименту X. В той грамоте поставлены были вопросы: желает ли папа учинить Польше помощь? Какими мерами, в какое время, в каком месте? И было пожелание, чтоб Климент написал окрестным государям, прежде всего французскому Людовику, английскому Карлу. Пусть бы они закончили войну с Голландскими Штатами и войска свои обратили на общего неприятеля христиан. — Артамон Сергеевич улыбнулся, развёл руками. — Не скучно ли всё это?

   — Ах, нет, нет! — воскликнула Наталья Кирилловна. — Мы с царевной Софьей любим о государственных делах говорить.

   — Дальше-то не о делах, о церемониях рассказ. С Менезиусом встречался кардинал Алтерий, племянник Климента... Посольское дело начинается с церемоний. Как стоять послу перед государем: в шапке, без шапки. И как государю посла слушать: сидя, стоя... Чтобы не умалить имени ваших величеств, Менезиус требовал: пусть папа во время именования титулов стоит, грамоту принимает и свою даёт опять-таки стоя... Да вот беда! У католиков своя прыть. Папа-де, даже цесарей принимая, сидит, а они у него туфлю чмокают.

   — Туфлю?! — изумилась Наталья Кирилловна.

   — Туфлю! Иначе католическим государям даже лицезреть папу не положено. Майор-то наш, слава Богу, не сплоховал. Мы всё это предусмотрели, Наталья Кирилловна. Древние акты поднимали. В 1438 году царьградский патриарх Иосиф приезжал с митрополитами, с епископами к папе Евгению IV. Папа с патриархом монашески лобызались. Митрополиты да епископы папе руку целовали...