Утраченные звезды - Степан Янченко

— Что же у нас с предприятием? Оно стало, практически, народным, управляемым коллективно. К нам пожелали вернуться четыре водителя со своими автобусами, которые в начале приватизации купили автобусы и попробовали быть самостоятельными, независимыми извозчиками. Предприятие работает без сбоев и безубыточно. В этих условиях все поняли, значение партийной организации, как организатора людей и контролера производственной технологии, за нами, как за каменной стеной, и директор АТП спокойно живет в смысле производственного порядка. Так что вот такая у нас парторганизация. Я же говорил, что наша парторганизация нетипичная, пусть расскажет о себе товарищ Полехин. Его организация в прошлом возглавляла нашего флагмана индустрии. Я кончил, — и сел, не с торжеством, но с довольным видом.

Было такое впечатление, что Станислав Алешин взял свой рассказ большей частью из прошлого или, лучше сказать, из возможного будущего, которым должна будет увенчаться борьба коммунистических организаций. И потому все несколько минут помолчали, потом профессор, не став комментировать рассказ Алешина, сказал:

— Ну что ж, Мартын Григорьевич, вам, видно придется поделиться своим опытом, тем более, о делах вашей организации в районе кое-что известно.

Полехин с готовностью поднялся: он имел в виду и без этого обменяться мыслями с товарищами. Он начал говорить и смотрел на сидящих перед ним таких же мужественных людей, как он сам, с улыбкой, которая, однако, ничего легкого и сладкого не обещала:

— Мне лично интересно было послушать товарища Алешина. Он поскромничал сказать о своей роли в преобразовании своего АТП в народное предприятие, в быстрое развитие его производственной базы, или точнее можно сказать так: ремонтно-производственной базы, в боевом, принципиальном очищении рядов парторганизации и в сплочении трудового коллектива на коллективистско-социалистических принципах. Правда, кое-кто его обвиняет в партизанских и большевистских замашках. Но нам иногда и нужен боевой и наступательный прием нашей борьбы.

Пётр наблюдал за Алешиным и видел, как на слова Полехина он стал лицом пунцоветь — сначала уши, потом шея, затем и лицо, и Петр подумал: Значит, ты только снаружи задира, а нутром — скромный, придержанный стыдливостью.

И другие увидели замешательство и смущение Алешина, и все поняли, что он борется за парторганизацию коммунистов не для славы своей, а для пользы людской, для защиты людей труда от беды, накликанной на них темной злонамеренной силой.

— Откуда вы все это знаете обо мне, Мартын Григорьевич? — несколько визгливо выкрикнул Алешин.

Полехин улыбнулся на вопрос Алешина, с легким прищуром посмотрел на него и ответил:

— Есть у меня знакомые водители из ваших, приходится с ними иногда разговаривать. Между прочим, они подали мысль о том, чтобы в нашем цехе моторном ремонтировать ваши двигатели.

— Нет, это будет накладно нам, — сразу возразил Алешин, — вот если бы помогли нам оснастить наш новый цех.

— Этот вопрос требует отдельного разговора, а сейчас у нас другая тема, — сказал Полехин и повернул разговор в нужном направлении. — Наш опыт партийной работы нарождается в других условиях, чем в АТП, нашему заводу до народного предприятия нынче так же далеко, как теперь нам до социализма. Капитализм в стране набрал силу, овладел всеми базовыми отраслями экономики, финансовыми источниками, командует Кремлем, Белым домом, манипулирует сознанием большинства людей в своих интересах, предал национальную независимость мировому капиталу, на который рассчитывает опереться в нужный момент в подавлении своего народа…

— Уже и форму нашли — натовские миротворцы, — вставил своим басом горновой.

— Да, у них это не заржавеет, — прозвучал звонкий голос в поддержку.

— Так что на пути нашей, народной, борьбы наш капитализм в первую очередь воздвиг крепкую и высокую стену, — продолжил Полехин. — Но нам все равно надо бороться с капиталом, иначе он нас, а потом и наших детей и внуков сожрет с потрохами. На крупных предприятиях, таких, как наш завод, борьбу вести и легче и труднее. Легче потому, что есть возможность в большой массе замешаться от глаз начальства, от нюха хозяина, а с другой стороны, и хозяева боятся большой массы рабочих. А труднее потому, что на большом предприятии хозяевам легче вести наступление на права рабочих. Здесь всегда есть резерв рабочих кадров и, стало быть, есть возможность без потерь выгнать неугодного человека, найти и подкупить осведомителя, штрейкбрехера, в основном из числа выпивох, что держит рабочих в страхе перед угрозой потерять работу, в рабской послушности в силу зависимости, заставляет остерегаться тех, против кого настроена администрация, то есть против коммунистов, шарахаться в сторону от наших призывов и разъяснений. Таким образом демократы изнутри, а либералы-администраторы сверху отсекают основную массу рабочих от коммунистов. Подлую роль играют у нас на заводе руководители профкома, которых подмяла под себя дирекция. Но рабочие завода знают, что в городе, то есть на другой стороне ворот все же существует заводская парторганизация, состоящая из рабочих, как сохранившаяся часть бывшей заводской организации, значит, не искусственно она народилась, а по какому-то закону, по закону пролетарского существования. От этого чувства рабочим никуда не уйти. Нам удалось восстановить популярность нашей парторганизации, создать ей определенный авторитет. К сожалению, от бывшей заводской организации сохранилась официально лишь небольшая часть, но, как говорится, нас мало, но мы в тельняшках, это стойкие, убежденные коммунисты, уверенные в том, что явление коммунистов есть предназначение истории человечества. Почти все наши коммунисты пока работают на заводе, в том числе и я, и положение мое в этом отношении, я считаю, прочное. Генеральный меня терпит как ведущего специалиста в моторостроении, единственное производство, которое дает заводу кислород. Наш авторитет и доверие к нам держатся и укрепляются, или будем говорить так: восстанавливаются благодаря нашим практическим делам. На заводе сейчас парторганизации нет, как организации, контролирующей и ответственной за производство, за социальное обеспечение рабочих. Но на заводе есть коммунисты и им сочувствующие и помогающие, которые отслеживают деятельность дирекции, разоблачают ее антирабочие действия и поднимают протест рабочих против таких действий. Начали мы с того, что принудили профсоюзных руководителей при заключении колдоговора включить все пункты в защиту рабочих, потом следим за их выполнением… Потом отстояли от продажи здания пионерских лагерей, добились передачи комплекса профилактория под санаторий федерации профсоюзов, отстояли сохранение шести детских садов, финансирования Дворца культуры, не допустили ликвидации моторного производства. Тут мне лично пришлось поработать, в том числе выбить расчет за выполнение заказав в министерствах. Практические наши дела придают коммунистам авторитет, воскрешают доверие и надежду, к нам обращаются за советом, за поддержкой, а это означает, что наша заворотная парторганизация обрастает рабочей плотью. Сейчас мы взялись отстоять заводскую больницу, думаем, что и здесь мы одержим победу, — Полехин помолчал минуту, опустив голову и глядя в стол. Молчали и другие, и было очевидно, что все понимали, что он еще не закончил свою речь, и все ждали, когда он продолжит говорить.

И Петр ждал от Полехина какого-то важного, значительного завершения его речи и даже волновался за Полехина оттого, что, как показалось, он затягивал свое молчание. Пока Полехин говорил, Петр в какой-то степени гордился им не только как представителем его завода, где возродилась парторганизация, но и тем, как парторганизация заявляет о своей активности.

Помолчав минуту, Полехин поднял голову, улыбнулся вроде, как сам себе, своим мыслям, окинул улыбчивым взглядом сидевших товарищей и заговорил снова:

— Мы, парторганизация, проверили и себя, и возможность нашего влияния на рабочих в смысле объединения вокруг нас. А дело было такое. Наши хозяева так называемого акционерного общества так распоясались, что, не спрашивая никого, стали вывозить из цехов оборудование — станки и другое — за ворота завода. Открытый наглый грабеж вызвал ропот по всему заводу. Мы решили такой бандитизм пресечь. Предварительно я побывал у начальника райотдела милиции и у прокурора, проинформировал их и попросил у них поддержки. Они охотно вызвались помочь коллективу, прислали следователя, выделили нам в помощь несколько работников милиции для участия в наших постах из числа рабочих, которых мы поставили на проходных, и таким образом предотвратили разграбление завода. Выходит, что рабочие как бы ударили начальство по рукам. Наша общая победа стала событием, которое среди рабочих получило серьезный резонанс, повлияло на их сознание в том смысле, что можно противостоять самоуправству дирекции, если встать по-боевому и сплоченно всей силой коллектива. А следом вот должны провести серьезную акцию вокруг больницы, не допустить ее закрытия и продажи зданий и сооружений, в чем призываем вас оказать нам помощь — привести людей на митинг. Если он нам удастся, то все поймут, в чем состоит наша сила. А сила уже сама по себе выбирает направление действия, вот тогда, может и мы учредим народное предприятие по вашему примеру, товарищ Алешин, — и широкая улыбка светло озарила его полное круглое лицо, согнав тень усталости. Он шумно вздохнул и продолжил тихим голосом: — А пока нам предстоит нелегкое накопление сил парторганизации. Но мы отбираем только тех, кто приходит к нам сам в силу своего самостоятельного убеждения и уверенности в крепости своего духа. Перед нами укором стоит идейно-моральный позор нашей бывшей большой организации, и мы не можем из этого позора не извлечь урока… А рабочий класс, он что ж? Он всегда несет в себе свое классовое ядро, надо только уметь поджечь его…