Аромат грязного белья (сборник) - Михаил Армалинский

Сартрово отвращение моногамией не являлось новинкой для мужчины – новым было лишь то, что он открыто оповестил об этом свою партнёршу, полагая, что эта не убежит, как сделало бы большинство женщин, а примет его условия и желания благодаря своему недюжинному уму. Получалась весьма удобная ситуация, во всяком случае, для Сартра: он имеет постоянную любовницу, которая не возражает против его прочих женщин, а в награду и в утешение он предлагает ей то же разнообразие.

Сартр понимал, что от ревности лучше всего избавляться, имея многочисленных женщин. И то же самое понимала Бовуар, бросаясь на очередного любовника, когда Сартр был занят с другой женщиной. Ревность вступала в полную силу только тогда, когда такого любовника рядом не оказывалось.

Все подружки Бовуар только и мечтали, чтобы выйти замуж. И она сама в позднем детстве жаждала выйти замуж за своего кузена. Бовуар была ошеломлена, когда узнала, что этот кузен общается с ярко накрашенной девицей из бара, и даже в 21 год она была шокирована, когда узнала, что приятель Сартра Низан живёт в открытом браке.

Короче, вся эта свободная ебля была для Сартра нормальным делом, а для Бовуар – настоящим испытанием, и её следует хвалить вдвойне, что она его выдержала. Сартр мог потерять де Бовуар, но у неё в то время не было выбора, а потому она подчинилась своему первому любовнику. Именно Бовуар сделала огромный для женщины её времени рывок в самоосознании, против чего ополчилось всё общество укоряющих нравов (приличная женщина должна была быть замужем и рожать детей, а не жить одной и менять любовников).

Так что сам Сартр, пошедший ва-банк, был удивлён своему выигрышу – тому, что Бовуар приняла его условия. А принять их ей позволил её интеллект и похоть. Простая баба запаниковала бы, устроила истерику и убежала б. А эта стала анализировать, синтезировать и сдержалась. Все предыдущие немногочисленные женщины, которым Сартр предлагал свободу ебли в обмен на свою, так или иначе исчезали, а тут Бовуар взяла и согласилась, что его не только озадачило, но даже и ввергло в меланхолию – по-видимому, Сартр испугался сам, справится ли он не со своей, а с чужой свободой.

Сартр сам чуть было не смалодушничал в юности и готов был жениться, но судьба хранила его от этого социального института. В двадцать один он сделал предложение девушке и готовился к свадьбе, но когда он провалил «госэкзамен», то консервативная семья девушки расторгла помолвку.

Однако, будучи ещё женихом, Сартр имел связь с известной куртизанкой Jollivet, старше его на три года. Она мечтала стать писательницей. Сартр дал ей список литературы для самообразования, вдохновлял и учил прямо как русский народоволец, спасающий проститутку, но, в отличие от русского варианта, он не отговаривал Jollivet от ебли, а склонял к ней. Сартр даже пригласил её на бал в Ecole Normale, где он учился, а она подарила ему настольную лампу, где абажур был сделан из её фиолетовых кружевных трусиков.

Впоследствии Бовуар мучилась ревностью к Jollivet, которую Сартр продолжал выводить в интеллектуальные люди. Та снималась в кино, писала тексты, соблазнила знаменитого женатого театрального режиссёра, который в итоге взял её на содержание, и именно её, Jollivet, Сартр ставил в пример Бовуар, когда замечал, что та недостаточно активна в своей писательской деятельности.

Сам же Сартр был весьма подвержен ревности, с которой он отчаянно боролся, веря, что подверженность ей зависит от способности индивидуума контролировать свои чувства. Тем не менее на протяжении всей жизни Сартр так и не избавился от ревности полностью. Он имел глупость требовать у Jollivet, чтобы она прекратила спать с другими мужчинами. Куртизаночка огрела его очевидной логикой, задав такие вопросы:

– Ты что, владеешь мной? Неужели ты думаешь, что я должна сидеть и ждать, пока ты соизволишь появиться на часик-другой когда тебе вздумается? А ты готов бросить ради меня свои занятия в колледже?

Ну и тому подобное, весьма здравое.

Сартр признал её правоту, сделал глубокомысленный вывод, что ревность – это жажда владеть, и потому решил никогда не быть больше ревнивым. Так, во всяком случае, Сартр поведал в одном из интервью.

Заодно с ревностью Сартр ополчался и на грусть-тоску.

Грусть идёт рука об руку с ленью, —

писал Сартр той же Jollivet, когда она имела неосторожность пожаловаться на это состояние. Так что Сартр снарядился не позволять себе расслабляющих эмоций.

Сартр мечтал стать великим писателем, и для этого ему надо было в жизни испытать всё. Идея нудной работы, семьи, приобретения всевозможной собственности приводили его в ужас.

Бовуар под влиянием Сартра тоже стала относиться к идее брака с подозрительностью, которая неизбежно возникает, когда честен по отношению к себе, к своим чувствам и не боишься их называть своими именами. Брак являет собой феномен «окончательного выбора», который явно не вписывается в истинное положение вещей. Бовуар писала:

Для меня выбор никогда не является окончательным, мы всегда находимся в состоянии выбора… Ужас окончательного выбора состоит в том, что ты связываешь с ним не только себя сегодняшнего, но и завтрашнего, а это делает брак аморальным в своей основе.

(По сути дела, любая клятва, основанная на сегодняшних чувствах и убеждениях, но которая претендует на всю жизнь, является аморальной, ибо будет противоречить неизбежно меняющимся чувствам и убеждениям, если ты человек интеллектуальный. Пожизненные клятвы годны лишь для тупарей, которые упёрты в одно и зацементированы в своих убеждениях с юного возраста.)

Бовуар понимала, что обрекает себя на одиночество в мире, который предъявляет к женщинам иные требования, чем к мужчинам (что вполне естественно, ибо нельзя предъявлять одинаковые требования к совершенно разным существам): женщины должны были быть девственными до выхода замуж, они не могли учиться в лучших учебных заведениях, курить и пить им не разрешалось, даже появление в баре было попранием общественных норм. Бовуар понимала, что никогда при её уме и свободолюбии никто не сможет её знать и любить вполне, что она может рассчитывать только на себя.

Различность требований к поведению мужчин и женщин естественна, но ошибка в том, что право формулировать эти требования как для себя, так и для женщин, присвоили себе мужчины. Однако теперь женщины могут сами формулировать нравственные требования для себя и для мужчин, разумеется, отличные от тех, что состряпали ранее мужчины.

Бовуар поначалу не могла решиться на других любовников – действовала инерция предрассудков. Но чуть она попробовала одного, как нравственные преграды бесследно исчезли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});